— Я и мой попутчик — гонцы темника Чжана. Мы были в Эчжоу с поздравлениями полководцу Уланхатаю по случаю дня его рождения. Отсюда мы должны ехать по служебному делу в Шаньдун, к наместнику Ши. На беду, мой товарищ не выдержал тягот путешествия и захворал. Ехать со мною он не может, а ждать, пока он выздоровеет, никак нельзя. Придется ему несколько дней полежать здесь, потом я вернусь, и мы вместе поедем домой.— С этими словами Чэн вынул пять цяней серебра и протянул хозяину.— Это тебе за труды и беспокойство. Очень прошу тебя, ухаживай за ним как можно заботливее, чтобы он скорее поправился. Когда вернусь, получишь еще.
— Я день и ночь буду ходить за вашим уважаемым попутчиком, но все равно возвращайтесь побыстрее,— отвечал ничего не подозревающий хозяин гостиницы. (Деньги он, разумеется, принял.)
— Ну конечно,— заверил его Чэн Ваньли.
Он велел хозяину принести еды и сытно поел. Затем он попрощался, вскинул на спину котомку и размашисто зашагал прочь. Верно сказано в стихах:
С крючка морская рыба сорвалась,
Хвостом вильнула и нырнула вглубь.
Чэн Ваньли направился к Цзянькану. С охранною грамотой в руках он шел без всяких задержек. К этому времени огромная область к востоку от реки Хуай[185] уже находилась под властью монголов, и это наполняло душу юноши печалью. Добравшись наконец до владений сунского двора, Чэн Ваньли двинулся в город Линьань. Здесь жил Чжоу Хань, помощник начальника военного совета, прежде служивший под началом у его отца. Чэн Ваньли остановился в его доме. При дворе шла раздача должностей. Чжоу Хань оказал Ваньли необходимое содействие, и юноша получил назначение в Фуцинский уезд провинции Фуцзянь. Он нанял слугу по имени Чэн Хуэй и выехал на юг, к месту службы. Но об этом мы пока рассказывать не станем.
Вернемся теперь к Чжан Цзиню, который остался в гостинице в Эчжоу. Он болел тяжело и довольно долго был без памяти, но в конце концов болезнь отступила, и он пришел в себя.
— А где же Чэн? — спросил он у хозяина гостиницы.— Почему его не видно?
— Дней десять назад господин Чэн отправился по делам к наместнику Ши в провинцию Шаньдун. Вы в это время были совсем плохи, и он поехал один. Он сказал, что, как только вернется, тут же поедет вместе с вами домой.
— Но у нас не было никаких дел в Шаньдуне! Этот злодей просто-напросто удрал, воспользовавшись моей болезнью! — вскричал перепуганный Чжан.
— Зачем же ему бежать? — изумился хозяин.
Тут Чжан со всеми подробностями рассказал ему историю Чэн Ваньли. Хозяин только сокрушенно качал головой. Внезапно Чжан вспомнил о своих вещах. Не ограбил ли его беглец, не оставил ли голым и босым в чужом городе? Он велел хозяину заглянуть в дорожную сумку. Там лежала записка и ответное письмо Уланхатая. Охранной грамоты и денег не оказалось, но одежда была в неприкосновенности.
— Разбойник с волчьей душою! — воскликнул Чжан.— Хозяин так к нему благоволил, а он, оказывается, только и думал что о побеге на юг. Теперь понятно, почему он избавился от жены!
Прошло еще несколько дней, прежде чем Чжан смог тронуться в обратный путь. Он доложил о случившемся Уланхатаю, получил деньги на дорогу и новую охранную грамоту. В ямыне полководца составили бумагу о розыске беглого Чэн Ваньли. Чжан расплатился с хозяином гостиницы и двинулся домой.
Приехал он поздним вечером, но тотчас явился к хозяину. Он передал темнику Чжану письмо Уланхатая и сообщил о бегстве Чэн Ваньли. В записке, оставленной беглецом, Чжан Свирепый прочитал следующее:
«Письмо недостойного слуги Чэн Ваньли, почтительно направленное всемилостивейшему господину хозяину:
Ваньли помнит о той доброте, которую вы проявили, когда сперва спасли его от смерти, а после взяли в услужение и сделали близким доверенным. Человек — не бездушная трава и не дерево, подобные благодеяния не могут оставить его равнодушным. Но известно, что южные птицы садятся на ветви, обращенные к югу, а когда подыхает лисица, голова ее обращена в сторону ее норы. Могилы моих предков на юге. Днем и ночью я с тоскою вспоминал родину, и в чужих краях пища мне казалась горькой. Я хотел поведать о своих муках всемилостивейшему хозяину и молить его, чтобы он отпустил меня на родину, но боялся встретить суровый отказ. И вот я осмеливаюсь уйти без разрешения. Что значит бегство одного человека, если у хозяина слуг больше, чем на небе туч! Ведь для вас дать мне волю — все равно что выпустить одного голубя из голубятни.
Я не успел отплатить вам за ваши милости, но долг благодарности я заключаю в своем сердце навсегда и непременно его исполню, подобно старику со связками травы[186] или птице, которая принесла кольца из яшмы».
— Этот негодяй обманул меня! — заревел Чжан и затопал в ярости ногами,— Пусть только попадется мне в руки — я изрублю его на десять тысяч кусков!
Но желанию Чжана Свирепого не суждено было сбыться. Власти уличили его в лихоимстве и лишили всех богатств. Супруги Чжан не смогли перенести этого удара и один за другим скончались. Впрочем, это случилось много спустя.
