Он пошел обратно, обдумывая случившееся. «Может, я и впрямь умер и сейчас здесь бродит моя душа?» Мысли старика вконец перепутались. «Но если родичи вызывали мою душу, стало быть, на родовом кладбище существует место моего захоронения! Они напутали в надписи на беседке, но на могиле они не могли ошибиться — надписи там никогда не меняются. Пойду на родовое кладбище. Возможно, там я найду ответ!»
Он спустился вниз и повернул к восточным воротам. Еще издали он увидел кладбище, над которым нависла гора, словно дракон, спустившийся с небес. Ли Цин подумал: «В «Книге Захоронений»[212] говорится: «Если гора похожа на парящего феникса или свернувшегося дракона, значит, через тысячу лет здесь появится небожитель». Странно, что при таком расположении гор, только я один встретил бессмертных. Да и меня прогнали прочь! Так и не удалось мне вознестись на небо! Правда, возможно, расположение гор относится совсем не ко мне, а к кому-то другому?» Старик подошел к могилам предков и отвесил два низких поклона. Возле могильных холмов валялись срубленные сосны и белоствольные тополя в несколько обхватов толщиной. Многие плиты на могилах были повалены и отброшены в сторону или просто разбиты. Вид запустения поверг Ли Цина в уныние.
— Неужели все мои родственники умерли? И сейчас больше некому ухаживать за могилами? — вздохнул он.
Тут он заметил, что одна из плит стоит как будто прямо и на ней видны какие-то знаки. «Могила праведного мужа Ли Цина»,— прочитал старик.
— Наверняка захоронили мою одежду, а могила пустая! — пробормотал старик.— Ну а плита? Она вся заросла мхом и изъедена временем, пришла в полную ветхость... Нет, ее поставили не в четвертый год эры Изначального Правления... Значит, я умер уже очень давно. А сегодня здесь блуждаю вовсе не я, а бродит моя душа. Пока я был в ином мире, все мои родственники, видно, умерли, иначе я встретил хотя бы одного.
И снова думы и сомнения охватили старого Ли Цина. «Будто мне снится сон среди бела дня. В самом деле, жив я или мертв? Кто мне ответит? У кого спросить?»
Вдруг в отдалении он услышал постукивание рыбьего барабанчика[213] и треск колотушек. Он пошел на звуки и скоро увидел слепца, сидящего возле храма Восточного Хребта.
Слепец что-то рассказывал, а потом стал просить подаяния. «Вот, кажется, и вторая фраза заклятия, что сказал мне владыка бессмертных: «Вещей дщице внемли»,— подумал Ли Цин.— Спрошу-ка я у слепца — что он мне скажет. Надо только подождать, пока все разойдутся!»
В плошке у слепца лежало всего десяток медяков — на большее слушатели не расщедрились. Кто-то из толпы сказал:
— Учитель! Пора начинать, а мы пока соберем еще немного денег!
— Так не пойдет,— возразил слепец.— Я ведь незрячий. Кончу петь, а вы все разбежитесь! Где потом вас разыскивать?
— Ерунду городишь! — крикнули из толпы,— Кто тебя станет обманывать, ты же увечный!
Слепец, поверив, ударил по барабанчику и застучал деревянными дощечками. Его история начиналась стихами:
Проходит жара, настают холода — весен и осеней череда.
Солнце закатное скрылось за мост, на восток струится вода.
Где же теперь полководцы-герои, где гордые их скакуны?
Цветущими травами все поросло, грустью поля полны.
Прочитав эти строки, слепец приступил к истории, которую часто исполняли даосы-сказители. Ли Цин знал и любил этот рассказ о Чжуан-цзы, который скорбел над черепом[214]. Протиснувшись вперед, он, склонив голову, внимательно слушал. Слепец продолжал рассказ, перемежая слова пением. Он прочитал ровно половину истории и дошел до того места, когда череп оброс мясом и кожей, вдруг ожил и покатился по земле. Толпа внимательно слушала. Кто-то хихикнул, кто-то охнул. Вдруг стук барабанчика и колотушек прекратился. Слепец оборвал свой рассказ, чтобы собрать деньги, как это обычно бывало у сказителей.
Все слушали слепца затаив дыхание, но когда дошло дело до денег, зрители, смущенно переглядываясь, спрятали руки за спину. Ссылаясь на то, что не захватили с собой денег, они, бросив несколько малозначащих слов, стали расходиться. В плошке оказалось лишь пять медяков. Слепой сказитель, возмущенный несправедливостью, разразился бранью. Какой-то парень, любитель скандалов, ему ответил. Слово за слово — и началась перепалка. Никто не хотел уступать, и дело кончилось потасовкой, во время которой медяки, что успел собрать слепец, раскатились по земле. Пошумев и посудачив, народ разошелся, но несколько человек подзуживали спорщиков продолжать драку. Скоро ушли и они.
Слепец остался один.
Ли Цин, пожалев слепца, собрал рассыпавшиеся монеты и протянул их сказителю.
— Да, чувства людей оскудели, в мире ценят лишь деньги! — вздохнул Ли Цин.
— Кто вы? — спросил слепец, забирая выручку.
— Да вот хочу спросить кое о чем. Может быть, ты знаешь. Дам несколько десятков монет на выпивку, если растолкуешь мне все как есть.
— Что желаете узнать, почтенный?
— В свое время в Цинчжоу жили некие Ли — владельцы красилен. Ты знал их?
— Я и сам из этого рода. А кто вы? Как вас зовут?
— Меня кличут Ли Цином. В нынешнем году мне исполнилось семьдесят лет.
