Что ты говоришь, рассказчик! Ведь Хэ Дацин умер совсем недавно. Неужели супруга не узнала своего мужа, хотя бы даже и с обритою головой?
Нет, почтенные слушатели, все правильно! Когда Хэ Дацин ушел из дома, он был в расцвете сил и красоты. У монахинь, как вы помните, он захворал, долго лежал в постели и отощал до того, что от прежнего Дацина остались лишь кожа да кости. Он бы, пожалуй, и сам себя не узнал, если бы взглянул в зеркало. К тому же слуг и жену сбила с толку бритая голова умершего, и все решили, что это монахиня.
Госпожа Лу накинулась на Третьего Куая:
— Я тебе приказывала разузнать все наверняка, а ты притащил мне пустую сплетню! Ведь это же ни дать ни взять комедия на театре! Как нам теперь быть?
— Послушница все ясно сказала. Какая уж тут сплетня...— пробормотал сконфуженный Куай.
— В гробу-то монахиня, а ты еще споришь! — воскликнули слуги.
— Наверно, не там рыли, надо копать в другом месте.
— Нельзя! Никак нельзя! — вмешался какой-то старик, родич Хэ Дацина.— Того, кто вскроет гроб, закон карает смертью. И кто разроет могилу — тому тоже смертная казнь! Мы уже совершили преступление, а если выкопаем еще одну монахиню, вина наша утяжелится вдвое. Надо как можно скорее оповестить обо всем начальство и строго допросить ту послушницу. Может быть, удастся кончить дело полюбовно. Но если монахини нас опередят и явятся к властям первые, не миновать нам беды!
С этими словами все согласились. Слуги побросали лопаты и заступы на землю и гурьбой повалили из сада. Вместе с хозяйкою, госпожою Лу, они обошли всю обитель до главных ворот, но ни одной монахини не встретили.
— Плохо! Плохо! — сказал тот же старик.— Монахини отправились к местным властям или же прямо в суд! Надо скорее уходить!
Слова старика нагнали на всех такого страха, что обитель мигом опустела. Госпожа Лу бросилась к своему паланкину и вместе с родичами поспешила в синьганьский ямынь, чтобы подать прошение. Когда они добрались до города, оказалось, что по дороге половина родичей успела скрыться.
Среди слуг, которых госпожа Лу приводила в монастырь, был поденщик Мао, по прозвищу Шалопут. Он решил, что в гробу непременно должны быть какие-нибудь драгоценности. Спрятавшись в сторонке, Мао дождался, пока все уйдут, и снова побежал к могиле. Он обшарил весь гроб и даже платье умершего, но ничего не нашел. И тут,— как видно, это было определено судьбою — каким-то неловким движением он сдернул с умершего штаны. То, что он увидал, немало его развеселило.
— Эге! Да это не монахиня, а монах,— засмеялся Шалопут.
Он закрыл крышку, вышел из сада и огляделся. В обители никого не было. Мао осторожно пробрался в покои Кунчжао. Там он отобрал несколько ценных вещиц, спрятал их за пазуху и, покинув обитель, быстро зашагал к городу.
Как раз в эту пору начальник уезда уехал куда-то по делу, и госпожа Лу ожидала его у ямыня. Мао Шалопут присоединился к ожидающим.
— Не тревожьтесь! — начал он.— Я надумал еще раз осмотреть тело и, когда вы все ушли, вернулся. И что же, как вы думаете, я обнаружил? Правда, это не господин Хэ, но в гробу лежит не монахиня, а монах.
— Прекрасно! — обрадовались родичи Хэ Дацина.— Наверное, его уморили монахини. Любопытно бы узнать, из какого он монастыря.
Удивительные вещи случаются иногда в Поднебесной! Только что Шалопут закончил свой рассказ, как из толпы выходит старый монах.
— Вы говорите, что монахини уморили монаха? Как он выглядит? В каком монастыре его нашли?
— В обители Отрешения от Мирской Суеты. Мы нашли его на восточном дворе. Наверное, он скончался совсем недавно. Лицо у него продолговатое и худое, щеки желтоватые.
— Да это мой ученик, никто, как он! — промолвил старый монах.
— Как же он туда попал?— удивились присутствующие.
— Видите ли, я настоятель монастыря Великого Закона, мое имя — Цзяоюань. У меня был ученик Цюйфэй, двадцати шести лет от роду. Учиться он не любил и не хотел, и я ничего не мог с ним поделать. В третью луну он пропал и до сих пор не вернулся. Родители, вместо того чтобы бранить сына за лень и нерадивость, постоянно его оправдывали, а потом, когда он исчез, заявили властям, будто это я свел его в могилу. Сегодня дело будет разбираться. Если умерший действительно мой ученик, обвинение с меня снимается.
— Учитель, пойдемте, я провожу вас, вы все увидите сами, — предложил Шалопут.
— Ну что ж, хорошо! — согласился монах.
Но едва собрались они идти, как к Цзяоюаню подбежали старик со старухой. На монаха посыпались удары.
— Плешивый разбойник! Где наш сын? Ты его убил! — кричали они.
— Погодите! Уймитесь! Ваш сын нашелся! — закричал в ответ монах.
— Где же он?— воскликнул старик.
— Твой сын спутался с монахинями из обители Отрешения от Мирской Суеты и там по какой-то причине умер. Тело его зарыто в дальнем конце сада. — Монах указал на Шалопута: — А вот и свидетель.
Он потянул Мао Шалопута за собой, а старик со старухой пошли следом.
