— По поводу исчезнувших денег мы подали господину Сюю прошение. Он дал нам какую-то бумажку в конверте, велел вскрыть его лишь по приезде домой.
Они достали небольшой конверт и, распечатав его, обнаружили полоску бумаги с такой надписью: «Серебра было слишком много, чтобы один слуга мог его утаить. Ваш родитель сказал, что спрятал его весьма хитро. Несомненно, оно находится в гробу, который вам разрешается вскрыть. К сему дается это постановление».
— Я помню, что господин Ван Цзюэ не позволил тогда нам присутствовать при положении тела в гроб,— проговорил Вам Хуэй.— А когда гроб закрыли, деньги почему-то сразу исчезли. И вот сейчас благодаря господину следователю все стало ясно.
— Если есть разрешение начальства, я, его родитель, даю позволение вскрыть гроб! — сказал отец. Он велел Ван Хуэю принести инструмент, с помощью которого слуга осторожно снял крышку колоды. Все свободное пространство гроба было заполнено слитками серебра.
— Вот так господин Сюй! — закричал Ван Хуэй.— Если бы на его месте оказался какой-нибудь бестолковый чиновник, много бед он натворил бы, да и мне бы не поздоровилось!
Игао вместе с Икуем принялись пересчитывать деньги. Оказалось три тысячи пятьсот лянов, разделенных на две равные части — доли обоих братьев. Кроме них был еще сверток с тысячей лянов и к нему приложена записка: «Первоначальные деньги возвращаю моим родителям». Серебро напомнило о погибших на чужбине, и все всплакнули. Гроб снова заколотили, а серебро разделили согласно воле покойного. Престарелый сюцай, бывший уездный начальник, возжег благовония в честь столичного следователя Сюя, приславшего разрешение на вскрытие гроба, и совершил несколько поклонов.
— Хвала тебе, господин Сюй! — воскликнул он.— Твоя прозорливость помогла отмстить злодею и вернуть серебро законным владельцам. Да будет счастье твое безмерно, а служебное благополучие безгранично. Пусть дети и внуки твои обретут благоденствие!
И все родственники присоединились к хвалебным воззваниям старого сюцая.
Из нашей истории видно, сколь многотрудны и темны иногда бывают судебные дела и с какой осторожностью следует их разрешать. Есть стихи в доказательство этих слов:
В мире давно утвердилось мнение — но так ли уж верно оно? —
Что колебание или сомнение казаться обидным должно.
А мы к судебным чинам взываем: осторожны будьте всегда!
Много душ людских пострадало от неправедного суда.
Человечья нога[78]
В стихах говорится:
Источник корысти[79] сулит беду тем, кто пьет из него.
И воля Небес таким не страшна — не боятся они ничего.
Ни пост строжайший и ни раскаянье, ни смиренье неведомы им.
Ради наживы обманут одних, принесут несчастье другим.
Из стихов видно, что, если кого-то обуяла алчность, ее не смогут обуздать даже сто тысяч загробных стражей Цзиньганов[80]. Этого человека ничто не остановит — даже самые страшные пытки. Недаром в книге мудреца Ле-цзы[81] есть такие слова: «Не видит людей, но зрит лишь злато». Вот уж истинная правда! Коли кем-то завладела мысль о наживе, он готов устремить к ней все жизненные силы и всю душу свою. Какое ему дело до мнения других!
В свое время в Ханчжоу жил сюцай Цзя Ши — человек, как рассказывают, предприимчивый и находчивый. Имея довольно большое состояние, он тем не менее оставался мужем по-рыцарски щедрым и великодушным. Не удивительно, что и друзья у него были такие же благородные, бескорыстные люди. Цзя Ши охотно помогал тем, кто по бедности не мог сыграть свадьбу, или оплачивал чужие долги. Когда сюцай видел какую-то несправедливость, он не раздумывая вступал в бой. Он придумывал также всяческие хитроумные планы, чтобы посрамить какого-нибудь хвастуна, кичившегося своей силой. Трудно перечислить все отважные деяния, которые он совершил в жизни. Сейчас мы расскажем одну из таких историй — как Цзя Ши помог приятелю выкупить свое хозяйство.
В то время в Цяньтане[82] проживал один ученый муж по фамилии Ли. Хотя он и посвятил свою жизнь конфуцианской науке, ему так и не посчастливилось прогуляться по школьному двору[83]. Цзя часто помогал своему приятелю-книгочею, который бился в нужде, стараясь при этом выполнять и свои сыновние обязанности. Однажды Цзя Ши пригласил Ли отведать вина. Ученый муж пришел расстроенный и унылый. После нескольких чарок, видя удрученное состояние гостя, хозяин не выдержал и спросил:
— Брат Ли! Почему нынешнее застолье тебя не веселит? Что у тебя стряслось? Расскажи, может быть, я смогу хоть отчасти разделить твое горе и помочь тебе!
