Казалось бы — удача,
Но от убытков, от потерь
Не спит, ночами плача.
А те, кто выгод не искал,
Урона не встречали;
Проходит радость стороной —
Минуют и печали.
Рассказчик, ты разъяснил нам три предупреждения из четырех. А как быть с умом? Он приобретается ценою великих трудов, отчего же нельзя выставлять его напоказ? А дело в том, что всех событий в мире не узнаешь, всех книг на земле не перечтешь, всех законов Поднебесной не постигнешь. Пусть уж лучше умный покажется простаком, чем невежда выдаст себя за ученого.
Сейчас мы расскажем вам об одном человеке, который превосходил умом даже первых мудрецов древности. Все считали его светочем учености, но бывало, что и он оказывался невеждой. Он оставил потомкам прекрасные, как парча, сочинения, в которых охотно расхваливает самого себя. Кто же он, этот знаменитый мудрец?
Он легко слагал стихи,
Был как мастер признан всеми.
Покорял сердца людей
Тонкой шуткой, мудрым словом;
Если это не Чжунни[278]
Вновь явился в наше время,
Это, стало быть, Яньцзы[279]
Дарит нас твореньем новым.
Рассказывают, что в династию Сун, в те годы, когда на престоле восседал император Шэньцзун, жил известный ученый Су Ши[280]. Второе имя его было Цзычжань, а прозвище Дунпо.
Су Дунпо родился в селении Мэйшань Мэйчжоуской округи провинции Сычуань. Он успешно выдержал экзамены и занял должность ученого в придворной Академии Ханьлинь. Он обладал поразительными способностями: бегло просмотрит книгу — и вот уже помнит ее наизусть, разомкнет губы — и готово целое стихотворение. Утонченным изяществом и свободою обращения он не уступал Ли Тайбо, а остротою ума превосходил Цао Чжи[281].
Начальником Су Дунпо был канцлер Ван Аньши[282]. Канцлер высоко ценил его дарование, а Дунпо, гордясь своим умом, нередко насмехался над своим начальником. Ван Аньши написал книгу «Толкователь иероглифов», где постарался разъяснить значение каждого знака. Однажды он толковал знак «По», входивший в фамилию поэта:
— Этот знак составлен из частей «земля» и «кожа», стало быть, он означает «кожа земли»[283].
— Если следовать вашим рассуждениям, иероглиф «хуа» — «скользкий» — должен означать «кость воды»,— засмеялся Дунпо.
В другой раз канцлер заговорил об иероглифе «ни» — «мелкая рыбешка» — и сказал, что изначальное его значение — «дитя рыбы», потому что его составные части — «рыба» и «ребенок».
— Да, письмена, созданные в древности, полны глубокого смысла. Вот, например, знаки «четыре» и «лошадь» соединились в один: «упряжная четверка», а «небо» и «насекомое» — в иероглиф «шелкопряд»,— закончил канцлер.
— О, теперь мне понятно, почему иероглиф «горлица» состоит из двух частей — «девять» и «птица»! — воскликнул Су, сложив почтительно руки на груди.
Это признание обрадовало канцлера, и, не ожидая подвоха, он попросил поэта объяснить, что тот имеет в виду.
— Помните, в «Книге Песен»[284] сказано: «На шелковице этой голубка сидит, семерых птенцов выкормила она». Семеро птенцов да отец с матерью — вот и получается всего девять птиц.
Дунпо улыбнулся.
Канцлеру не понравилась эта шутка, но он промолчал. Однако пришло время, и он понизил Су Дунпо в звании и отправил его служить начальником округа Хучжоу. Недаром говорят:
Никогда болтливый рот
До добра не доведет.
Су Дунпо прослужил в Хучжоу полных три года. Когда же срок его службы закончился, он приехал в столицу на прием к императору. Поселился он в храме Великого Вельможи. Он отлично знал, что все его неудачи по службе объясняются обидою, которую он нанес Ван Аньши, и, помня правило: «Прежде чем идти к Сыну Неба, непременно повидай канцлера», он приказал слугам изготовить послужную бумагу и карточку со своим именем, а когда все было готово, вскочил на коня и поехал к дому Ван Аньши. На расстоянии полета стрелы он спешился и пошел пешком. У ворот толпились чиновники, ожидавшие приказов и распоряжений канцлера.
— Уважаемые господа! — обратился к ним Дунпо и поднял руку в знак приветствия.— Почтенный учитель у себя?
К нему подошел стражник:
— Господин канцлер вкушает дневной сон. Подождите здесь, в домике у ворот.
Слуги Дунпо поставили хозяину стул и, когда он сел, удалились, притворив за собою дверь. Через некоторое время из главного дома вышел молодой человек лет двадцати, в высокой шляпе и прямого покроя халате из синего шелка. Спускаясь с лестницы, он непринужденно размахивал руками. При виде юноши чиновники, стоявшие у ворот, склонились в почтительном поклоне. Су Дунпо послал слугу узнать, кто этот человек. Слуга доложил, что это Сюй — секретарь Ван Аньши. Дунпо тотчас вспомнил любимца канцлера — Сюй Луня. Три года назад он был еще совсем юн и носил шляпу подростка.
