В последующие десятилетия семья Контад жила в этом поместье. Они не уехали в эмиграцию во время революции, и замок никогда не разлучался со своими хозяевами.
В 1836 году в Монжоффруа праздновали свадьбу – был создан один из блистательных альянсов, которые были не в новинку для семейства Контадов. Двадцатилетний наследник Анри женился на своей кузине – Софи де Кастеллан, которой не было еще и шестнадцати, но при этом она была девушкой исключительных достоинств: как внешне, так и внутренне. Обладавшей к тому же вполне сформировавшимся характером, несмотря на столь очевидную юность. Послушаем, что по этому поводу говорит Фредерик Сулье: «От своего отца, генерала и графа де Кастеллана, обладавшего фантастическим темпераментом и военным фанатизмом, ставшим легендой, она унаследовала твердый, решительный, немного грубый и весьма своеобразный характер, похожий на мужской… Создавалось впечатление, что шпага никогда не изменяла ей, находясь в ее руке. А мать наградила ее тонким и просвещенным умом…»
Свадьба была очень пышная! Иллюминации, балы и представления следовали одно за другим в таком ритме и с таким блеском, что казалось, будто маркиза стала королевой Анжу.
Торжества удались на славу… чего нельзя сказать о самом браке. Несмотря на свое имя, богатство и отличное здоровье, скромный Анри де Контад имел немало странностей. Не он ли, бывало, насвистывал какой-нибудь мотивчик в салонах? Более того, он обожал бить тарелки. Похоже, наблюдать за тем, как тончайший фарфор превращается в мельчайшие осколки, доставляло ему некую интимную радость. За столом он с удовольствием периодически разбивал свою тарелку локтем, а однажды, купив на рынке несколько дюжин тарелок, он усыпал их останками всю обратную дорогу в замок.
Возможно, эта странность вызовет у кого-нибудь улыбку или покажется всего лишь ребячеством, но все же это, скорее, является признаком очевидного слабоумия. Как бы то ни было, вокруг молодой четы стали множиться сплетни, что якобы «безмятежность союза была не столь продолжительной, не столь полной, как на то надеялись родственники, и что дождевые облака омрачили зарю Гименея… хотя, кто знает, существовала ли она вообще когда-нибудь». Действительно, мадам де Контад никогда не скрывала того факта, что ее муж не был для нее мужем в полном смысле этого слова. И расположение их покоев в замке только подтверждало этот факт. Маркиз жил на втором этаже, в то время как маркиза – на первом. И все видели, как она садилась на коня прямо со ступенек крыльца.
Прекрасная амазонка, она вызывала неизменное восхищение всех, кто бывал с ней на охоте, особенно когда она с красным бантом на плече сопровождала экипаж маркиза де Куаслена. Но не только охота занимала ее мысли и свободное время. Она мечтала о важной роли в политической жизни той эпохи. И ей суждено было сыграть ее в Париже. Но об этом чуть позже.
В 1845 году маркиз де Контад с треском провалился, баллотируясь в депутаты в Перпиньяне, где он был побежден заменитым Араго[50]. Впрочем, чуть позже ему удалось победить Мюрата в Оверни. Но по совету жены он отказался от депутатского мандата в обмен на дипломатический пост и уехал в Константинополь, что дало злым языкам повод сказать, что мадам де Контад выставила своего мужа за дверь…[51]
Впрочем, у нее имелось множество своих дел, ибо она примкнула к сторонникам принца-президента Луи-Наполеона, который, как она надеялась, должен был далеко пойти. В своем парижском особняке она принимала адъютантов принца и помогала принцессе Матильде устроить радушный прием в Елисейском дворце. Однако последняя, желавшая быть единственной хозяйкой в доме, этого не оценила и так и не отблагодарила маркизу. Не оценила она и того, что мадам де Контад переметнулась в лагерь прекрасной Евгении де Монтихо, чтобы именно ей помочь стать императрицей. Софи де Контад узнала, что Наполеон III неравнодушен к Евгении и, следовательно, ее дружба с Матильдой могла навлечь на нее неприязнь обоих.
Евгения же, в свою очередь, не забыла, чем она обязана мадам де Контад, и та получила приглашения в Тюильри, Сен-Клу и в Компьень.
Конечно, она была слишком известной светской дамой, чтобы избежать злословия и клеветы в свой адрес. Так соблазнительно было приписывать различные приключения этой элегантной и очень красивой брюнетке с самыми прекрасными в мире жгучими черными очами. Сплетники приписывали ей многое из того, чего с ней никогда не случалось.
В 1858 году она стала вдовой, так, возможно, и не побывав женой в полном смысле этого слова. И вот на этот раз ее сердце заговорило.
«14 ноября 1759 года, – пишет в своих «Мемуарах» маршал де Кастеллан, – я забрал свою дочь у Контадов и отвез ее в церковь Сен-Филипп-дю-Руль, где в два часа пополудни состоялось ее венчание. Теперь моя дочь зовется графиней де Боленкур-Марль…»
Выходец из старинного рода из Артуа, месье де Боленкур был в то время лишь гвардейской артиллерии капитаном, но он оказался таким мужчиной, о котором только и может мечтать молодая женщина – красивым телом и душой. Он был просто идеальным дворянином! К несчастью, молодая жена недолго радовалась своему счастью: граф был назначен военным атташе в Берлине, а там во время маневров прусской армии он, упав с лошади, сломал себе позвоночник.
