И он в ярости вернулся домой и рассказал обо всем своей старухе.
Прошло больше десяти дней. Родители Жемчужины, соскучившись по дочке, наготовили несколько коробов сластей и послали к Паням двух слуг за весточкой от дочери.
— Да вы в своем ли уме? Она уже десять дней как у вас! — сказал старик Пань.
— Что вы говорите! — воскликнули изумленные слуги.— Жемчужина больше двух месяцев живет у вас, и никто из наших за все это время здесь не бывал. Не могла же она вернуться домой одна! Родители тревожатся о ней и нарочно послали нас, чтобы ее проведать. А вы говорите, будто она у нас!
— Дело было так: я ее отчитал, она надулась и убежала. Ее видели на переправе. Куда еще она могла деться? Ясно, домой ушла.
— Нет, она не возвращалась, мы знаем точно.
— Видно, она что-то вам наболтала, и вы там порешили отдать ее за другого, вот и придумали эту хитрость! За весточкой пришли! Как бы не так!
— Нет, это вы хитрите и придумываете! Пропала-то она здесь, у вас! Что-то здесь нечисто! — вскричал один из посланцев.
— Ах вы наглые псы! — завопил старый Пань, услышав слово «нечисто».— Да я вас к суду притяну! Вы у меня не отвертитесь!
Дело принимало серьезный оборот. Оба посланца, не успев даже упомянуть про подарки, вскинули на плечи коромысла с коробами и поспешили обратно. Когда они подробно, ничего не пропуская, доложили обо всем старикам Яо, те перепугались и заплакали.
— Ой-ой-ой! Девочка наша дорогая! Неужели тебя сгубили эти злодеи?
Старики Яо решили жаловаться в суд и не откладывая обратились к опытному в судебных делах человеку, чтобы он составил прошение.
Со своей стороны, и старики Пани, твердо убежденные, что родители Жемчужины где-то спрятали свою дочь, подали встречный иск и тут же отправили гонца за сыном. Обе жалобы были приняты к рассмотрению. Начальник Сюнинского уезда Ли вызвал жалобщиков и обстоятельно их допросил, но те только упорно сваливали вину друг на друга. Уездный рассердился и приказал пытать старика Паня. Но старик стоял на своем.
— Сноху видели на переправе! — кричал он.— Если б она утонула, осталось бы тело! Они ее спрятали, а на меня клевещут!
— Да, пожалуй, верно,— сказал уездный. — Женщина исчезла больше десяти дней назад. Если бы она утонула, нашелся бы труп. Видимо, ее спрятали.
Он велел освободить Паня и пытать старого Яо.
— Наша дочь жила у них больше двух месяцев и ни разу нас не навестила. Если она на самом деле отправилась к нам, почему они никого не послали справиться о ней, ведь целых десять дней прошло, как она убежала! И потом, человек не иголка, его не спрячешь! Если б я ее где-то укрыл или же отдал за другого мужа, об этом хоть кто-нибудь, а прознал бы! Господин уездный, пожалуйста, расследуйте все как можно тщательнее.
— Тоже верно, — сказал уездный, подумав.— Человека не спрячешь, да и кому это на пользу? Скорее всего, она спуталась с любовником, да с ним вместе и убежала.
— Сноха моя — женщина ленивая и балованная, это верно, но ничего такого мы за нею не замечали. И держали мы ее в строгости,— заметил Пань.
— А может, ее похитили? Или она спряталась у каких-нибудь дальних родичей? Все может быть! — Начальник уезда обратился к старику Яо: — Это ты вырастил такую непутевую дочку, ты отец — ты и должен знать, где ее разыскивать! Вот и разыскивай вместе с сыщиками. Даю вам сроку пять дней!
Старика Паня и его сына отпустили на поруки, а старого Яо — под залог. Надо ли говорить, как тяжело было у него на душе: дочь потерял, да еще и обиду потерпел, и какую обиду! Старик роптал и на Небо и на Землю. Однако сидеть сложа руки было нельзя, и Яо расклеил объявления о пропаже дочери, обещая награду тому, кто ее найдет. Но по-прежнему о Жемчужине не было ни слуху ни духу.
Пань Цзя тоже искал жену. Он изъездил и исходил всю округу, но каждая поездка кончалась лишь новою жалобой на злокозненного Яо. Старик уже и не помнил, сколько раз его били палками в суде. Эта история взволновала весь Сюнинский уезд, о ней ходили самые удивительные толки и в городе, и в деревнях. Родичи Яо были уверены, что он ни в чем не виноват, но помочь ему ничем не могли. И вот как-то один из них, по имени Чжоу Шаоси, отправился по торговым делам в Цюйчжоу, что в провинции Чжэцзян. Прогуливаясь в квартале веселых домов, он обратил внимание на миловидную певичку, которая стояла у ворот заведения и улыбалась прохожим. Лицо ее показалось ему знакомым, и, присмотревшись, он пришел к выводу, что перед ним не кто иная, как Жемчужина. «Уж два года идет следствие, отец из-за нее под судом, а она, оказывается, вон где!» — подумал торговец и хотел было обратиться к певичке с вопросом, чтобы проверить свою догадку, но остановился. «Нет, так не годится! Вполне возможно, что она не захочет сказать правду. Я только спугну ее, и она убежит, ведь певичкам ничего не стоит сняться с места. Где ее тогда искать? Лучше сообщу ближайшим ее родственникам: пусть они сами сюда приедут и все выяснят».
