«Сын мой!
После того как мы с тобою расстались, до нас дошли слухи о новом мятеже Ши Сымина. Эти вести повергли меня в тяжелую тревогу, и я захворала. Ни врачи, ни знахарки помочь мне не в силах. В любой миг я могу отойти в иной мир. Но не это огорчает и волнует меня: я пожила достаточно, мне уже за шестьдесят. Меня тревожит и печалит другое: из-за всех этих смут, которые мне довелось увидеть в старые мои годы, я умру одна и на чужбине и мои сыновья не проводят меня в дальний путь. Мы родом из земли Цинь[300], и я не хочу, чтобы меня погребли в чужих краях. Силы мятежников, однако же, велики! Защитники столицы могут не выстоять — как это уже и случилось однажды,— а потому жить в Чанъани опасно. Много дней подряд думала я об этом и решила так: лучше всего будет, если ты продашь остатки нашего разоренного имущества в столице и на эти деньги устроишь мои похороны. Когда же ты погребешь мои останки на родине, то возвращайся на юг. Земли здесь тучны, а люди добры и отзывчивы. Помни только, что всякое начало трудно, и будь осмотрителен. Раньше, чем окончится война, о возвращении в Чанъань и думать не смей. Если ты не исполнишь мой приказ и попадешься в руки мятежникам, некому будет приносить жертвы предкам, и я откажусь от тебя, когда мы встретимся у Желтых Источников. Запомни хорошенько эти мои слова!»
Прочитав письмо, Ван Чэнь упал на землю и зарыдал.
— Я думал приехать в столицу, уладить дела, а потом перевезти сюда всю семью! Никак я не ожидал, что тревога обо мне сведет матушку в могилу! Если бы знать заранее — не поехал бы я сюда, остался бы на юге!
Немного успокоившись, он обратился к Ван Люэру:
— Скажи, а что еще мать говорила перед смертью?
— Да все то же самое. Наказывала не тратить сил в столице — все равно, дескать, имущество ваше здесь разорено, и если даже его вернуть, можно снова всего лишиться в один миг: из-за Ши Сымина. Еще старая госпожа говорила, что вы должны побыстрее закончить дела и заняться ее похоронами. А потом, после похорон, должны вернуться в Ханчжоу. Она сказала, если вы не исполните ее наказа, она не будет чувствовать себя спокойно в загробном мире.
— Могу ли я нарушить последнюю волю моей матушки! — воскликнул Ван.— Тем более что мысли ее очень правильные и здравые: на севере продолжается война, на юге жизнь гораздо спокойнее.
Ван Чэнь тут же заказал себе траурное платье, поставил поминальную таблицу и послал слуг привести в порядок семейное кладбище. Одному из приятелей он поручил безотлагательно заняться продажею его земли.
Прошло два дня, и Ван Люэр сказал хозяину:
— Господин, на постройку могильного склепа уйдет не меньше месяца, а близкие, наверно, беспокоятся. Может, мне лучше выехать вперед, чтобы они не тревожились?
— Я уже и сам об этом думал.
Ван Чэнь написал письмо домой и дал слуге деньги на дорогу.
— Прощайте, хозяин,— сказал Ван Люэр.— Заканчивайте поскорее дела, не задерживайтесь здесь.
— Нечего мне напоминать. Если бы только было возможно, тотчас умчался бы домой!
Ван Люэр, успокоенный, отправился в путь.
Между тем родственники Ван Чэня уже узнали о печальном событии и пришли выразить свое соболезнование. Все они советовали Вану не торопиться с продажею, но Ван, помня только наказ матери и ничего больше в рассуждение не принимая, не послушался и отдал прекрасную землю за полцены, а еще дней через двадцать, когда могила на кладбище предков была готова и все приготовления завершены, Ван сложил свои пожитки и вместе со слугою покинул столицу. Увы! Как о нем не пожалеть!
С печальной душой он покинул Чанъань,
Бедою гоним и войною,
И, словно бегущий к востоку поток,
Стремился в селенье родное.
Не сможет утешить он старую мать.
Ночные страшны сновиденья.
И слезы сыновние горько текли
Вдали от родного селенья.
Оставим пока Ван Чэня и вернемся к его семье. Мать и жена его, узнав о новой смуте на севере, день и ночь вспоминали о своем Ване и корили себя за то, что не удержали его дома. Прошло три месяца, и в один прекрасный день слуги доложили, что из столицы приехал Ван Фу с письмом. Гонца тотчас же привели в хозяйские покои. Ван Фу низко поклонился и передал письмо. Левый глаз у Ван Фу был выбит, и женщины это, разумеется, заметили, но расспрашивать, как получил он это увечье, не стали: не до того им было. Они поспешно распечатали письмо и прочли следующее:
«Расставшись с вами, я благополучно проделал весь путь и прибыл в столицу. К величайшей своей радости, я обнаружил, что наше имущество совершенно не пострадало. Но, пожалуй, еще больше меня обрадовала встреча с другом, инспектором Ху. Он представил меня министру Юаню; господин Юань отнесся ко мне с большим участием и предложил должность на севере. Назначение уже получено, и мне надо в кратчайший срок отправляться к месту службы, а потому я посылаю к вам Ван Фу, чтобы он привез вас ко мне. Прошу вас, продайте наш дом и землю и как можно скорее приезжайте в столицу. Об условиях не торгуйтесь, главное — не терять времени. На этом кончаю, ведь мы скоро увидимся. С глубочайшим поклоном
ваш сын Чэнь».
