". И я решил: "К черту «Обезьяний завтрак», потому что все, что он сделает, это набьет чьи-то карманы". Я почувствовал, что отдавал свою жизнь искусству, а оно предало меня».
У каждого героя комиксов есть своя история происхождения. Так и тот трагический день положил начало пути мягкого Джерарда Уэя к созданию группы My Chemical Romance. Главный герой отложил карандаши и начал воплощать свои замысловатые выдуманные миры в жизнь с помощью своей Fender Strat[171]. Он не был столь же одарен музыкально, как художественно, но приложил все усилия, чтобы воплотить свои таланты в разных жанрах. Его первая попытка написать песню – простенькую «Skylines and Turnstiles» – передала эмоциональный удар ниже пояса от событий обычного вторника 11 сентября, перевернутого с ног на голову террористическими атаками. Песня также заложила основу для того, что, по его замыслу, должна была представлять его группа: превратить коллективный страх и тревогу в послание о позитиве, надежде и силе, которые вдохновят любого, кто его услышит. «И если миру нужно что-то лучшее, – пел он, – давайте дадим ему еще один повод сейчас, сейчас, сейчас!»
Чтобы помочь воплотить в жизнь свое видение, он начал набирать музыкантов. Его брат Майки не умел играть на басу, но клялся, что может научиться играть на лету, и этого было достаточно. Хотя изначально Джерард мечтал петь и играть на гитаре, он отказался от этой идеи, когда понял, что ему не хватает координации, чтобы делать и то, и другое одновременно. Он пригласил лучшего гитариста-шреддера[172], которого знал, Рэя Торо, местного виртуоза, воспитанного на Metallica и Megadeth. Уэй сыграл для Торо «Skylines», и у того сразу же появились идеи по техническому усовершенствованию черновой основы песни. Гитарист вставлял то тут, то там резкие мелодии и не успев опомниться, стал ходить на еженедельные репетиции.
«Рэй был занудным парнем, который вел себя очень неоднозначно, – говорит Сааведра. – Мы не могли понять, панк он или металлист. У него была дурацкая стрижка, большие очки в форме бутылок из-под кока-колы, а говорил он голосом Микки Мауса. Но Рэй был просто невероятным гитаристом, а я понятия об этом не имел, потому что он играл в ужасных группах».
Одна из упомянутых ужасных групп называлась Rodneys, место барабанщика в ней занимал Мэтт Пелисье, механик, которого все звали Оттер. «Он был неряшлив и, похоже, не отличался дисциплиной, – говорит Рикли. – По-моему, быть супердисциплинированным – важная часть работы барабанщика». Но недостаток мастерства Пелисье восполнял тем, что у него был чердак, где они могли репетировать вчетвером, поэтому он был принят.
Сааведра стал свидетелем того, как на репетициях зарождающаяся группа воплощала свои ранние идеи в песни, и ему сразу понравилось то, что он услышал. Это был удивительно притягательный микс панка, металла, эмо и брит-попа. Он сказал им, что, когда они будут готовы записать материал, его будут очень рады выпустить на Eyeball, становившемся все более эклектичным.
My Chemical Romance быстро совершенствовались, и чем больше Сааведра и Рикли их слушали, тем больше они чувствовали себя глупцами из-за того, что сомневались в этих странных братьях, тусовавшихся в Eyeball House. Рикли согласился продюсировать их альбом в перерывах между турами Thursday. Он никогда не выступал в качестве продюсера, но в этой группе явно было что-то уникальное, из-за чего стоило связать с ней свое имя. Больше всего Рикли ценил то, что в их музыке, несмотря на мрачность, чувствовалось самосознание. В то время, когда вся сцена была сосредоточена на правильном покрое джинсов и идеальном цвете кроссовок New Balance, My Chemical Romance не пытались быть крутыми, жесткими или стильными; они потакали своим собственным странным интересам.
«Они были ироничными, как никто на панк-сцене, где все было очень искренне. Они играли мрачную музыку, которая, тем не менее, была какой-то игривой. Это я и велел им развивать, – говорит Рикли. – Я сказал Джерарду: "Ты автор комиксов. Пиши о себе. Представь, что ты – супергеройская версия себя". Думаю, для ребят было важно, что кто-то поддержал их. И они просто этим воспользовались».
Сара Левитинн сидела на пассажирском сиденье мчавшейся по Палисейдс-паркуэй Тойота Камри своей матери и лихорадочно листала книгу «Все о музыкальном бизнесе», как будто готовилась к тесту. Двадцатиоднолетняя девушка вызвалась устраивать концерты My Chemical Romance, и пока мама везла ее на сессию звукозаписи группы в Nada Recording Studio в северной части Нью-Йорка, до нее дошло, что она вляпалась по самые уши.
Знакомство Левитинн с группой началось тремя годами ранее, на America Online[173], где она под ником Ultragrrrl подружилась с другими музыкальными фанатами. Однажды она искала в каталоге участников Blur, Oasis, Radiohead и Placebo и обнаружила профиль пользователя с ником MikeyRaygun. Аккаунт принадлежал семнадцатилетнему Майки Уэю, который рассказал ей, что днем работает в супермаркете, собирая тележки для покупок, а ночью спит на диване у родителей. Они начали обмениваться музыкальными рекомендациями и флиртовать в сообщениях, и Сара нашла его умным и веселым. После нескольких месяцев переписки она предложила, наконец, встретиться.
