Проделки Праздного Дракона: Двадцать пять повестей XVI-XVII веков — страница 16 из 136

— Ли Бяо! Почему ты вернулся обратно? — спросил начальник округа.— И откуда ты узнал, что сюцая убил хозяин Чжан?

— Я и не знал! А дело было так...— Стражник стал рассказывать: — Я, ничтожный, в дороге вдруг вспомнил, что оставил на постоялом дворе свой нож, который обычно держу за поясом. Сказал об этом Ван Хуэю и велел ему ждать, пока сбегаю за оружием. В гостиницу я вернулся, когда прошла уже первая стража. Вижу, ворота настежь, а хозяин Чжан Шань мечется но двору... Ну, а потом я увидел, что господин сюцай лежит мертвый. Ваша светлость, кому, как не Чжану, его убивать!

Начальник уезда не мог разрешить эту загадку и велел учинить им обоим пытку. Ли Бяо, хорошо знавший порядки управы, пыток не боялся и отвечал на вопросы бойко и уверенно. Что до Чжана, то он, как человек торговый, к боли был непривычен и подобных мучений пережить, конечно, не мог. Он взял вину на себя.

— Убил я сюцая, позарившись на богатства! — вымолвил он.

Начальник округа, сняв с него показания, приказал бросить в камеру смертников, после чего отослал начальству бумагу для окончательного приговора. Ли Бяо остался в тюрьме в ожидании поручителя и решения о дальнейшей своей судьбе.

Между тем рассказывают, что Ван Хуэй в это время ожидал Ли Бяо на постоялом дворе в Цзинине, чтобы продолжать поиски преступника. Прошли ночь и день, а стражник все не появлялся. Встревоженный слуга решил возвратиться в Кайхэ, узнать, что случилось. Пришел в гостиницу, а там шум и паника.

— Сюцая Вана убили! А нашего хозяина пытают! — объяснили Ван Хуэю. Перепуганный слуга бросился в комнату господина и видит: сюцай лежит мертвый, а рядом валяется нож. Горько плача, слуга побежал к вещам и принялся пересчитывать, все ли цело.

Оказалось, что исчезло мелкое серебро — целых восемьдесят лянов — и два золотых украшения. Не мешкая Ван Хуэй купил гроб и положил в него тело, убрав его как положено. Слуга торопился из опасения, что власти не позволят ему заколачивать гроб, так как труп, мол, может понадобиться для дознания. Однако все обошлось благополучно. Колоду поместили в одну из комнат гостиницы, слуга поставил на алтаре поминальную таблицу, чтобы утром и вечером подносить дары и оплакивать жертву. Зная, что Чжан Шань находится в тюрьме, а стражник ждет, когда его выпустят на поруки, Ван Хуэй решил действовать на свой страх и риск.

«Местное начальство вряд ли разберется в этом запутанном деле. Истца нет, о пропаже денег не заявлено, обвинили в убийстве Чжан Шаня, а где доказательства? Надо обратиться к высшим властям, может, они помогут»,— подумал он.

Ван Хуэй много слышал о выездном следователе Сюе, о нем молва шла, что он мастерски разрешал такие каверзные дела, в которых, как говорится, нет ни начала, ни конца. Как раз в это время знаменитый судья (уроженец Линбао в Хэнани), он же начальник ведомства Сюй, имеющий почетный титул сянъигуна[74], приехал по служебным делам в провинцию Шаньдун. Ван Хуэй составил жалобу и передал ее в ямынь столичного вельможи. Господин Сюй, ознакомившись с делом об убийстве сюцая, потребовал от окружного начальства чинить повторный допрос. Однако в окружном ямыне держались прежнего решения — преступление совершил Чжан Шань, а украденные деньги, которые пока не найдены, следует еще искать. Как мы знаем, хозяин гостиницы признался в преступлении, боясь новых пыток, но при встрече с Ваном он ему шепнул, что ни в чем не повинен, а потом рассказал, что в тот злосчастный вечер, когда услышал скрип ворот, он столкнулся у входа с Ли Бяо. Этот рассказ породил у Ван Хуэя подозрения, которые, однако, слуга не решался высказать.

Выездной следователь Сюй, ознакомившись с прошением Ван Хуэя, вызвал обоих подсудимых на допрос, но они отвечали то же, что и прежде.

— Чжан Шань! — сказал следователь Сюй.— Если ты подозреваешь Ли Бяо, почему при допросе в окружном ямыне ты взял вину на себя?

— Не выдержал пыток, ваша светлость, потому и признался,— сказал Чжан.— Ничтожный — простой домовладелец. Конечно, у меня есть свои упущения, за которые следует взыскать, но чтоб украсть или тем паче убить человека — на такое я не способен. Да и куда я после этого денусь, где спрячусь?.. Дело же было так. В тот день кто-то открыл ворота, а я побежал к выходу. Вот там-то я и столкнулся нос к носу со стражником... Почему-то его не винят, а взыскивают с меня!

Тут вмешался Ли Бяо:

— Ваша светлость! Я — государев стражник! Окружной начальник приказал мне ехать с господином сюцаем, чтобы поймать вора. Мог ли я убивать сюцая, коли был с ним связан? Ведь тогда мне никак нельзя было бы вернуться обратно!.. А пришел я в гостиницу потому, что свой нож там оставил. В ворота вошел я пустым. Что ж, я голыми руками его зарезал? Нож свой я потом нашел на постели, и все это видели. Не этим ножом убивали сюцая... Человек зарезан в заведении Чжана, значит, с него и спрос.

— Ну, а ты что скажешь? Кто из них виноват? — спросил следователь Ван Хуэя.