К этому времени крестьяне, жившие подле обители, узнали о случившемся и все, от мала до велика, сбежались поглядеть. Шалопут, раздвинув толпу, провел монаха в заглохший сад. Вдруг откуда-то из дома послышались стоны. Шалопут распахнул дверь и вошел внутрь. На кровати лежала старая монахиня, по-видимому уже при последнем издыхании.
— Дайте мне поесть, я умираю с голоду, — застонала старуха.
Шалопут, однако ж, остался глух к ее мольбе. Он захлопнул дверь и повел монаха дальше. Снова сняли крышку гроба. Старик и старуха протерли свои слезящиеся, подслеповатые глаза и принялись внимательно разглядывать тело. Им показалось, что умерший похож на их сына, и они громко заплакали. Зрители, которые толпились поодаль, спрашивали, в чем дело, и Мао Шалопут, размахивая руками, пустился в объяснения. Видя, что родители опознали тело, монах остался доволен, подозрение в убийстве больше над ним не тяготело, а кто на самом деле лежал в гробу — его ученик или же кто иной, — нисколько его не занимало.
— Пошли, пошли! — заторопил он старика. — Сын нашелся, теперь нужно доложить начальству. Успеешь еще поплакать, сейчас надо допросить монахинь.
Старик утер слезы и собственными руками закрыл крышку гроба. Они покинули обитель и вернулись в город. Оказалось, что и начальник уезда уже успел вернуться. Стражник, который должен был охранять старого монаха, сбился с ног в поисках своего обвиняемого. С лица его градом катился пот. Но вот наконец монах вместе с Шалопутом появился у дверей ямыня, и все бросились к ним с расспросами:
— Ну как? Правда, что это твой ученик?
— Истинная правда, — ответил монах.
— Значит, можно разбирать оба дела вместе, — решили присутствующие.
Стражники ввели всех к начальнику уезда. Жалобщики встали на колени. Первой говорила госпожа Лу. Она рассказала об исчезновении мужа, о ленте, что нашел Куай, о разговоре послушниц и о том, что в гробу лежал мужчина.
За ней взял слово старый монах. Он сообщил, что в третью луну внезапно исчез его ученик. Монах не знал, что он скончался в женской обители, не знали этого и отец с матерью.
— Но сегодня обнаружилось с полной очевидностью, что я в его смерти неповинен. Жду вашего милостивого решения, — закончил монах.
Начальник уезда обратился к старику отцу:
— Это действительно твой сын? Ты не ошибся?
— Какая может быть ошибка, коли это мой сын! — воскликнул старик.
Начальник уезда приказал четырем стражникам идти и привести монахинь. Стражники помчались в обитель, но, кроме праздных зевак, сновавших из одного двора в другой, никого не обнаружили. В одном из приделов они нашли старую настоятельницу, уже при смерти.
— Может, они спрятались на западном дворе? — предположил один старик.
Все четверо направились туда. Ворота были заперты. Стражники постучались — никакого ответа. Тогда стражники перелезли через стену — на всех дверях висели замки. Стражники взломали двери и осмотрели комнаты — во всем доме не было ни одной живой души. Взявши кое-какие вещи, стражники направились в сельскую управу, а оттуда в город. Все это время начальник уезда дожидался их в зале присутствия.
— Монахини скрылись неизвестно куда. Мы на всякий случай привели сельского старосту,— доложили стражники.
— Куда делись монахини? — спросил начальник уезда старосту.
— Ничтожный ничего об этом не знает,— отвечал староста.
— Монахини тайком скрыли в обители мужчину, а потом умертвили его! Это дело гнусное и противозаконное, ты его утаил, а теперь, когда все вышло наружу, пытаешься увильнуть, прикидываешься, будто тебе ничего не известно! Зачем же тогда сельская управа? — загремел начальник и приказал бить его батогами.
Староста стал молить о пощаде, и уездный смилостивился. Он распорядился отпустить старосту на поруки и приказал ему в трехдневный срок поймать преступниц. Стражники получили приказ запереть и опечатать монастырь.
Но вернемся к Кунчжао и Цзинчжэнь, которые вместе со своими послушницами и прислужниками благополучно достигли обители Великого Блаженства. Ворота обители оказались заперты. На стук вышел прислужник. Без долгих слов гости гурьбою, толкая друг друга, ввалились во двор и велели прислужнику снова запереть ворота. Появилась настоятельница монастыря, Ляоюань. Увидев столько нежданных гостей, она растерялась, но тут же сообразила, что это неспроста. Пригласив монахинь отдохнуть в зале Будды, она велела прислужнику приготовить чай и осторожно приступила к расспросам. Цзинчжэнь не таясь рассказала обо всем случившемся и попросила приюта. Ляоюань испугалась.
— Сестры по вере попали в беду, и мой долг дать им пристанище,— Ляоюань тяжело вздохнула.— Но опасность чересчур велика. Лучше бы вам укрыться где-нибудь подальше. Наша обитель маленькая, тесная, повсюду чужие глаза и уши. Бели кто-нибудь узнает про вас, и вам будет худо, и мне тоже.
Почему же монахиня Ляоюань отказала гостям в убежище? На то имелась веская причина. Дело в том, что Ляоюань была, как говорится, большой охотницей распахнуть всем известную дверцу и уже больше трех месяцев прятала у себя молоденького монашка Цюйфэя из монастыря Великого Закона. С этим монашком, переодетым в женское платье, они жили как два счастливых супруга, только что оба были плешивы. Ляоюань опасалась, что ее проделки обнаружатся, а потому все ворота и двери в обители всегда были накрепко закрыты. Молодые монахини попались на том же самом, и Ляоюань испугалась, как бы власти, преследуя подружек из обители Отрешения от Мирской Суеты, не напали на след ее собственных забав. Поэтому она и не хотела приютить беглянок.