«Ни один из нас не знал, как выглядят другой, – вспоминает Левитинн. – Кажется, он упоминал, что люди говорили ему о его сходстве с Леонардо Ди Каприо. Он прислал мне размытое фото половины своего лица, и это все, что у меня было. Впервые я встретила его в кафе Starbucks рядом со станцией метро "Четвертая Западная улица" в Вест-Виллидж. Но человек, который был разговорчив в переписке и в чате, совершенно отличался от человека, с которым я общалась лично. Он был до боли застенчивым».
Но несмотря на его робость, Левитинн могла сказать, что у Уэя были амбиции. «Помню, как мы с Майки ходили в Hot Topic, Virgin Megastore и другие подобные заведения, и он говорил: "Однажды я попаду в эти журналы, на обложки и на ланч-боксы". Он представлял себе это с того момента, как я с ним познакомилась», – говорит она.
У них был подростковый роман, продлившийся несколько месяцев. Уэй добирался до Манхэттена на скором поезде, а Левитинн ездила на автобусе из Тенафли, где жила с родителями. «Мы целовались на каждом углу Нью-Йорка», – говорит она. Долгие поцелуи были для Левитинн способом отвлечься от того, что парнем, с которым она действительно хотела поговорить, был общительный MikeyRaygun из сети. «Кроме того, – добавляет она, – он классно целовался».
Как только Левитинн окончательно смирилась с тем, что в реальности никогда не получит обаятельную онлайн-версию Уэя, она прекратила их короткий роман, но твердо решила, что они останутся друзьями. Следующие пару лет она почти ничего не слышала о нем, так как начала пробивать себе дорогу в музыкальной индустрии. Но однажды осенним вечером 2001 года, она сидела у себя в спальне, и на экране ее компьютера появилось сообщение от MikeyRaygun.
«Он связался со мной и сказал: "Мы с братом создаем группу. Тебе это не понравится, это не твое, но я очень волнуюсь"», – вспоминает Сара. Левитинн приготовилась услышать песни, похожие на ту музыку, которую, как она знала, любил Уэй – «квазинаучно-фантастическую, футуристическую ерунду в стиле брит-поп», как она ее описывает. Но когда он прислал ей два mp3, «Skylines and Turnstiles» и «Cubicles», ни один из них не прозвучал так, как она ожидала. «Он был прав, это не то, что я бы стала слушать, но было чертовски здорово. Это было что-то интуитивное, я даже не смогла это понять. Просто столько энергии, столько волнения, столько вдумчивости – это сразу же захватило меня».
Уэй похвастался, что они работают над альбомом, продюсером которого они убедили стать Джеффа Рикли. «Я знала, кто такой Джефф, потому что все, кто работал в музыкальной индустрии, знали, кем на тот момент были Thursday. Они были готовы стать новыми Nirvana», – говорит Левитинн. Она умоляла Уэя позволить ей руководить группой и, обсудив это с остальными ребятами, он согласился. У нее не было реального управленческого опыта, но она говорила так: «Я просто знала, что смогу отлично с этим справиться, черт возьми». Кроме того, она согласилась работать бесплатно.
My Chemical Romance получили приглашение на свое первое выступление в октябре 2001 года в Elks lodge в Юинге, на разогреве у дерзкой хардкор-группы Pencey Prep, возглавляемой их другом Фрэнком Айеро, и у группы его двоюродного брата Mild 75. Участники My Chem так нервничали перед своим первым публичным выступлением, что заранее выпили ящик пива, чтобы успокоить нервы. Опьянев и осмелев, ребята оценили взглядом аудиторию примерно из сорока человек и заиграли «Skylines and Turnstiles». Быстро сыграв ее, они оглядели публику и поняли, что, в общем-то, понравились людям. На самом деле, зрители их полюбили.
«Зал был как будто наэлектризован, – вспоминает Айеро. – Я помню, как стоял на стуле у прилавка с сувенирами в глубине зала и смотрел, как они играют. Все они были пьяны, но все равно это было потрясающе. Казалось, что в любой момент все может сорваться, но каким-то образом они держались вместе. Они играли, наверное, минут двадцать. Там была кавер-версия Smiths – "Jack the Ripper". Если бы они сыграли восемь песен, это было бы уже много. Но помню, что я подумал: "Ни хрена себе, в них есть что-то особенное". И все это понимали. Все это понимали».
В то время как большая часть группы стояла, не двигаясь с места, и послушно исполняла свои песни, Джерард Уэй уже работал в зале, как фронтмен-ветеран, отбросив свою застенчивость, как только взял в руки микрофон. Сцены не было, поэтому он расхаживал взад-вперед, стараясь занять как можно больше места на полу. На создание собственного образа его вдохновили кумиры: болезненная эмоциональность Джеффа Рикли, грандиозность оперного металла Брюса Дикинсона из Iron Maiden, напыщенная развязность Моррисси и, как у любого хорошего продукта из Нью-Джерси, зловещая мрачность Гленна Данцига из Misfits.