В те времена области Цюйчжоу и Хуэйчжоу граничили одна с другою, но принадлежали к разным провинциям. Цюйчжоу входила в Чжэцзян, а Хуэйчжоу — в Южную Чжили. Обратный путь отнял у Чжоу Шаоси не много времени, и уже через несколько дней он рассказывал о своей неожиданной встрече старику Яо,
— Дело ясное,— сказал Яо,— наверное, повстречалась с дурным человеком, и он продал ее в веселое заведение.
Старик позвал своего сына Яо И и наказал ему ехать в Цюйчжоу выкупать сестру. Втайне от всех он вручил сыну больше ста лянов серебра, но, опасаясь, что хозяин заведения может не принять выкупа, обратился, по совету сведущих людей, в Сюнинскую уездную управу. Там он объяснил все как было и, задобрив кое-кого взяткой, получил бумагу с приказом взять Жемчужину под охрану. Теперь, в случае любых осложнений, можно было жаловаться властям. Вместе с Яо И в Цюйчжоу, исполняя просьбу старого Яо, снова выехал Чжоу Шаоси.
Чжоу Шаоси остановился у старого своего знакомца, с которым давно был связан делами, а Яо поместил в гостинице. Сразу вслед за тем, как они разложили свои вещи, Чжоу повел молодого человека к веселому дому, подле которого он видел ту певичку. На счастье, она снова стояла у ворот, и Яо сразу признал в ней свою младшую сестру. Несколько раз он окликнул Жемчужину детским ее именем, но певичка ничего не ответила и только улыбалась.
— Так и есть, это сестра,— сказал Яо торговцу.— Но почему она мне не ответила, когда я позвал ее? Неужели она так счастлива, что забыла даже родного брата?
— Ты ничего не понимаешь! Хозяева певичек — настоящие цепные псы, а твоя сестра попала сюда неизвестно какими путями, и содержатель заведения, как видно, строго-настрого запретил ей разглашать тайну.
— Как же мне с нею поговорить наедине?
— Очень просто! Ты уплатишь хозяину один лян и сообщишь, что хочешь провести с нею ночь. Купим вина, наймем паланкин — и можешь забирать ее к себе. Дома ты присмотришься к ней повнимательнее, и, если это Жемчужина, она сама тебе откроется. Тогда и будем думать, что делать дальше. А если не Жемчужина, поспишь с нею ночь, а наутро отпустишь.
— Верно,— согласился Яо И.
Чжоу Шаоси часто и подолгу бывал в этом городе и, как говорится, знал здесь все ходы и выходы. Он быстро нашел какого-то молодого бездельника, тот отнес деньги, и вот уже паланкин с певичкой остановился перед гостиницей. Чжоу Шаоси был почти уверен, что певичка — сестра Яо И, и рассудил, что лучше оставить их наедине. Сославшись на дела, он ушел, и Яо не стал его удерживать, хотя предстоящая встреча с сестрой внушала ему чувство некоторой неловкости. И вот из паланкина вышла очаровательная и прелестная певичка. Поистине верно сказано в стихах:
Сестра нашлась! — обрадовался он,
Глядит в глаза, надеждой окрылен.
Она решила: гость зовет меня,
И расцвела, улыбкою маня.
Он удивлен нелепою игрой:
Она не поздоровалась со мной,
А ведь пред нею брат ее родной.
И девушку сомнение берет:
Он паланкин не встретил у ворот,
Не скажет слова ей, не позовет.
Улыбаясь, певичка склонилась в церемонном поклоне. Яо И внимательно ее разглядывал. Никаких сомнений не оставалось — это была сестра. Он просил гостью садиться. Не решаясь сразу заговорить с нею как с сестрой, он сказал:
— Сестрица, из каких вы мест и как ваша уважаемая фамилия?
— Родом я отсюда, фамилия моя Чжэн, а имя — Юэ, что значит Лунная Богиня.
Выговор у нее был цюйчжоуский, да и голос совсем не такой, как у Жемчужины. И снова молодого человека взяло сомнение.
— А откуда приехали вы?
— Я приехал из Сюнинского уезда Хуэйчжоуской области. Моя фамилия Яо, я живу в деревне Сунь-тянь.
Он назвал отца, мать, перечислил всех предков до третьего колена, как если бы женщина его об этом расспрашивала: он считал, что, услышав это, сестра должна тотчас перед ним открыться.
— О, вы вспомнили даже прадедов и прабабок! Но ведь я не спрашивала о вашем происхождении! — засмеялась певичка, удивленная такой словоохотливостью.
Лицо Яо И залил яркий румянец. Он уже догадался, что перед ним не Жемчужина, а чужая женщина. Тем временем на столе появилось вино, и они выпили по нескольку чарок. От певички не укрылось, что хозяин как-то чересчур пристально ее разглядывает, и она сказала с легкою тревогой:
— Мы ведь с вами никогда прежде не встречались, кроме того единственного раза, когда вы с вашим другом прогуливались подле нашего дома? Я тогда сразу заметила, что, увидев меня, вы как будто пришли в замешательство. Мы с подружкой еще посмеялись над вами. Но теперь вы пригласили меня к себе и снова смотрите на меня так, словно у вас связано со мной какое-то тайное воспоминание. Объясните мне, пожалуйста, что это значит.
Яо И отвечал сбивчиво и невразумительно. Певичка, обладавшая быстрым умом и немалым опытом в обхождении с мужчинами, мигом смекнула, что за этим странным поведением должно скрываться что-то необычное, и продолжала свои расспросы.