Лонстон подошел к ней.
– Она очень высокая и сильная.
– Вы ее видите?
– Да.
Часы на каминной полке пробили десять. Александра ужаснулась.
– Так поздно? – воскликнула она.
– Да, – сказал Лонстон, глядя на часы, которые достал из жилетного кармана.
– Я должна поехать за Психеей. Вы мне поможете?
– Конечно.
– Благодарю вас.
Александра направилась было к двери, но он задержал ее.
– Подождите, – сказал он. – Одну минуту.
Только сейчас увидев огонь желания в его глазах, она попыталась отстранить его.
– Лонстон, нет! – прошептала она, но было уже поздно.
Александра хотела оттолкнуть его, но, как всегда, поддавшись некой притягательной силе, позволила ему поцеловать себя, хотя и упиралась при этом рукой ему в грудь.
Лонстон привлек ее теснее к себе. Эти объятия в легком старинном наряде без корсета казались совершенно необычными. Рука ее обвила его шею, пальцы запутались в прядях его волос. Губы ее приоткрылись, и с них сорвался тихий сладостный стон.
Искушение было слишком велико. В будущем ей следует остерегаться. Нельзя больше позволять себе такое! Александра попыталась осторожно высвободиться.
– Скажи, что выйдешь за меня, – шептал Лонстон, не отпуская ее.
– Не могу. – Она все еще вырывалась, но словно через силу.
– Поцелуй меня еще, – велел он.
Девушка наконец вырвалась, но он снова обнял ее, и снова его губы прильнули к ее губам. Вновь она уступила, и ласки ее становились все более пылкими. Александре казалось, что она летит в бездонную пропасть, а виконт все шептал ей о своей любви, своей страсти, о желании сделать ее своей женой.
Лишь когда часы пробили четверть одиннадцатого, Александра опомнилась.
– Нам пора! – воскликнула она.
– Скажи, что будешь моей!
Слезы выступили у нее на глазах.
– Я признаю, что вы можете сделать со мной все, что захотите. Но я не выйду за вас, я… я не могу быть счастлива с вами.
– Понимаю, – сказал он медленно и улыбнулся. – Вы решили мою судьбу.
– О чем вы?
– Ближайшие лет пятьдесят-шестьдесят мне предстоит доказывать вам, что ваше счастье – единственная моя цель в жизни.
18.
В одиннадцать часов Купидон, как и договаривались, встретился с Артемидой на развалинах часовни. Собаки богини прыгали, ласкаясь к нему. Погладив их, он с тревогой взглянул на Диану. Она, казалось, обо всем забыла, наблюдая за собаками.
– Они тебя всегда любили, Эрос, не знаю уж, почему. Они облаивают Вакха, словно чудище из царства Посейдона, лают даже на Меркурия… Но ты! Они б тебе и лицо облизали, если бы я позволила.
– Я люблю животных, – сказал Купидон и сразу же перешел к делу: – Ты нашла лук и колчан?
Диана озадаченно покачала головой:
– К сожалению, нет. Я дала собакам понюхать твои вещи, но они ничего не нашли, а нюх у них отличный. Понять не могу, почему они никак не найдут твои стрелы.
– А в башне, где спит Энтерос, ты смотрела?
– Разумеется. Два дня прошло – и никаких результатов!
– В лесу ты все обыскала?
– Конечно.
Купидон почесал собаку за ухом, и она отозвалась радостным визгом. Где брат мог спрятать стрелы?
– Благодарю тебя за помощь, Артемида. Когда я вернусь на Олимп, я прослежу за тем, чтобы Вулкан изготовил для тебя стрелы.
Диана положила ему на плечо руку.
– Мне очень жаль, что от меня нет толку. Я была так уверена, что мы найдем твой лук. Но не расстраивайся – Вулкан выкует тебе еще сотню стрел.
– Ты не понимаешь. Сами стрелы мне ни к чему. Они нужны мне только для спасения моей жены.
Диана пожала плечами. Она была равнодушна к любви и даже к обществу других бессмертных. Ей было трудно понять его.
– Да поможет мне Зевс! – вдруг вскрикнула она. – Ну не дура ли я?
Купидон вопросительно посмотрел на нее.
– А в чем дело?
Он готов был ухватиться хоть за соломинку.
– А что, если Энтерос завернул твой лук и колчан в какую-нибудь свою вещь?
– Тогда мой запах тут ни при чем… Ну конечно!
Он вскочил и заключил в объятия сильную гибкую охотницу. Стараясь не задеть поврежденное крыло, он закружил ее, чем привел собак в ужасное возбуждение.
– Возвращайся в башню, – сказал он, когда Диана пожаловалась, что он сломает ей ребра. – Возьми что-нибудь из вещей брата и принимайся снова за поиски.
– Считай, что дело уже сделано! – И она бросилась бежать, а за ней по пятам летела собачья свора.
Лонстон приказал запрячь пару своих знаменитых гнедых в двуколку, и в этом легком экипаже они отправились в Роузленд.
В начале двенадцатого они обнаружили бесчувственную Психею на полу у кровати.
– О нет! – прошептала Александра, опускаясь на колени рядом с Психеей. – Она, наверное, пыталась встать. Посмотрите на эту ссадину у виска!
– Она не…
– Нет, дышит.
Положив голову Психеи себе на колени, Александра осторожно похлопала ее по щекам.
Женщина приоткрыла глаза.
– Аликс! Где я… и почему на полу? Ах, вспомнила!
