Я также уверен, что из-за характера твоей музыки это общение, вероятно, было в значительной степени личным.
Да, ты прав. И я не против их выслушать. Я знаю, что многие говорят, что из-за этого они чувствуют себя некомфортно. Я нормально отношусь к общению с людьми. То, что люди рассказывают мне о своих чувствах к моей музыке, даже если у них на это есть сложные причины, я тоже воспринимаю нормально. Но как раз был период в полтора или два года, когда я просто не мог жить без странного чувства по этому поводу. Не то чтобы я, как Гвен Стефани, возвращаясь домой с гастролей, не мог пройти по улице. Но это было характерно для гастролей. Стесняюсь об этом говорить. Никогда не относился к этому нормально.
Я предполагаю, что, учитывая, как быстро ты рос, люди с крупных лейблов интересовались тобой. Я прав?
Прав. Это были все те люди, о которых ты думаешь – Interscope, Atlantic, MCA, Geffen, DreamWorks, Warner Bros., Sony. Можно продолжать и дальше. Почти все звонили, чтобы пообедать или поужинать.
И какое чувство вызывали эти встречи?
Я с подозрением отношусь к подобным вещам. Я исходил из предположения, что если не станешь Green Day, станешь Jawbreaker – две лучшие группы, на мой взгляд. Если бы Jawbreaker, и Jawbox, и множество других не смогли пробиться на крупный лейбл – казалось бы, что это губит. Но я не думаю, что это так [сейчас]. Лучше бы я тогда испытывал чуть меньше мандража. Возможно, я бы больше рисковал в своей карьере, но тогда и ко мне, вероятно, относились бы так же плохо, как к некоторым. Но я вырос в мире, где [крупные компании] не хотят тебе помогать, они просто хотят тебя обобрать.
Большая поддержка крупных лейблов, наверное, сводится к тому, насколько хорошо выходит или не выходит первый сингл. Но на Vagrant, похоже, больше семейная атмосфера, которая поддержала бы тебя, несмотря ни на что.
Моя точка зрения по поводу Vagrant такая – это был успех, а потом еще больший успех, и еще больший успех. И все это благодаря напряженной работе их команды. Когда появилась возможность выпустить сингл на радио, они восприняли это как выигрыш в лотерею. Они все равно собирались работать над альбомом в целом, независимо от того, получим мы [радиотрансляцию] или нет. И если бы мы ее получили, они чувствовали, что не смогут слишком на нее полагаться, потому что мы не могли рассчитывать еще на что-то, в то время как этого ожидают везде.
Когда ты стал самым продаваемым исполнителем на Vagrant, это как-то изменило динамику? Была ли какая-то ревность по отношению к тебе?
О, возможно. Я действительно чувствовал себя немного обособленным. Отчасти это было из-за меня. Как это называется – чувство вины нувориша? Но по сравнению с крупными лейблами, я чувствовал, что обо мне заботятся независимо от того, кто и сколько продал альбомов. Я был частью этого мирка, где мы все заботились друг о друге. Возможно, что-то из этого было наивным.
Был момент, когда эмо вошло в мейнстрим, и многие артисты добились успеха, но лишь немногие из этих альбомов на самом деле стали золотыми. Твой второй альбом на Vagrant, A Mark, a Mission…, был одним из немногих, преодолевших отметку в полмиллиона экземпляров. Каково было, с твоей точки зрения, получить золотой диск? Изменилось ли для тебя что-то?
Я так скажу: это было здорово. Это было очень здорово. Я не хочу сказать, что сделал это бескомпромиссно, но я приложил огромные усилия, чтобы не идти на компромисс. Понимаю, что, вероятно, он продавался бы лучше, если бы я пошел на компромисс в некоторых вопросах. Так что, по-моему, иногда мне следовало ни перед чем не останавливаться и жить тем моментом, в котором я находился, а не тем, в котором я боялся оказаться. Твой второй вопрос о том, изменило ли это что-то для меня – это стало, скорее, отражением того, как для меня все менялось. И доказало то, что мы были популярной группой.
Гипотетически: допустим, в то время ты мог бы стать золотым на Vagrant или платиновым на крупном лейбле. Что бы ты выбрал?
В то время, я думаю, я бы выбрал золото на Vagrant. Как там говорят? Танцуй с тем, кто тебя привел. Думаю, через некоторое время Vagrant поняли: этот парень не уйдет. Нам нужно придумать, как поддержать эту историю успеха. Я думаю, они строили планы, а не сидели сложа руки. Они строили себя по образцу Sup Pop и Epitaph, и я верил, что они смогут [стать такими] и, думаю, сделал правильный выбор.
В конце концов, ты заключил контракт с Interscope. Как они вообще появились?
Vagrant были со мной довольно откровенны: «Твой рост сейчас достиг такой точки, когда мы не сможем справиться с этим без посторонней помощи и при этом иметь возможность обслуживать другие группы». О деталях я могу только догадываться, но они хотели, возможно, стать совладельцами Interscope или заняться дистрибуцией. Они говорили мне об этом, поскольку я получал предложения от всех этих лейблов, включая [Interscope]. И я подумал: если бы я мог найти способ попасть на крупный лейбл, но при этом продолжать работать с ними [с Vagrant], я думаю, что смог бы найти способ избежать ловушек.
