Что ж, был его приход сюда
Судьбой определен.
Итак, гуншэн Чжан явился в квартал веселых заведений и стал прогуливаться взад-вперед. Что же он увидал?
Повсюду милые красотки,
Их лица и нежны и кротки.
На них румяна и помада.
Так ярок тонкий шелк наряда.
Их смех звенит, не умолкает,
Гостей несмелых завлекает.
Сестрички, нежные подружки —
Ну так и льнут они друг к дружке.
Нет, не страшны им привиденья —
Страшна хозяйка заведенья.
Эти нарумяненные лица и напомаженные волосы запестрели в глазах у Чжана, точно цветы. Которую из них выбрать? Опытного спутника и провожатого рядом не было, и Чжан растерялся. Вдруг он заметил человека, который непринужденной походкою шагал ему навстречу. Видя, что Чжан и его слуги растерянно озираются, он сразу понял, что почтенный гость хочет повеселиться с певичками, но пришел он без провожатого и теперь не знает, что делать. Незнакомец подошел к Чжану и сказал:
— Уважаемый господин, несомненно, принадлежит к высокому роду. Что привело его в это низменное место?
— Я здесь проездом,— отвечал Чжан с поклоном.— Дел у меня никаких нет, вот я и решил немного повеселиться.
— Осмелюсь заметить, что веселиться одними глазами — удовольствие не из лучших,— засмеялся незнакомец.
— А с чего вы взяли, что я удовольствуюсь одними взглядами? — засмеялся в свою очередь Чжан.
Незнакомец с улыбкою поклонился и промолвил:
— Если вы хотите повеселиться, я готов быть вашим проводником.
Чжан решил не упускать удачного случая.
— Как ваша высокая фамилия и драгоценное прозвище? — осведомился он.
— Меня зовут Ю Шоу, по прозвищу Ветреник. Здешние места мне хорошо знакомы. А вы откуда родом, уважаемый господин, как ваша фамилия?
— Я из провинции Юньнань.
— Вот как! Из Юньнани! — воскликнул Ю.
— Хозяин получил в этом году звание гуншэна и сейчас едет в столицу на дворцовые экзамены,— вмешался один из слуг.
— О, простите мою бесцеремонность! — вскричал Ю Шоу.— Для меня это счастливая встреча! Я охотно разделю с вами ваше веселье и, если не возражаете, приму на себя заботы хозяина.
— Прекрасно! А какие из ваших певичек самые умелые?
Ветреник принялся перечислять, загибая пальцы:
— Лю Золотая, Чжан Соперница, Го Наставница, Ван Потерянная... Все еще молоденькие, но уже весьма опытные.
— А кто же все-таки самая опытная?
— Самая опытная? Никому из них не сравниться с Тан Сингэ. Это самая нежная и мягкая, да, пожалуй, и самая горячая. Прежде она была очень знаменита, но теперь постарела — ей уже около тридцати. Впрочем, и теперь познакомиться с нею было бы весьма любопытно.
— Я тоже не первой молодости и девчонок не люблю. Лучше постарше.
— Ну, если так, и думать нечего! Идем прямо к ней.
И они пошли к певичке Тан.
Певичка понравилась Чжан Иню с первого взгляда. Хотя и немолодая, она сохраняла редкую красоту и держалась с большим достоинством. После чая она спросила, как зовут гостя, и Ю Ветреник его представил. Он видел, что гуншэн остался доволен, и спросил у слуг Чжана денег, чтобы устроить угощение.
В этот вечер Ю Ветреник и Чжан Инь пили вместе; Чжан и всегда был выпить не прочь, а тут, находясь в наилучшем расположении духа, да к тому же вдали от дома, он, как говорится, распахнул утробу навстречу наслаждению. Не отставал и Ветреник — он вполне мог бы сойти за винный кувшин. Тан Сингэ тоже чувствовала себя прекрасно. Она не пьянея пила чару за чарой и не ошибалась в застольных тостах. Так они и пили вплоть до третьей стражи. Потом Ветреник отправился домой, а Чжан остался у певички. Тан Сингэ всю ночь нежно ласкала гостя и показывала ему свое искусство. Чжан Инь был очень ею доволен. Когда настало утро, он приказал своим людям принести все вещи из гостиницы и сложить в доме Сингэ.
Чжан прожил у певички несколько дней и издержал немалые деньги. Прелести и таланты Тан Сингэ совершенно покорили гуншэна. Его охватила страсть, и он никак не мог расстаться с возлюбленной. Но деньги таяли, и Чжан забеспокоился. «Денег остается в обрез, нельзя больше тратить не считая. Ничего не поделаешь, надо ехать в Синьду за долгом. Тогда можно будет еще потратиться на певичку». Посоветовавшись со слугами, Чжан велел оседлать лошадей. Он рассчитывал вернуться в тот же день. Так он и сказал Тан Сингэ:
— У меня в Синьду есть деньги, и я хочу их взять. Езды туда всего полдня. Получу долги — и сразу вернусь. Тогда мы с тобою сможем повеселиться еще немного.
— А почему бы не послать за долгом слуг? Ты бы пока пожил здесь, со мной.
— Нет, я должен получить деньги сам. Слугам их не отдадут.
— Велики ли деньги?
— Пятьсот лянов.
— Да, деньги слишком большие, чтобы тебя удерживать. Только смотри, уедешь — да и пропадешь. Бросишь меня, забудешь, и буду я попусту тебя дожидаться.