А теперь обратимся снова к нашему Чэн Ваньли. Вступив в должность, он, дни и ночи не переставая думать о верности и доброте Юйнян, гнал прочь мысль о новой женитьбе. Но разыскать Юйнян он не мог: северная половина страны была по-прежнему оторвана от южной. Быстро летело время, месяцы и годы проносились подобно стремительному потоку, и вот уже миновало больше двадцати лет. За честность и усердие Чэн Ваньли был назначен начальником военного округа в провинции Фуцзянь. В эту пору дни Сунской империи были уже сочтены. Монгольский хан Шицзу[187] двинулся на юг, не встречая никакого сопротивления. Последний сунский император бежал в Гуандун и укрылся на острове Яйшань. Лишь провинция Фуцзянь еще не была ввергнута в огонь войны. Но разве этот жалкий клочок земли мог остановить натиск врага? Власти провинции, желая избавить жителей от новых бедствий, приняли решение перейти на сторону монгольского государя. Хан повысил всех чиновников провинции в звании на три ступени, и Чэн Ваньли получил новое назначение — на должность советника при наместнике провинции Шэньси. Прибыв к месту службы, Чэн Ваньли узнал, что Синъюань, где он когда-то жил в плену, находится в его власти и подчинении. Он послал туда своего слугу по имени Чэн Хуэй, чтобы разузнать о жене, и передал ему подарок Юйнян — туфельку, вышитую ее руками.
А теперь наш рассказ возвращается к Юйнян. Вышло так, что на рынке, у сводни, ее купил зажиточный трактирщик по имени Гу. Трактирщику и его жене было уже под сорок, но детей у них не было. Жена Гу, урожденная Хэ, много раз советовала мужу взять служанку, которая народила бы им детей. Вначале трактирщик не соглашался, считая, что жена просто шутит, но тогда госпожа Хэ сама обратилась к сводне, и муж обещал исполнить ее желание. Именно в это время Чжан продал свою служанку.
Итак, Гу купил Юйнян и привел ее домой. Красивая и покладистая молодая женщина понравилась трактирщице с первого взгляда. Она постелила ей в комнате, а вечером сама приготовила ужин. Юйнян сразу разгадала намерения хозяйки, однако ж сделала вид, будто ничего не поняла, и осталась сидеть в кухне.
— Ты чего здесь сидишь? Ведь ужин в комнате,— сказала ей госпожа Хэ, входя в кухню.
— Мое место здесь, тут я и поем,— ответила Юйнян.
— Мы люди маленькие, живем без господских тонкостей,— возразила трактирщица.— Будь только прилежна и старательна. Мы будем называть друг друга просто сестрами.
— Я ничтожная рабыня и не осмелюсь равнять себя с госпожою. Если меня не будут бранить за всякие промахи и провинности — и того предостаточно.
— Не бойся и знай, что я нисколько не ревную. Наоборот, это я придумала взять тебя в дом. Мы уже в летах, а детей все нет, вот я и посоветовала хозяину взять наложницу. Если родишь мальчика или даже девчонку, будешь и правда со мною ровня. Не стесняйся, пойдем выпьем по чарке на счастье.
— Я очень благодарна госпоже за ее милость, но я была замужем, и, когда муж меня оставил, я поклялась не вступать в новый брак. А если меня насильно принудят к позору, я наложу на себя руки.
— Значит, ты хочешь остаться в служанках. Ну, гляди! Тяжело тебе будет, не вынесешь! — сказала трактирщица с угрозою в голосе.
— Я исполню любое приказание госпожи, а если в чем оплошаю, наказывайте меня со всею строгостью.
— Ну, гляди! Пока ступай к столу, будешь нам прислуживать!
И Юйнян последовала за новой своею хозяйкой.
Трактирщик Гу и его жена сели друг против друга, а Юйнян встала подле и принялась разливать вино. Госпожа Хэ то и дело старалась поддеть и уколоть служанку. Супруги сидели за столом до полуночи, и трактирщик сильно захмелел. Не раздеваясь, он повалился на свою постель и захрапел. Юйнян прибрала в комнате, закусила тем, что нашла на кухне, постелила себе и тоже легла, не сняв одежды.
Наутро хозяйка велела ей сучить пряжу и сроку дала ровно день. До самого вечера Юйнян, не поднимая головы от работы, выполняла урок. Трактирщица удивилась и дала ей работы на ночь — Юйнян просидела до самого рассвета. Так она трудилась несколько дней подряд, не выказывая ни признаков, ни даже следов усталости.
Видя, что Юйнян дни и ночи сучит пряжу и не обращает на него внимания, трактирщик решил, что причиною этому ревность его жены. Он ходил мрачный и недовольный, но поговорить с женою начистоту не смел. Несколько раз пытался он тайком полюбезничать со служанкою, но всякий раз встречал решительный отпор. И даже о своих неудачах не отважился он рассказать жене, опасаясь, что та поднимет его на смех. Прошло еще несколько дней, и наконец Гу не выдержал:
— Я взял служанку по твоему настоянию, и что же? День и ночь она у тебя за работой, когда же ей сойтись со мною поближе?
— Я тут ни при чем,— возразила жена.— В первый же вечер я пыталась ее уговаривать, но она уперлась и ни в какую. Вот я и допекаю ее, чтобы образумить. Все ради тебя стараюсь, а ты еще меня укоряешь!