Это было, когда Interscope возглавлял Джимми Айовин. Как складывались ваши отношения?
На самом деле, наши отношения были прекрасными. Лично я очень привязан к Джимми, имне было приятно работать под его началом. Но я все равно чувствовал себя неуютно в этой системе, как и предполагал.
Что в этом было неуютного?
Ну, мне было совершенно ясно, что радио теперь стало необходимой частью головоломки. И мне также было ясно, что их глава отдела радио не думал, что у меня есть песни для такого формата. Поэтому мне предстояло либо доказать, что они ошибаются, либо доказать, что у нас может получиться успешный альбом и без этой части, и я думаю, что в последнем мы преуспели.
Допустим, ты мог бы вернуться в 2001 год. Dashboard только что подписали контракт с Vagrant. Какой совет ты бы дал молодому Крису Карраббе?
Это отличный вопрос. Я бы сказал… Возможно, не будет никакого вреда, если позволить себе наслаждаться этим.
Однако наслаждаться моментом тоже может быть непросто. Слава – нелегкое бремя.
Так и есть. Но вот мой совет: почаще встречайтесь со своими людьми – вашими близкими людьми – и спрашивайте себя: разве это не здорово?
BRONX
Джоби Форд, гитарист-основатель Bronx, однажды заявил, что его группа нашла менеджера после своего первого концерта, а представители A&R начали следить за ними уже на втором. Шумный панк-саунд и буйные выступления лос-анджелесской группы сразу привлекли к ним внимание лейблов, которые вскоре заинтересовались ими больше, чем участники группы могли себе представить. В итоге именно Island Def Jam убедили их присоединиться к ним. Но к тому времени, когда летом 2006 года вышел Bronx, дебютный альбом группы на крупном лейбле, у Island Def Jam, по словам Форда, был переходный период, и они не приложили особых усилий для его продвижения. Прежде чем расстаться, группа и лейбл выпустили вместе только один альбом. Хотя пребывание Bronx на крупном лейбле было недолгим, группе все же удалось выжать из своего контракта все до последнего доллара и приобрести студию, обеспечив себе возможность заниматься музыкой независимо от того, на каком лейбле она будет выпускаться.
Казалось, что Bronx довольно быстро попали на крупный лейбл. Вы записали один альбом на Ferret, а потом перешли на Island Def Jam. Как это произошло?
Джоби Форд: Мы записали альбом, и Island Def Jam фактически заплатили Ferret, чтобы покрыть расходы на его выпуск, потому что он был уже готов. И они подписали контракт с группой на запись второго альбома. Я никогда не играл в группе, у которой был подписан контракт. Никто из нас этого не делал. Это было безумие.
Группа, где я играл раньше, до того, как основал Bronx, называлась Letdown. В Санта-Монике был клуб под названием Garage. Мой приятель организовал панк-вечер на вторник. А мы играли раз или два в месяц. Мы были настолько плохи, что оказались последней группой во вторник, в 23:30. В клубе два человека, мы начинаем играть, и ко второй песне они уходят. Бармен машет руками и говорит: «Ребята, ребята, ребята. Здесь никого нет. Что, если вы закончите, и все разойдутся по домам пораньше?» [Смеется] И от таких вечеров я перешел к… По-моему, мы получили двенадцать различных предложений от лейблов [для Bronx].
Ух ты. Так с чем же ты это связываешь?
В основном, просто валяли дурака. Мы записали несколько демо – это было на заре использования Интернета для музыки. У нас был знакомый, работавший на звукозаписывающем лейбле, кажется, Jive Records. И мы отправили ему демо из трех песен. Потом он связался с парнем по имени Джонатан Дэниел, руководившим Fall Out Boy и Weezer. В то время, кажется, он был менеджером Гилби Кларка. Он пришел, и ему понравилась группа. Он сказал: «Давайте пригласим вас в студию с Гилби Кларком». Я такой: «Что?!» Все это произошло в течение недели. И вот, совершенно неожиданно, мы заключили сделку, и именно Дэниел нас раскрутил. Мы выступали в Troubadour на разогреве у группы Dragons, которые в конце концов уволили своего гитариста, и он в итоге присоединился к Bronx. Итак, [Дэниел] собрал всех этих парней из A&R в одном месте, мы провели хороший концерт, и именно так он добивался подписания контрактов с группами.
Но раньше мы валяли дурака. Мы получали все эти письма и никогда ничего не воспринимали всерьез. Получали электронные письма от лейблов и отвечали на них азбукой Морзе. Просто валяли дурака. В те дни мы получили очень много бесплатных альбомов, и это все, что нас волновало. «Если мы собираемся встретиться с вами, нам нужен бокс-сет Who». И они отправляли его вам!
Ты сохранил их или продал?
Я сохранил их.
Просто я разговаривал с очень многими людьми, которые говорили, что ходили в здание Capitol Records, а потом продавали бокс-сеты в Amoeba