— Я даже вещей своих не беру, все оставлю у тебя. Возьму только постель да кое-какие мелочи в подарок тамошнему знакомцу. Самое большее задержусь дня на два. Если ты в дружбе с удачею, жди дорогих гостинцев.
— Разве в этом дело! — улыбнулась певичка.— Главное — поскорее возвращайся.
И, поклявшись друг другу в верности, они расстались.
Читатель! Если бы в тот миг какой-нибудь прозорливец сказал Чжану так: «Эти деньги ты предназначил для подкупа и коварного обмана, ты отдал их сам, по доброй воле, чего же теперь жаловаться? Ведь ты знал: попадут деньги в руки Яну — уж он их ни за что не выпустит. Требовать у него долг — все равно что тащить кость из глотки у тигра или рвать бивень из пасти слона. С такими людьми шутки плохи. А если ты и вернешь свое, ты все равно истратишь деньги на певичку, а певичка — это бездонный колодец. Зачем же зря ломать голову и мучить себя заботой? Не лучше ли смириться с потерей и забыть о ней?» И если бы Чжан внял этим словам и одумался, великим благом было бы для него такое решение. Но, к несчастью, в тот миг не оказалось подле юньнаньского гуншэна доброго советчика. А впрочем, не помог бы и советчик — едва ли Чжан стал бы его слушать.
Итак, он уехал, и вскоре произошло событие, о котором можно сказать такими назидательными стихами:
Да, поистине верно гласят стихи:
Свинью с овцой куда-то люди гнали,
Но вот куда — свинья с овцой не знали.
Их гнали на убой,
Свинью с овцой.
Но оставим пока Чжан Иня и вернемся с судье Яну, который, лишившись должности, уехал на родину. Он понимал, что на службу ему не вернуться, и дал полную волю всем дурным страстям. Он жил в достатке и изобилии, но алчность его не знала границ. Целыми днями он размышлял и придумывал, как бы разбогатеть еще больше, и ради наживы шел на любое злодеяние. Был у него младший брат, тоже человек зажиточный. Он был доволен своим положением и в чужие дела старался не вмешиваться, но преступления брата не давали ему покоя, и при каждой встрече он кроткими уговорами старался смягчить Старшего Яна. На все его увещания бывший судья обычно отвечал так:
— Не забывай, что достатком своим и положением ты обязан мне! А уж коли нажился, прячась за моею спиной, так хотя бы молчи! Не тебе меня учить!
Таким образом, слова Младшего Яна не достигали цели. Хорошо зная корыстолюбие и жестокость брата, он не сомневался, что настанет час, когда бывший судья попытается проглотить и его добро, а потому держал в доме дюжих караульных и был все время настороже. Но в один недобрый день он заболел и уже не поднялся с постели. Перед смертью он позвал жену и восьмилетнего сына и сказал:
— Я оставлю после себя единственного сына, плоть мою и кровь. Моего старшего брата остерегайтесь. Он смотрит на наше добро, как тигр на мясо. Смотрите не попадитесь в его сети, иначе я не найду себе утешения за гробом.
«Что, если извести их какой-нибудь отравою? — говорил себе Ян.— Нет, все сразу догадаются, что это моих рук дело. Главное, не торопиться — не то все потеряешь. Так-так... А что, если подослать разбойников, чтобы они вломились в дом и прикончили, мальчишку? Тогда я всех проведу — скажу несколько трогательных слов, пролью две или три слезинки и всю вину свалю на разбойников. Кто сможет меня заподозрить? Впрочем, можно мальчишку и не убивать. Пусть только ограбят их до нитки — уже хорошо!»
Ян давно втайне содержал около трех десятков лютых грабителей. Они жили на дальнем хуторе, ожидая распоряжений хозяина, а все награбленное делили поровну. Если же они попадались, Ян тут же спешил на помощь и заступался за них перед властями.
Власти знали о его злодействах, но боялись бывшего судью и не смели с ним бороться. Находились, конечно, люди, громко возмущавшиеся поступками Яна. Они во всеуслышание заявляли, что награбленное добро возят на хутор и хозяин исправно получает свою долю. Но Ян настолько привык к полной безнаказанности, что просто не замечал этих возмущенных речей. Теперь он дожидался удобного стечения обстоятельств, чтобы прикончить племянника. Но слуги младшего брата день и ночь караулили дом, а по двору бегали сторожевые псы, злые, словно волки. Охрана была такая надежная, что приходилось охотиться за добычею в иных местах. Неоднократно пытался Ян проникнуть в дом младшего брата, но всякий раз многочисленные препятствия не давали ему исполнить коварный замысел.
Однажды, в самый разгар неудачных этих попыток и бесплодных усилий, привратник подал Яну карточку, на которой было начертано: «Гуншэн Чжан Инь, служивший под вашим началом в Юньнани, почтительно кланяется». Яну стало не по себе. «Я принял от него взятку,— вспомнил бывший судья,— пятьсот лянов серебра, а дела так и не сделал в связи с моей отставкой и отъездом на родину — как раз тогда меня отставили от должности, и я вернулся сюда. Конечно, надо было ждать, что этот Чжан потребует свои деньги назад, но я никак не думал, что он приедет ко мне сам. По справедливости, нужно бы возвратить взятку, раз обещание не выполнено, но до чего же обидно! Неужто придется отрыгнуть то, что уже давно проглочено? А если не возвращать? Нет, как-никак он гуншэн, а у этих книжных червей хитрости хоть отбавляй. Он ни перед чем не остановится, пока не получит денег, мож