Это стало для его жены тяжким испытанием: никакой придворной жизни, никаких охот, никаких забав! Остались только умственные упражнения, и на протяжении многих лет салон мадам де Боленкур привлекал к себе самых известных интеллектуалов того времени. Сент-Бёв встречался там с Мериме, Лависсом[52] или Эмилем Оливье[53]. Во время их бесед хозяйка занималась изготовлением искусственных цветов, чтобы занять руки, как того требовали приличия. И новый образ заботливой жены и искусной мастерицы разительно отличался от образа бурлящей энергией охотницы из Монжоффруа…
А красивый замок и ныне продолжает жить своей жизнью. Благодаря бесконечным заботам маркиза де Контада и его семейства, к которому, кстати, принадлежит и Анна д’Орнано, супруга мэра Довиля, замок, как мы уже говорили, сохранился таким, каким он был в XVIII веке – старинная обшивка стен, гобелены, картины и восхитительная мебель. Без сомнения, это один из красивейших свидетелей прошлого из тех, что еще остались на французской земле.
Часы работы
С 24 марта до 14 июня с 10.00 до 12.00 и с 14.00 до 18.00
С 15 июня до 15 сентября с 10.00 до 18.00
С 16 сентября до 31 октября с 10.00 до 12.00 и с 14.00 до 18.00
С 1 по 11 ноября с 10.00 до 12.00 и с 14.00 до 18.00
(по выходным)
http://www.chateaudemontgeoffroy.com
Мон-Сен-Мишель (Le Mont-Saint-Michel)Тифани Рагенель, фея звезд
Можешь ли ты связать узел Хима и разрешить узы Кесиль?
Можешь ли выводить созвездия в свое время и вести Ас с ее детьми?[54]
В наше время, когда замок Мон-Сен-Мишель, возведенный в ранг восьмого чуда света, спокойно наблюдает за тем, как самые разные люди пытаются спасти его из плена песков, может быть, в его памяти всплывает странное и нежное воспоминание о прекрасной даме, отягощенной грузом самых высоких земных почестей, которая предпочла уединенное существование в замке, где имелось место только для любви и для изучения звезд: о Тифани Рагенель, супруге Бернарда дю Геклена, коннетабля Франции.
Дочь мессира Рагенеля, виконта де Ля Бельера и некой госпожи из Динана, Тифани избегала общества девочек своего возраста. В то время, как хорошенькие головки ее подруг были забиты мыслями о куклах и нарядах, она была занята разгадкой темных тайн. В высоком родительском доме, на улице Ля Круа в Динане или в отцовской усадьбе Ля Бельер-ан-Плёдиген, между Динаном и Сен-Серваном, Тифани часами сидела над манускриптами капеллана своего отца.
Тот был старым священником, достаточно преуспевшим в науке о звездах, и, естественно, он передал своей ученице все знания о мире светил и жизни идеальных космических миров. Он сделал это так хорошо, что вскоре дитя превзошло своего учителя, ибо к ее очень реалистичному рассудку прибавился еще и весьма странный дар двойного зрения. При помощи лести ей удалось уговорить отца купить и другие книги, еще более ученые, и она самостоятельно изучила медицину, ботанику, природоведение и даже немного алхимию.
В двадцать лет та, которую звали «самой красивой девушкой Динана», была еще и самой ученой мадемуазель. Она умела читать будущее по звездам, составлять гороскопы, лечить болезни и раны, и за все это даже прослыла колдуньей. Но так как она была приветлива, лучезарно красива и умна, да к тому же еще и очень набожна, делала добро без счета – все ее обожали, никому и в голову не приходило причинить ей зло. Ибо маленькие люди этой бретонской провинции с их врожденным чувством прекрасного, воспетые еще певцом Мерлином, демоны и прочие невесомые духи, рожденные туманами в ближнем лесу Броселианд, уже нашли для нее подходящее прозвище: она была фея Тифани…
Естественно, Тифани, благородная, богатая, красивая, ученая и принадлежавшая к могущественному семейству, не имела недостатка в почитателях, но она лишала их всякой надежды, даже не выслушивая. И все потому, что уже давно ее сердце принадлежало самому странному юноше, какого носила когда-либо земля. Самому странному и самому некрасивому.
Ей было шесть или семь лет, когда на большом ристалище в Рене (проходившем летом 1338 года) она увидела, как сражался с закрытым лицом и побеждал на турнире чемпионов Бретани юноша лет восемнадцати. Он был одет во все черное, а когда снял шлем, перед взорами девиц предстало некрасивое грубое лицо со странно вздернутым носом. Это был его первый турнир, и с первого раза он заслужил славу лучшего из лучших. Его звали Бертран дю Геклен, и Тифани не удалось забыть его.