А сейчас послушаем стихи:
Не страшили его могучие духи, когда он был при деньгах.
А теперь остался без всяких средств — и бесенок внушает страх.
Знал давно, что наступит день — и придется стерпеть позор —
Всей его прошлой беспутной жизни справедливый укор.
Итак, сюцай, не выдержав домогательств ростовщика, в конце концов вынужден был встретиться с его доверенными.
— Мой долг вместе с процентами составил шестьсот лянов. Такую крупную сумму я выплатить сейчас не в состоянии,— сказал он.— Но у меня есть поместье на другой стороне озера, которое оценивается в тысячу лянов, а может быть, и больше. Я могу уступить его под залог. Пусть ростовщик дает тысячу лянов — и дело с концом. Прошу вас, почтенные, постарайтесь договориться с ним, а я вас, разумеется, отблагодарю.
Посланцы Вэя, поняв, что из сюцая все равно денег не выжмешь, пошли доложить ростовщику.
— Что вы городите! — воскликнул Вэй.— Видел я этот дом и поместье! Никакой тысячи они не стоят. Этот Чэнь слишком широко разевает пасть! Красная цена его хозяйству — шестьсот лянов, да и этого будет много.
— Почтенный Вэй! Такое поместье вам никогда не купить за шестьсот лянов. Чэнь Хэн сейчас сидит на мели, и вы можете заполучить его дом по дешевке, приплатив какую-то лишнюю сотню лянов. Уступите! Не ровен час, подвернется другой покупатель с деньгами — и прекрасное поместье от вас уплывет.
— Вы мне уже как-то посоветовали одолжить этому Чэню, но до сих пор я не видел ни денег, ни процентов. А сейчас вы снова хотите вогнать меня в расход! Не нужно мне никакого дома, тем более этой развалины! Я возьму его лачугу — и то в ущерб для себя! — только за шестьсот лянов — ни на медяк больше. Или пусть возвращает долг!
Посредники вместе с приказчиками из лавки отправились к Чэню и передали ему, чего хочет ростовщик. Сюцай от возмущения не мог вымолвить слова. Да и что ему сказать! Ведь когда-то он сам совершил оплошность! Где же ему сейчас тягаться с ростовщиком, как с ним рассчитаться? Приняв беззаботный вид, сюцай проговорил:
— Ну что ж, если поместье не стоит тысячи лянов, я согласен продать его за восемьсот. В свое время, когда я строил дом, он обошелся мне в тысячу двести или тысячу триста лянов. Понятно, об этом сейчас не стоит говорить, но все же... Прошу вас, почтенные, передайте ему мое предложение.
— Невозможно! Никак невозможно! — вскричали посредники.— Мы ему уже советовали накинуть хоть сотню лянов, так он даже в лице переменился. Сказал, что дома ему никакого не нужно, пусть, мол, возвращает деньги обратно. А вы говорите восемьсот! Он ни за что не согласится, хоть тресни!
— Крупная покупка — дело, конечно, ответственное, сразу не решишь,— заметил Чэнь.— Возможно, первоначальная сумма показалась ему слишком высокой, но ведь сейчас я сбросил двести лянов. Неужели он откажется?
Посредники, жалея сюцая, снова пошли к ростовщику, но тот и на этот раз наотрез отказался. Он удалился во внутренние комнаты дома, а вскоре оттуда вышли пять приказчиков.
— Господин Вэй поручил нам идти вместе с вами за долгом. Он запретил даже упоминать о доме.
Расстроенные посредники в сопровождении приказчиков пошли к Чэню. На сей раз посредники молчали, а все переговоры вели приказчики.
— Хозяин приказал нам оставаться здесь до тех пор, пока вы не вернете ему долг! — сказали они сюцаю.
Смущенный хозяин не знал, что ответить, лицо его горело от стыда.
— Почтенные! — обратился он к посредникам после длительной паузы.— Уговорите их вернуться, а я постараюсь что-нибудь предпринять.
Посредники кое-как уломали служащих Вэя, и те согласились уйти.
Сюцай был в отчаянии, никакого выхода он не видел. Направившись во внутренние покои, он подошел к столу и, тяжко вздохнув, в сердцах ударил по нему рукой. Госпожа Ма понимала состояние мужа.
— Сударь мой, вы, кажется, вздохнули,— не без умысла проговорила она.— Если вам не по себе, сходите к певичкам, на цветочную улицу. В чуских павильонах и циньских башнях[91] вы сможете испить вина и послушать веселые песни. Развеялись бы ночь-другую... Или, быть может, ветер с луной уже не такие, как прежде?
— Спасибо за утешение! Мне сейчас самое время развлекаться! Прежде я не слушал твоих советов, бросал деньги на ветер, и вот результат — попал в лапы к этому хуэйчжоускому псу. Сейчас придется отдать наш второй дом. Я уступаю ему целых двести лянов, а он ни в какую, требует денег — и все тут. Сегодня прислал своих служащих и велел им меня сторожить. Еле-еле упросил их уйти. Завтра, наверное, придут снова... Наше поместье, конечно, стоит намного больше шестисот лянов, но что поделаешь!
— Ты транжирил деньги, словно их у тебя бездонная пропасть. Время шло, а ты тратил тысячу за тысячей... Странно, что ты расстроился, когда к тебе пришли требовать какие-то сто — двести лянов. Ну, стоит ли впадать в отчаяние! Отдай дом — и дело с концом. Ведь три года назад ты все равно продал бы наше поместье. Непонятно, почему ты убиваешься сейчас.