— Не могу знать, ваша светлость! Вконец запутался!.. Как будто оба они вызывают подозрение, но и оба имеют оправдания.

— А по-моему, они не виноваты. Здесь какая-то другая причина...— промолвил вельможа Сюй и, взяв кисть, написал заключение: «Стражник Ли Бяо и хозяин гостиницы Чжан Шань хотя и были связаны с покойным, однако к убийству вряд ли причастны, а посему должна быть другая причина. Подозреваемых людей держать в заключении до поимки настоящих преступников». Ли Бяо и Чжан Шаня снова отправили в окружную тюрьму.

Господин Сюй покинул присутственную залу весьма удрученный тем, что дело осталось неразрешенным. Вечером, когда он лег спать, ему сквозь дрему почудилось, что перед ложем его появился сюцай с красавицей девой. Они протягивают ему прошение и говорят о каком-то убийстве.

— Я как раз хотел вас кое о чем расспросить! — сказал Сюй.

И вдруг женщина сказала ему странные слова — будто стихи:

Безволосы, темны-темны,

Сразиться друг с другом должны.

Олень бежит по земле,

Все видно в ясной ночи.

Сюй постарался запомнить слова. Кивнув головой, он хотел было спросить, что они означают, но видение исчезло. Он в испуге вскочил — оказалось, что это был лишь сон. Однако следователь хорошо запомнил странные фразы, правда, смысла их, как ни гадал, так и не смог понять. И вдруг он подумал: «В своей первой фразе женщина говорит о волосах... Безволосая женщина — это, конечно же, монахиня... Быть может, какая-нибудь монашка учинила злодеяние? Завтра надо хорошенько все разузнать. Чудится мне, в этих строках и таится разгадка преступления».

На следующий день следователь Сюй, открыв присутствие, вызвал Чжан Шаня на повторный допрос.

— Скажи, этот сюцай все время ночевал в твоей гостинице?

— Никак нет! Постоянно ночевали только стражник да челядинец господина сюцая — Ван Хуэй, а сам он проводил ночь где-то в другом месте. Правда, в тот самый вечер он остался дома, потому как стражник со слугой ушли в Цзинин. Вот тут-то его, несчастного, и порешили!

— А ходил он в здешние храмы или какие скиты?

Чжан Шань, немного подумав, ответил:

— В тот день, когда они приехали, господин сюцай пожелал посетить какое-нибудь тихое место, чтобы немного успокоиться и развеять уныние. Я проводил его в здешний скит.

— С монахинями?.. А каковы они внешностью? Молоды ли?

— Нас встретила одна — обликом весьма прелестная.

«Вот и разгадка!» — втайне обрадовался Сюй и спросил:

— Как зовут эту монахиню?

— Ее кличут Чжэньцзин — Истинное Безмолвие.

Следователь, на мгновение задумавшись, вдруг стукнул ладонью по столу:

— Вот и ответ на первые две фразы! В них говорилось: «Безволосы, темны-темны, сразиться друг с другом должны». Первые слова намекают на монахиню, а иероглифы «темный» и «сразиться» в соединении означают «безмолвие». Несомненно, преступление связано с этой монахиней.

Он тут же выдал стражнику Ли Синю бирку на арест монахини, которую следовало немедленно доставить в суд. Ли Синь, исполняя приказ, направился в скит. Перепуганная красавица монахиня попыталась узнать причину ареста, на что стражник ответил:

— Дело нешуточное! Господин следователь вызывает тебя по подозрению в убийстве.

— Батюшки! — воскликнула монахиня.— К какому еще убийству меня приплели?

— У Чжан Шаня на постоялом дворе зарезали сюцая Вана, и Чжан показал, что убитый будто бы бывал в этой обители. Вот мне и велели доставить тебя на допрос.

Монахиня стояла как громом пораженная.

«Я еще подивилась, почему сюцай эти два дня не появлялся. А его, оказывается, убили! — думала она.— Какое несчастье!»

— Господин стражник! Я же монахиня, никогда не выхожу за ворота скита. Откуда мне знать, что случилось на постоялом дворе.— В голосе женщины слышались просительные нотки.— Пожалейте меня, господин служивый, скажите начальству, чтобы меня не вызывали в суд, а я вас щедро отблагодарю!

— Ничем не могу помочь! Следователь требует тебя в суд, а с ним шутки плохи!

Женщина заплакала, бросая на стражника жалостные взгляды. Потом она подсела к нему поближе, рассчитывая, что стражник ее пожалеет и сделает послабление. Ли Синь понимал эти хитрые ходы, но, боясь ослушаться начальства, не уступил.

— Если ты не причастна к этому делу, тебе нечего бояться,— успокоил он женщину.— Поговори сама с начальником — и все определится.

Монахине пришлось подчиниться и пойти вслед за стражником в ямынь. Когда она предстала перед следователем, тот, хлопнув ладонью по столу, воскликнул:

— Поразительно! Это, конечно, она — та самая женщина, что я видел во сне!

Он велел монахине подойти ближе и встать перед ним на колени.

— Ответствуй! Имела ли ты греховную связь с сюцаем Ваном и как ты убила его? Если расскажешь правду, освобожу тебя от наказания! Если в чем-нибудь солжешь, забью до смерти!

Экзекуторы, стоявшие в зале присутствия, отозвались на эти слова громкими криками. Молодая монахиня — а ей не исполнилось еще и двадцати лет — никогда не бывала в суде и не видела грозное начальство вблизи. Насмерть перепуганная, она тряслась от страха. Скрывать от судьи свою тайну она побоялась.