Когда женщины дочитали письмо до конца, они едва не заплакали от радости.
Наконец старая госпожа вспомнила и о слуге.
— А что с твоим глазом, Ван Фу? — спросила она.
— Ох, госпожа! Ехал я верхом, задремал и свалился с седла. Вот и потерял глаз.
— Ну а что столица? Та же, что прежде, или нет? Родичи все уцелели?
— Города не узнать, почти весь разрушен. Из родичей ваших осталось несколько семей. Одни убиты, другие в плен попали, а кто убежал в дальние края. Многих ограбили, сожгли дома, землю отобрали, и только ваш дом и земля нисколько не пострадали.
Женщины ликовали.
— Какое счастье,— говорили они друг другу.— Все наше добро в целости и сохранности, а Чэнь получил должность. Нас хранит Великое Небо и предки! Как мы им благодарны! Перед отъездом надо будет совершить благодарственное моление и просить о счастии и процветании в будущем!
— А кто этот инспектор Ху? — спросила мать.
— Это приятель нашего господина,— отвечал Ван Фу.
— Что-то никогда не слышала от него такой фамилии...
— Может быть, это один из новых друзей? — предположила жена Ван Чэня.
— Ну да, они недавно познакомились,— поддержал ее Ван Фу.
Они поговорили еще, а потом старая госпожа сказала:
— Ван Фу, ты, верно, устал с дороги. Ступай отдохни, выпей вина, поешь.
На другой день Ван Фу снова явился к госпоже.
— Госпожа! — сказал он.— Чтобы закончить все дела, вам потребуется несколько дней, а господин сейчас один в столице, присмотреть за ним некому. Может, мне лучше поехать вперед? Я привезу ему письмо от вас, приготовлю дом к вашему приезду, а потом мы все отправимся к месту его новой службы.
— Это ты верно рассудил, Ван Фу,— согласилась старуха.
Она написала письмо, дала слуге денег на дорогу, и Ван Фу уехал. После его отъезда госпожа Ван продала землю и даже всю домашнюю утварь, оставив лишь драгоценности и кое-что из одежды. Боясь задержать сына, она не торговалась и продавала все за полцены. Затем она пригласила монаха совершить моление и, выбрав благоприятный для отъезда день, наняла лодку.
И вот лодка тронулась в путь. Миновав Ханчжоу, путники оставили позади округа Цзяхэ, Сучжоу, Чанчжоу и выехали на просторы Янцзы. Слуги, довольные тем, что их господин получил высокую должность, едва не плясали от радости.
Родные от смуты бежали на юг —
В дальних краях им скитаться;
Кто знает, что к ним вдруг прибудет гонец
С веселою, благостной вестью?
Домой возвращаясь, ликует семья,
И радостны все домочадцы:
Ведь скоро их встретит столица, почет,
Ведь скоро подъедут к предместью.
Теперь снова обратимся к Ван Чэню. Покинув столицу, он отправился на юг и скоро добрался до Янчжоу. Вещи он приказал перенести в гостиницу, а коня, который больше ему не понадобится, продать. После ужина он велел Ван Фу сходить на пристань и нанять лодку, а сам сел на скамейку подле ворот, присматривая за своими вещами и разглядывая проплывающие мимо лодки. Среди прочих он приметил идущее вверх по реке суденышко: с палубы его доносился смех и громкие песни. Это веселились слуги, числом пять или шесть. Когда же лодка стала подходить к берегу, Ван Чэнь с величайшим изумлением узнал в этих веселых слугах своих домочадцев. «Почему они здесь? Куда держат путь на этой лодке? — недоумевал Ван.— Не иначе как после смерти матери перешли на службу к другим господам». Пока он так терялся в догадках, занавес на дверях каюты откинулся, и оттуда выглянула девушка, в которой Ван узнал свою служанку.
— Странно! Очень странно! — воскликнул Ван Чэнь и хотел было окликнуть девушку, но тут его заметили с лодки.
— Господин! Как вы сюда попали? — закричали слуги.— И почему вы в трауре?
Лодочнику приказали немедленно причаливать. На шум вышли из каюты мать Ван Чэня и его супруга. Увидев, что мать жива и здорова, Ван поспешно снял траурное платье и переоделся. Как только лодка причалила, слуги подбежали к Ван Чэню. Ван велел им перенести свои вещи из гостиницы на лодку, а сам бросился к матери. Тут на глаза ему попался Ван Люэр, который стоял на носу. Недолго думая Ван Чэнь схватил слугу за шиворот и принялся его колотить.
— За что ты его бьешь? — вскричала мать, выходя из комнаты.— Он ни в чем не виноват!
Ван Чэнь бросил слугу и поклонился.
— Как не виноват?! Этот пес доставил мне в столицу ваше письмо и соврал, будто вас нет в живых! Из-за него я нарушил долг сыновней почтительности!
— Что ты говоришь? Он все время был с нами! Как же мог он возить письмо к тебе в столицу? — удивились обе женщины.