Слова жены задели сюцая за живое, и он ничего не ответил. Погруженный в тяжелые думы, он поужинал, совершил вечернее омовение и лег спать.
Как говорится:
В радости и ночь коротка.
В несчастье особенно грусть горька.
Сюцай ворочался с боку на бок и едва дождался рассвета. Наступила пятая стража, и пропели петухи, а он лежал в постели совершенно разбитый, с тяжелой головой. В дверь постучал мальчишка-слуга. Он сообщил, что люди Вэя снова пришли за долгом. Через некоторое время вновь раздался стук. Слуга доложил, что хозяина ждут в зале. Сюцай с трудом поднялся и вышел к гостям. Посредники показали бумагу, которую он сразу же подписал: «Такое-то поместье продается такому-то лицу за шестьсот лянов серебра». Сюцай не мог подавить досады и успокаивал себя лишь тем, что наконец-то сбросил с себя тяжкую обузу. Довольные посредники поспешили к ростовщику. Вэй ликовал. Он только делал вид, что дом не нужен ему. Ростовщик просто воспользовался безвыходным положением Чэня, твердо зная, что в конце концов поместье попадет к нему в руки. Так и случилось. Запутавшись в долгах, Чэнь был вынужден отдать поместье за бесценок. Как же ростовщику не радоваться! Но об этом мы пока помолчим, а вернемся к сюцаю.
После продажи поместья Чэнь потерял покой. У него пропал сон, аппетит. Он ходил насупленный, часто сидел в задумчивости, стиснув зубы, или шептал: «Только бы мне встать на ноги — я бы с тобой рассчитался!» Услышав проклятья по адресу Вэя, жена сказала:
— Винить нужно не других, а себя!.. У кого есть деньги, тот старается употребить их с пользой. А ты? Получил деньги в долг и ничего с ними путного не сделал, попросту растратил. А сейчас отдал поместье почти задаром — разве тебя принуждали?
— Ах, как я раскаиваюсь! Но кайся не кайся, а беде не поможешь!
— Изъясняешься ты красиво! Только все это одни слова! В древности говорили: «Кающийся транжира — все равно что бес, обернувшийся человеком». Так и ты, просто сейчас тебе укоротили руки — и весь ты поджался, втянул голову в плечи, сидишь дома и предаешься унынию. А получить бы тебе пару сотен лянов, снова начнешь тратить их на развлечения!
— Нет! Ты не понимаешь, что творится сейчас у меня в душе! — вздохнул сюцай.— Человек не чурбан, у него есть чувства. Прежде я действительно ничего не понимал. Меня подбивали на удовольствия, и я упивался ими, веселился с утра до вечера. Нынче, когда я разорился, оказалось, что я никому не нужен. Как ты думаешь, могу я, как раньше, быть спокойным и думать о развлечениях? Нет! Я действительно в полном отчаянии!
— Ну что ж, если ты говоришь правду, значит, еще не все потеряно! Вспомни поговорку: «Пока не подошел к реке Уцзян, твое сердце не умерло! Ну а коли приблизился к ней, значит, все кончено»[92]... Я хочу спросить: если бы у тебя снова появились деньги, что бы ты с ними сделал?
— Прежде всего выкупил бы поместье и сбил спесь с хуэйчжоуского пса. Успокоился бы немного и дух перевел. Потом я открыл бы лавку, купил землю. Вот так бы и жил, пока (в один прекрасный день) не добился бы известности. Думаю, мне хватило бы и тысячи лянов... Только откуда их взять? Мечтать о таких деньгах — все равно что пытаться утолить жажду, взирая на дикую сливу, или рисовать лепешки в надежде избавиться от голода.
Сюцай в сердцах ударил кулаком по столу и горестно вздохнул. Госпожа Ма улыбнулась:
— Если ты и в самом деле стал так рассуждать, тысячу лянов достать можно.
Почувствовав в словах жены намек, Чэнь спросил:
— Где же их взять? Снова залезть в долги или просить у друзей? Деньги же не упадут с неба!
— Брать в долг — значит снова кланяться ростовщику,— усмехнулась жена.— Что касается друзей, то вряд ли они устроят складчину, видя теперешнее твое состояние. Недаром говорят: «В жизни ищут место, где потеплее, а среди людей — тех, кто поважнее». Словом, надо искать не где-то на стороне, а у себя дома. Кто знает, может, найдем какой-нибудь выход!
— Дома? Откуда?.. Будь добра, подскажи, объясни, что делать?
— Сколько у тебя было друзей-собутыльников, с которыми ты вместе кутил! Где они теперь, почему ни один не пришел помочь? А сейчас ты обращаешься ко мне за советом! А ведь я всего лишь слабая женщина...
— Моя госпожа, помоги, я сделаю все, что ты захочешь! — воскликнул Чэнь.
— Ты действительно решил образумиться?
— Неужели ты еще сомневаешься? Клянусь, если я хоть один только раз пойду к певичкам, пускай никогда не будет у меня счастья, или нет — пусть лучше я погибну!
— Ну что ж, тогда я выкуплю поместье и верну его тебе.
С этими словами жена взяла ключи и открыла дверцу в боковую пристройку, куда шел узкий темный коридор. Вскоре госпожа Ма вынесла кожаную сумку.
— В ней лежат деньги, возьми и выкупи дом, а остальные верни мне.