— Как-то неудобно говорить о своих заботах,— вздохнул Ли.— Но если ты настаиваешь... Возле храма Осиянного Счастья на берегу Сиху[84] я присмотрел в свое время небольшой домишко, который продавался за триста лянов. Чтобы купить его, я занял у одного знакомого монаха, Хуэйкуна, пятьдесят лянов серебра. За три года набежали проценты, и сейчас я должен ему целых сто. Нужно тебе сказать, монах этот очень жадный. Его можно смело поставить во главе всех обирал. Чуть ли не каждый день он меня донимал, а я ничего не мог поделать. Мне оставалось одно — отказаться в его пользу от домика, но он уперся — и ни в какую. Знал, негодяй, что я в безвыходном положении, и продолжал тянуть из меня деньги, а от дома для вида отказывался. Короче говоря, я уступил ему дом за бесценок и в результате потерял на этом еще тридцать лянов. Сейчас монах уже занял домик, а я со старухой матушкой вынужден снимать в городе угол... А тут другая беда: хозяин выгоняет меня, потому что я задержал плату. Матушка ото всех этих передряг заболела и слегла... Вот отчего я расстроен.
— Вон, оказывается, что приключилось... Почему же ты сразу не обратился ко мне? — спросил Цзя.— Между прочим, сколько ты задолжал?
— Должен я за три года по четыре ляна в год.
— Пустяки, с таким долгом расплатиться нетрудно! Завтра мы что-нибудь придумаем, а пока давай веселиться!
Они выпили вина, а потом гость ушел.
На следующее утро сюцай Цзя пошел в особую комнату, где у него хранились деньги, отвесил сто сорок два ляна серебра и, велев слуге следовать за ним, направился к приятелю. Ученый Ли только проснулся и даже не успел привести себя в порядок. Он хотел было попотчевать гостя чаем и велел матери его приготовить, однако в доме не оказалось ни чая, ни дров. Хозяева разволновались, началась суета. Догадавшись о причине шума, сюцай велел слуге вызвать хозяина на два слова.
Ли вышел из внутренних комнат:
— Брат Цзя! Я очень тронут, что ты посетил мое скромное жилище. Чем могу служить?..
Цзя Ши подозвал слугу, держащего шкатулку, и вынул из нее два свертка серебра.
— В этом пакете двенадцать лянов. Их тебе хватит расплатиться с хозяином, у которого ты живешь. А вот здесь — сто тридцать лянов. Отдай их монаху и выкупи свой дом. Это избавит тебя от необходимости снимать жилище, а твою матушку — от ненужных тревог и волнений. У вас будет пристанище. Прошу тебя, сделай это.
— Что ты! Что ты! — вскричал Ли.— Я такой бестолковый, что не могу как надо содержать даже мать и все пользуюсь помощью друзей! Ты уже не раз мне помогал... Вот и сейчас, когда я снова попал в беду, ты готов заплатить такие большие деньги. Нет-нет, я не могу принять такого подарка. Меня будет мучить совесть, если я останусь в доме, который ты за меня выкупил. В знак нашей дружбы я готов позволить лишь одно — взять у тебя двенадцать лянов, чтобы расплатиться за аренду. Что до остальных денег, то я их принять никак не могу!
— Ошибаешься, брат. Дружба покоится совсем не на деньгах, а на доброте и благородстве. Вот почему ты обязан взять их и вернуться к своему прежнему занятию. Прошу, не отказывайся! — С этими словами Цзя положил серебро на стол и быстро вышел за дверь.
Ученый Ли устремился за ним:
— Брат Цзя! Вернись! Позволь мне хотя бы поблагодарить тебя!
Но сюцай уже шагал прочь.
«Наверное, во всей Поднебесной не найдешь столь преданного и благородного друга! — подумал Ли.— Если я не приму его дара, он может обидеться. Возьму деньги и выкуплю дом, а если мне только повезет, тогда уж щедро его отблагодарю!»
Рассказав о случившемся матери, он отправился в храм Осиянного Счастья, чтобы уладить дело с домом. Возле ветхого строения, стоявшего слева от храма, он вошел в ворота и спросил настоятеля. Услышав голос и думая, что это пришел кто-то из богомольцев-жертвователей, настоятель Хуэйкун поспешно вышел к гостю, однако, увидев Ли, сразу же замедлил шаги. На его лице появилось отчужденное и брезгливое выражение. Небрежно поздоровавшись, он что-то буркнул под нос и даже не предложил чая. Но едва Ли заговорил о выкупе дома, настоятель оживился.
— Продавая мне дом, вы не сказали, что собираетесь выкупать его обратно. Однако если вы все-таки это решили, то условия остаются старые: сто и еще тридцать лянов серебра. Только вот что учтите. В последнее время мне пришлось кое-что сделать: соорудил несколько пристроек, привез материал — все это стоит денег. Поэтому, если желаете получить дом обратно, вам придется заплатить сверх этих ста тридцати лянов еще кое-какую сумму.
Есть поговорка: «У человека, который находится в крайней бедности, дорога совсем узкая». Зная, что книжник Ли сидит на мели, монах открыто издевался над ним. Никаких работ в доме он, конечно, не делал, но простодушный ученый принял все за чистую монету.
«Неужели снова занимать деньги у Цзя? — подумал он.— Нет! Ни за что! Я и так не хотел их брать, а сейчас тем более. Появился хороший предлог их вернуть. Скажу, монах поставил-де дополнительные условия и выкупить дом мне не под силу. Верну деньги — гора с плеч!»