— Беги поскорее за этим Сюем и верни его,— приказал Су Дунпо слуге.
Слуга помчался за молодым человеком и мигом его догнал, но, не осмеливаясь окликнуть, забежал сбоку, встал у края дорожки и поклонился.
— Ничтожный состоит в услужении у господина Су из Хучжоу. Мой хозяин просит вас к нему подойти. Он в домике у ворот и хочет с вами поговорить.
— Господин Су? С длинными усами? — спросил Сюй Лунь.
— Точно так.
Сюй Лунь радостно улыбнулся и повернул обратно. Надо вам знать, что в прежние годы Су Дунпо был всегда ласков с мальчиком и часто дарил ему веера со стихами собственного сочинения. В свою очередь, мальчик всегда питал лучшие чувства к даровитому и обходительному Су Дунпо. Слуга вошел первым, чтобы доложить хозяину, а вслед за ним появился Сюй Лунь. Юноша хотел опуститься на колени, но Дунпо удержал его.
Сюй Лунь был секретарем канцлера, и, если какой-нибудь уездный или окружной начальник приезжал в столицу на прием к Ван Аньши, он в первую очередь встречался с Сюй Лунем и вручал ему дары для канцлера и карточку со своим именем. Почему же тут секретарь был готов стать на колени перед просителем из провинции? Дело в том, что когда Дунпо служил под началом у канцлера, то часто бывал у него дома. Сюй Лунь разливал им чай и привык прислуживать Дунпо так же точно, как своему хозяину. Вот и теперь в присутствии поэта вся его важность исчезла без следа.
— Сюй Лунь, к чему такие церемонии? — промолвил Дунпо.
Он не хотел ронять достоинство секретаря.
— Домик у ворот — не место для господина Су! Прошу вас в Восточный кабинет, я напою вас чаем.
Восточный кабинет канцлера был в особом помещении, за пределами главного дома. Сюда Ван Аньши обычно приглашал своих учеников или близких друзей. Молодой Сюй провел гостя внутрь, усадил его и велел мальчику-слуге налить чаю.
— Господин Су, к сожалению, я не могу сейчас остаться с вами и прислуживать сам, как бывало. Канцлер приказал мне сходить в императорскую аптеку за лекарствами. Я прямо не знаю, что делать,— сказал Сюй.
— Иди исполняй поручение,— ответил гость, и секретарь удалился.
Дунпо осмотрелся. Вдоль стен тянулись запертые шкафы с книгами. На столике не было ничего лишнего — только кисти да прибор для растирания туши. Дунпо снял с прибора крышку и взглянул на камень. Он был необычайно красив: безукоризненно ровный, с зеленоватым отливом. Тушь на камне еще не успела просохнуть. Дунпо хотел уже закрыть прибор, как вдруг заметил под тушечницей белый уголок бумаги. Гость поднял прибор и увидал листок простой бумаги, исписанный и сложенный вдвое. Это были четыре строчки неоконченного стихотворения. Дунпо сразу узнал почерк Ван Аньши. Стихотворение называлось «Похвала хризантеме». Дунпо подумал, улыбаясь: «Да, недаром говорят люди: «Всего три дня длилась наша разлука, а видим друг друга уже в новом свете». В былые годы, когда я служил в столице, старик не задумываясь мог написать несколько тысяч слов кряду — стоило ему только взяться за кисть. Прошло три года, и все переменилось: он не смог закончить и восьмистишие. Да, поистине: «Талант Цзян Яня к старости иссяк»[285].
Перечитав написанное, Дунпо возмущенно воскликнул:
— Он ухитрился все перепутать даже в этих неоконченных строчках!
Западный ветер в минувшую ночь
Мой сад посетил, пролетая,
С желтых цветов лепестки он сорвал,
И вот вся земля — золотая.
Отчего же Дунпо решил, что в стихотворении все перепутано? Известно, что год делится на четыре времени и каждому времени года принадлежит свой, особый ветер. Весною дует Мягкий ветер, летом — Теплый, осенью его сменяет Золотой, а зимою свирепствует Холодный. В стихах канцлера упоминается западный ветер, который дует осенью, но ведь осенью нужно говорить о Золотом ветре! Как только он задует, в воздухе закружатся желтые листья утуна и многое множество цветов уронит на землю свои лепестки. В третьей строке речь идет о желтых цветах, иными словами — о хризантеме. Хризантема — очень выносливый цветок, так как принадлежит к разряду огня[286], она распускается позднею осенью и не боится даже жестокого инея. Она может завянуть или высохнуть, но лепестки ее не опадают. В этой строке вельможа допустил явную ошибку. Су Дунпо не мог сдержать себя. Он схватил кисть, обмакнул ее в тушь, и тут же появились четыре завершающие строчки: