«У многих из этих групп был имидж, независимо от того, стремились они его создать или нет, – продолжает он. – Я всегда смотрел на нас как на группу без имиджа, которым заинтересовался бы крупный лейбл. У нас не было фишки. Мы не были созданы для телевидения».
Летом 2003 года, через несколько месяцев после выхода Revolutions Per Minute Rise Against впервые узнали, что кто-то на крупном лейбле слышал о них. Группа вернулась домой из европейского тура с товарищами по лейблу Lawrence Arms, Mad Caddies и Flipsides, и на автоответчике Принсипи ждало сообщение.
«Я все еще жил с мамой, но у меня был отдельный номер телефона, – вспоминает он. – Это было сообщение от Рона Хэндлера из DreamWorks. Он такой: "Привет, я хочу поговорить с вами, ребята, о возможном переходе к нам в DreamWorks". Мы никогда не стремились к этому. Мы даже не думали об этом. Я подумал, что надо мной подшучивает кто-то из моих друзей».
Принсипи перезвонил по номеру, полностью уверенный, что это розыгрыш, но, к его удивлению, на другом конце провода действительно оказался представитель A&R из DreamWorks. Хэндлер не настаивал и просто сказал Принсипи, что он слушал Revolutions Per Minute и был большим фанатом их звучания.
«Я постоянно слушал этот альбом. Он мне просто понравился, – говорит Хэндлер. – Конечно, в нем была мощь группы и их игры, но тексты песен были более радикально политическими, чем у остальных. В глубине души я знал, что Rise Against станут популярны. Я в этом не сомневался».
После этого группа стала слышать от своей импресарио в Лос-Анджелесе, Корри Кристофер Мартин, что о них узнал не только Хэндлер. «Она была первой, кто пришел к нам и сказал: "Эй, о вас говорят в Лос-Анджелесе"», – вспоминает Макилрот.
«Я работала с Yellowcard, и когда они пришли на Capitol Records, все ребята из A&R спросили: "Что дальше?" Я предложила им заценить эту группу, Rise Against, – вспоминает Кристофер Мартин. – Они не привлекали особого внимания. Это была андеграундная группа с маленького панк-лейбла. Я организовала концерт в Troubadour, чтобы дать лейблам возможность познакомиться с группой. В Troubadour нет заграждения, там низкая сцена. Это было идеальное место для того, чтобы увидеть Rise Against. Все фанаты подпевали каждому слову, и было ясно, что они являются частью сообщества и им есть что сказать. Энергия была очень мощной. Это было неоспоримо».
Выступление в Troubadour было достаточно впечатляющим, чтобы устроить группе несколько встреч. «Мы встретились с несколькими лейблами – DreamWorks, а потом с Island Def Jam, которые подписали контракты с Thrice и Thursday. Кажется, мы встречались с Capitol, Hollywood Records и, возможно, еще много с кем, кого я не помню, – говорит Макилрот. – При этом у нас по-прежнему не было менеджера, и Джо был единственным, у кого был мобильный телефон. Среди нас наиболее похожей на менеджера была Корри. Мы просто растерялись, черт возьми. Я даже не знал, какие вопросы следует задавать крупному лейблу».
Участникам Rise Against, возможно, не хватало деловой хватки, чтобы обсуждать финансовые вопросы с представителями лейблов, но, будучи ярыми фанатами панка, прежде всего они стремились к одному – к контролю творчества. «Страх перед крупным лейблом состоит в том, что к вам придет какой-нибудь ловкий парень из A&R, мистер Голливуд, который захочет сделать из вас пошловатую рок-группу. Мы никому не позволили бы так поступить с нами», – говорит Барнс.
«Поскольку я сам был помешан на музыке, читал обличительную речь Стива Альбини в адрес крупных лейблов и вырос на MRR[200], был фанатом Jawbreaker и наблюдал, как со всеми этими группами подписывали контракты в девяностых, я был настроен скептически, как и подобает любому панк-рокеру», – говорит Макилрот.
Самым удивительным выводом из этих встреч стало то, что представители A&R оказались не такими скользкими бизнесменами, какими их представляла панк-сцена. Собственно, многие из них сами пришли с панк-сцены. «Мы встретились с Питом Гибергой, который в то время работал в Sony, – говорит Принсипи. – Он пришел из мира хардкора Нью-Йорка и дружил с Sick of It All и Gorilla Biscuits. Это обнадеживало. Я подумал: "О, ни хрена себе, эти люди из нашей тусовки тоже принадлежат к миру мейнстрима?" Я всегда думал, что это просто чуваки в костюмах».
«Казалось, что мы уже пережили ту эпоху, когда крупные лейблы уничтожают твою группу. Я думал, что мы все усвоили уроки, – говорит Макилрот. – Эти люди из A&R были фанатами Jawbreaker. Они их понимали. Они были ненамного старше меня и подростками ходили на те же концерты».
Поначалу Rise Against не были уверены в том, что более крупный лейбл может предложить что-то такое, чего не предложит Fat Wreck Chords, но как только они узнали о преимуществах международной дистрибуции и потенциале охвата аудитории по всему миру, это заинтриговало их еще больше. Они не были настолько наивны, чтобы думать, что добьются успеха в одночасье, но крупные лейблы явно обладали большей способностью обеспечивать сбыт, чем их инди-лейбл. Поскольку они не хотели заниматься скучными подработками до конца своих дней, это казалось им более разумным путем.
Из многих представителей лейблов, с которыми группа встречалась тем летом, наиболее тесную связь они ощутили с Роном Хэндлером, особенно встретившись с ним после своей остановки в Кливленде в рамках Warped Tour. «Я пошел посмотреть на них и на группу Coheed and Cambria, – вспоминает Хэндлер. – Coheed выступали на сцене рядом с Rise Against, и все поклонники поддерживали их до самого конца. Rise Against собрали всего пару сотен человек, но они играли так, словно были на стадионе».
Помимо того, что Хэндлер связался с ними первым, лейбл недавно подписал контракты и с другими группами из круга Rise Against. Первый альбом Jimmy Eat World после Capitol Records, Bleed American, только что стал платиновым на DreamWorks. Лейбл также недавно убедил ряд похожих независимых групп совершить переход, в том числе AFI, Saves the Day и Sparta, проект Джима Уорда после At the Drive-In.
Лейбл, одним из основателей которого был режиссер Стивен Спилберг, казался гостеприимным и крепким домом для молодых рок-групп. «Когда Sparta подписала контракт с DreamWorks, они сказали нам: "У нас больше денег, чем у Бога", – вспоминает Уорд. – Это их настоящая цитата».
Когда Rise Against сообщили Хэндлеру, что они готовы рискнуть и пойти на DreamWorks, их тут же пронзил острый укол панк-вины при мысли о том, что им придется сообщить эту новость Fat Wreck Chords. Но, к их большому удивлению, когда они завели об этом речь с Беркеттом, он посоветовал им пойти и посмотреть, чего они стоят.
«Майк сказал: "Давайте, подписывайте. Я хочу для вас самого лучшего, ребята", – вспоминает Принсипи. – Он добавил: "Для меня это беспроигрышный вариант, потому что если вы прославитесь, ваши альбомы, выпущенные на Fat, будут продаваться, а если вас выгонят, вы сможете вернуться на Fat"».
«Я ни на кого не обижаюсь, – говорит Беркетт. – Я по-прежнему дружу со всеми группами, которые ушли с Fat Wreck Chords. Многие из них ушли и вернулись. Вот почему я заключаю контракты на один альбом. Ты хочешь пойти куда-нибудь еще? Иди. А мы всегда рады твоему возвращению».
И в глубине души Rise Against предполагали, что произойдет именно это. Они считали, что ставят на миллион к одному и в конце концов вернутся к своим панк-корням. «Шансы на успех были довольно малы, – говорит Макилрот. – Мы думали, что нас наверняка бросят, и надеялись, что наш мир примет нас обратно. Думали, что вернемся к Фэт Майку, зализывая раны, и надеялись после этого продолжить карьеру».
Тим Макилрот провел беспокойную ночь в Лос-Анджелесе. Он и Принсипи остановились в одном номере в отеле недалеко от офиса DreamWorks Records в Беверли-Хиллз, где они и остальные участники группы должны были в 10 утра поставить свои подписи под контрактом на пять альбомов. Двадцатипятилетний фронтмен метался в постели, его мозг лихорадочно работал. Возможно, группа совершала большую ошибку. Возможно, они собирались подписать себе смертный приговор. Он представлял, как его с трудом завоеванные фанаты отвернутся от него и Rise Against, и повторится та же история с крупными лейблами, что и у Jawbreaker, Jawbox и у многих панк-групп до них.
Сразу после 8 утра, когда он то засыпал, то просыпался снова, зазвонил телефон. Это была его подружка Эрин, она звонила из кабинета врача в Чикаго с новостями: она была беременна. Пара этого не планировала, и новость ошеломила его. Когда он наконец смог подобрать слова, то сказал Эрин, что любит ее и что все будет хорошо, а затем повесил трубку.
Сонный Принсипи перевернулся на другой бок, чтобы посмотреть, в чем дело. «Джо спросил: "Что это было?" – вспоминает Макилрот. – Я такой: "Что? Ничего. Э-э-э, Эрин пришлось пойти к врачу. Я не знаю. Спи"». Макилрот снова лег в постель и уставился в потолок. Он уже не просто беспокоился; теперь он, по его словам, «был напуган до смерти». Когда он встал, принял душ и направился в офис DreamWorks, в его голове проносились новые тревожные мысли о том, как растить ребенка на зарплату музыканта.
Когда группа прибыла на DreamWorks, голова Макилрота была занята другим. Он отрешенно смотрел своими разноцветными глазами, пока сотрудники водили парней по офису и рассказывали им последние новости о главной драме дня: одна из их самых известных артисток, Нелли Фуртадо, только что сообщила лейблу, что беременна, и ей придется отменить множество предстоящих концертов. Макилрот внезапно был возвращен на землю ударом локтя в бок.
«Я слушал вполуха, потому что был в шоке, – вспоминает он, – но кто-то повернулся ко мне и пошутил: "Так что да, Тим, смотри не забеременей!" А я такой: "Что? Что ты сказал? Кто это сказал? Кто тебе сказал?"»
Предложение от DreamWorks, принятое Rise Against, было не на уровне Нелли Фуртадо. Оно было даже не таким большим, как у некоторых из их рок-товарищей, например, у Jimmy Eat World за их невероятно популярный альбом