– Что случилось?
– Мы поссорились. Когда вы ушли, я наговорила Энтеросу ужасных вещей. Он не хотел меня ударить, но оттолкнул меня, а я снова подвернула ногу и сильно ударилась головой.
Психея зажмурилась и застонала.
– Сможете идти?
Психея прижала руку к синяку на виске.
– Я должна была помочь вам, а теперь – вы только посмотрите на меня!
– Ну-ну, не расстраивайтесь! Лонстон нам поможет. У нас как раз есть время, чтобы доставить вас к порталу. Сейчас только начало двенадцатого.
Психея улыбнулась Лонстону через плечо Александры, потом с надеждой заглянула ей в глаза.
– Вы выйдете за него?
Александра чуть заметно нахмурилась.
– Нет, – сказала она, избегая смотреть на Лонстона.
– Тогда не трудитесь везти меня в замок Перт, – сказала Психея странным, обреченным тоном.
Александра заметила, как по ее щеке скатилась слеза.
– Вы что-то от меня скрыли? – спросила она. Психея кивнула.
– Ваша судьба соединена с судьбой Лонстона. Не знаю, почему, но очень важно, чтобы вы стали его женой. За этим меня и послали сюда, я должна была повлиять на вас. Я не могу вернуться, пока ваше сердце не отдано ему.
Александра покачала головой:
– Это все чепуха! Вы говорите так, словно имеете какую-то власть надо мной. Если я решу выйти за Лонстона или за кого-нибудь еще, я буду следовать только своему желанию. Я вас хорошо знаю, Психея. Вы не станете настаивать на браке, который мне не по душе. Стало быть, какой смысл вам оставаться здесь? Я сама хозяйка своей судьбы. А ваша судьба – вернуться на Олимп к мужу. И не спорьте!
Не обращая внимания на возражения Психеи, Александра обратилась к Лонстону:
– Сможете ее поднять? Ее придется отнести в двуколку. Когда мы усядемся, я буду ее поддерживать.
– Да, конечно.
– Это бесполезно, – бормотала Психея, когда виконт осторожно взял ее на руки. – Я не уйду, пока она не согласится стать вашей женой.
– Не беспокойтесь сейчас об этом. Обнимите меня за шею, если можете. Нога не болит?
– Только чуть-чуть. Какой вы сильный, прямо как мой дорогой Купидон.
Они уселись в двуколку. Лакей с трудом удерживал горячих лошадей. Щелкнув кнутом, Лонстон погнал гнедых по освещенной луной дороге.
Когда они были на полпути к замку, над развалинами часовни вспыхнул голубой свет.
Расставшись с Дианой, Купидон задержался на развалинах, размышляя, что ему делать дальше. До него доносился шум бала. В полночь подадут ужин, и гости будут развлекаться еще час-другой.
Психея должна скоро появиться. Купидон хотел только знать, который час и где скрывается его брат. Надо помешать ему во что бы то ни стало. Купидон знал, что Энтерос намерен не дать Психее вернуться на Олимп и полон решимости увести с собой Александру.
Он вошел в холл, взбежал на галерею и поднялся по лестнице, ведущей в башню. Комната казалась пустой, прохладный осенний ветер дул в открытое окно.
– Энтерос, – сказал Купидон грустно, – что с тобой случилось?
– Что со мной случилось? – повторил голос брата. – Что ты этим хочешь сказать?
Купидон быстро обернулся. В дверях возник знакомый темный силуэт.
– Я рад, что ты здесь. Нам нужно поговорить. Сейчас.
– Мне нечего тебе сказать. И ты не можешь сказать мне ничего, что могло бы изменить ход событий.
Энтерос скрестил руки на груди. Его прекрасное лицо было мрачно. Купидон со сломанным крылом не представлял для него ни малейшей угрозы.
Брат посмотрел ему прямо в глаза.
– Ты хотя бы знаешь, что делаешь? Сколько жизней ты ломаешь?
– Знаю, – отвечал Энтерос холодно.
– Не думаю. Если ты помешаешь Психее вернуться сегодня, она уже не будет приносить тебе по субботам чай и наполнять гиацинтами, нарциссами и розами вазы в твоем одиноком доме, не будет смеяться твоим шуткам и обнимать тебя.
Энтерос не отвечал, только глаза его сверкали во мраке.
– Ты думаешь, я не знаю, что ты влюблен в мою жену? – продолжал Купидон.
Энтерос молчал.
– Значит, раз ты не можешь ею обладать, пусть она не достанется никому? Ты настолько меня ненавидишь?
– Тебе этого не понять, – каждое слово вырывалось у Энтероса с сердечной болью. – Когда она склоняется ко мне, от нее исходит аромат лаванды. Когда она смеется, ее смех точно звон колокольчика, и она всегда смеется моим шуткам, как ты и сказал. Я больше не могу издали любоваться тем, чего жажду сильнее всего в мире. Если Психея останется на земле, я по крайней мере не буду больше представлять ее в твоих объятиях.
– Вот как, – сказал Купидон, вздохнув.
– Так было всегда.
– Ты ее не любишь.
– Я люблю ее сильнее, чем ты способен когда-либо полюбить ее.
– Ты любишь ее только потому, что она принадлежит мне.
– Я люблю ее за то, что она добра и прекрасна.
– И хочешь наказать ее за то, что она не отвечает на твое чувство? Это не любовь, Энтерос, это зависть и ненависть!