Слепец рассмеялся.
— Надуть хотите слепого! Может, думаете чем поживиться? Только я не дитя. К тому же я постарше вас — мне уже семьдесят шесть... Какой же вы Ли Цин? Так звали моего прадеда по дядюшкиной линии.
Слепец несомненно что-то знал, и Ли Цин решил подойти с другого конца.
— Нет, уважаемый, я вовсе не собираюсь тебя обманывать. Ведь в Поднебесной много ходит людей с одинаковой фамилией и именем... Я вот только хочу спросить: этот твой прадед, куда он делся?
— Долгая история...— задумался слепец.— Помнится, в четвертый год эры Изначального Правления суйского государя Вэньди моему прадеду исполнилось семьдесят лет. В тот день решил он подняться на гору Заоблачных Врат, а потом спуститься в провал, где будто бы живут какие-то бессмертные. Ему принесли много-много веревок, и он полез в пропасть. Вы, может, думаете, все это враки? Как бы не так! В общем, погиб он... Весь наш род опирался на этого Ли Цина и его богатства, а как он умер, дела пошли все хуже и хуже. А тут еще началась война, в которой погибли все родичи. Только я, горемыка, один в живых и остался. Нет у меня ни сынов, ни дочерей... Читаю свои сказы, этим и перебиваюсь.
«Значит, они решили, что я погиб!» — подумал Ли Цин и спросил:
— Отчего же так быстро род пришел в упадок, и к тому же все погибли, ведь с тех пор, как этот Ли Цин спустился в пропасть, прошло не больше года.
— Ай-я! Да вы, почтенный, никак грезите наяву! — вскричал слепец.— Нынче не четвертый год эры Изначального Правления. Ведь сейчас правит династия Тан. Нынче у нас пятый год эры Вечного Благоденствия[215] государя нашего Гаоцзуна. Суйский Вэньди восседал на престоле двадцать четыре года, после чего передал его Янди, который находился на троне четырнадцать лет. Когда трон захватил Юйвэнь Хуацзи, в Поднебесной началась великая смута. Танскому Тайцзу удалось завоевать всю Поднебесную, но он уступил место монарху Гаоцзу, а тот сидел на троне девять лет, пока его не сменил Тайцзун, занимавший престол двадцать три года. Сейчас вот уже пять лет правит сын Тайцзуна. Таким образом, получается, что с четвертого года эры Изначального Правления по нынешний день прошло уже семьдесят два года. Когда мой прадед, Ли Цин, покинул наш мир, мне было всего пять лет, а сейчас — семьдесят шесть! А вы говорите — быстро!
— Я слышал, что в роду Ли было пять или шесть тысяч человек. Как же случилось, что за семьдесят лет никого не осталось, кроме тебя?
— Разве вы ничего не знаете?.. А получилось все из-за того, что в нашем роду люди были толковые и умели добывать деньги, как говорится, голыми руками. Так вот. После смерти суйского Янди начался мятеж Ван Шичуна[216]. Однажды он появился у нас в Цинчжоу. Мужчины из нашего рода были все как на подбор — ладные да крепкие, он и забрал их в солдаты. Ван Шичуну, как известно, сильно не повезло — в нескольких сражениях он потерпел поражение и погубил всю свою армию. Вот так. Я бы тоже не выжил, если бы не был увечным.
Только сейчас понял Ли Цин, что произошло. Все разом прояснилось, словно он протрезвел от хмельного дурмана. Сунув слепцу все свои деньги — монет тридцать или сорок — и не сказав больше ни слова, он повернулся и зашагал в город. Ему на ум пришел один древний стих: «В горах пробыл он всего лишь семь дней, а в мире тысяча лет пронеслась».
«Именно так и случилось,— подумал старый Ли,— я спустился в пропасть в четвертый год эры Изначального Правления и через несколько дней вернулся обратно, а оказалось, что за это время прошло ровно семьдесят два года и сейчас уже пятый год эры Вечного Благоденствия танского государя Гаоцзуна. Почти мгновенно пролетела целая жизнь. Если бы я провел у небожителей еще немного времени, возможно, и вовсе не увидел бы моего Цинчжоу... Все родственники умерли, а в моем большом доме живут чужие люди. Ничего не сделаешь! Вот только плохо — остался я без единого медяка, а занять не у кого — никого не знаю. Как же дальше жить? Не иначе, ноги придется протянуть... Впрочем, владыка бессмертных сказал, что я вернусь в их обитель!» Ли Цин тяжело вздохнул. Немного поразмыслив, он решил не мечтать более о возвращении к небожителям. «Старый чурбан! Хотел сделаться бессмертным! Думай лучше, как прокормиться... Вспомнил! Перед расставанием владыка дал мне книгу...— Ли Цин пощупал рукав.— Загляну-ка в нее, может быть, отыщу в ней подходящую профессию».
Вы спросите, что за книгу дал почтенному Ли Цину владыка бессмертных? Это был лечебный трактат с рецептами, в котором говорилось о том, как исцелять людей от недугов. Старику припомнились слова владыки. «Он мне сказал, что через семьдесят с небольшим лет я снова вернусь к ним. Наверное, все эти годы мне придется провести среди людей. Конечно, я хлебну горя, но вряд ли это будет хуже, чем на дне пропасти у Заоблачных Врат. И все же — что мне делать? Я уже стар, да и ничего не смыслю во врачевании. Как я буду лечить людей? Это же бессовестно! Да и денег нет, чтобы начать новое дело, ведь для этого надо закупить кучу всяких лекарств... А что, если пойти посоветоваться со сведущим лекарем? Может, что и получится!»