— Мы дожили до старости, а детей так и не нажили и уже думали, что некому будет принести поминальную жертву нашим душам. Но Небо смилостивилось и послало нам сыновей. Хоть вы и зоветесь приемными, вы мне лучше родных. Теперь можно и умереть — без страха и сожаления. Живите дружно и по-прежнему пекитесь о нашей маленькой харчевне. Вот мое желание. И тогда душа моя найдет спокойствие у Девяти Источников.
Сыновья залились слезами и обещали отцу исполнить его волю. Два дня спустя старики скончались. Братья горько рыдали, повергая в печаль небо и землю, и сокрушались, что не могли умереть вместо родителей. Они приготовили дорогие гробы и богатые траурные одеяния и позвали монахов править заупокойную службу девять дней подряд без перерыва. Когда же служба окончилась, братья порешили устроить одно кладбище и схоронить всех родителей рядом — останки подле останков. Лю Фан отправился в столицу и скоро вернулся обратно с прахом матери. В один из благоприятных дней братья погребли Лю Дэ и его супругу, а слева и справа от их могилы захоронили останки родителей Лю Ци и Лю Фана. Три могилы вытянулись в ряд и напоминали три жемчужины, нанизанные на одну нитку. Все селение собралось на похороны, чтобы почтить память доброго Лю Дэ и оказать уважение его сыновьям, явившим образец сыновней преданности.
Не будем, однако, отвлекаться, а лучше поведаем вам о том, что после смерти родителей братья продолжали разделять и стол и ложе и взаимная их привязанность стала еще крепче. Харчевню они решили закрыть и принялись торговать тканями. Честность молодых людей и справедливые цены, по каким они продавали свой товар, доставили им добрую славу среди заезжих купцов. Имя их сделалось известно по всей округе, и скоро в лавке не стало отбоя от покупателей. За год-другой братья умножили свое состояние в несколько раз против того, какое оставил старый Лю Дэ. Теперь у них было два дома со всею домашнею утварью, они держали несколько приказчиков, двоих мальчиков для услуг. Видя, как быстро богатеют братья Лю, именитые соседи начали засылать к ним сватов. Лю Ци уже поговаривал о том, что и в самом деле пора подумать о женитьбе, но младший Лю решительно от таких разговоров уклонялся.
— Брат, посуди сам, тебе уже девятнадцать, а мне двадцать два,— убеждал Лю Ци. — Сейчас самое время найти добрую супругу и родить наследников, чтобы они продолжили все три наших рода. Не пойму, почему ты упрямишься.
— Нет, мы сейчас в таких годах, когда самое время торговать. Где у нас досуг на всякое там сватовство? Вдобавок теперь живем мы с тобою в дружбе и согласия, а попадись дурная жена — и пойдут раздоры. Нет, лучше не жениться.
— Неверно ты говоришь. Вспомни добрую пословицу: нет жены — нет семьи. Мы оба в лавке, а за домом присмотреть некому. У нас много друзей, и все время прибавляются новые: наедут все разом в гости — кто их примет, кто угостит? Но это еще не так страшно, главная беда в другом. Отец усыновил нас в надежде, что и мы, и наши потомки будем верно хранить родовое кладбище и приносить жертвы его душе. Но если мы останемся бобылями, вместе с нашею жизнью придет конец и заупокойным жертвам. Как осмелимся мы после этого взглянуть в глаза отцу, когда встретим его у Девяти Источников?
Так снова и снова убеждал брата Лю Ци, но Лю Фан был неистощим на отговорки и наотрез отказывался жениться. Видя его упорство, Лю Ци заколебался: ввести в дом жену вопреки воле брата ему было неловко. Однажды пришел он в гости к своему близкому другу, по имени Цинь. Ненароком заговорили о женитьбе, и Лю Ци рассказал другу о своих спорах с братом.
— Никак не пойму, в чем тут дело,— признался он под конец.
— Дело ясное,— засмеялся Цинь.— Лавку вы открыли вдвоем, но он-то появился в доме раньше твоего и делиться с тобою не хочет. Вот он и выискивает предлог за предлогом, опасаясь, как бы следом за женитьбой не пришел раздел.
— Ну что ты,— возразил Лю Ци.— Брат человек прямой!
— Но кроме того, еще молодой и красивый. Никогда не поверю, чтобы он не знал радостей любви! А коли так, другой причины и быть не может. Вот что: предложи-ка ему жениться первым. Подошли к нему сватов, только предупреди их, чтобы держались осторожно. Вот увидишь, все быстро выйдет наружу.
Слова Циня смутили Лю Ци. В сердце закопошились всевозможные сомнения и подозрения, и он скоро простился. По пути домой ему встретились две свахи: они шли к нему предложить невесту — дочь богатого купца, хозяина шелковой лавки Цуя Третьего. Лю Ци спросил, сколько лет девице. По годам она была как раз под пару его брату.
— Я думаю,— сказал он,— эта невеста скорее годится моему младшему брату. Но только он очень стеснителен — ни за что не станет говорить иначе, чем с глазу на глаз. И вообще будьте с ним до крайности деликатны и осторожны. А я пока посижу подожду в масляной лавке, вон в том конце переулка. Если сладите дело, будете довольны — щедро вас награжу.
Свахи ушли, но скоро вернулись.
— Ваш брат и впрямь какой-то странный,— сказали они.— Мы уж его и так и сяк уговаривали — и слушать не хочет. Но и мы от своего не отступались, тогда он рассердился и выгнал нас вон.
Тут Лю Ци уверился, что никаких задних мыслей у брата нет, но причина его отвращения к женитьбе так и осталась загадкой. Однажды Лю Ци увидел, как две ласточки строят гнездо под стропилами их дома. В голове у молодого человека родились стихи, и он записал их на стене, решивши, что, может быть, таким образом удастся вызвать брата на откровенность. Вот что написал Лю Ци:
Две ласточки — два брата — вьют
Одно гнездо вдвоем.
А для чего и для кого —
Не ведают о том.
Они с рассвета дотемна
Проводят дни в труде.
Все тщетно — нет у них подруг,
И пусто в их гнезде.
Когда Лю Фан увидел стихи на стене, он прочитал их вслух раз и другой, засмеялся, а потом взял кисть и ниже приписал такие строки:
Четою ласточки живут — она и он,
Теперь им вместе вить гнездо — таков закон.
Увы, подруга тщетно ждет его,
А он не понимает ничего.
«Не может быть! — с изумлением сказал себе Лю Ци.— Что же это получается? Выходит, что мой брат — женщина? Теперь понятно, почему он такой тонкий в кости, а голос у него такой нежный и звонкий. Спать ложится всегда в одежде, даже носки никогда не снимает. Какая бы жара ни стояла, он всегда под верхним платьем носит исподнее... Не иначе как пошел по стопам Мулань![312]» Все же твердой уверенности у Лю Ци не было, а прямо спросить брата он не решился. Переписав стихи, он отправился к Циню. Выслушав друга, Цинь воскликнул:
— Конечно, твой брат не мужчина! Но как же ты столько лет ничего не замечал? Ведь вы спали в одной постели!
Лю Цинь объяснил, что брат никогда не раздевался на ночь.
— Это только подтверждает твою догадку. Надо прямо его спросить. Посмотришь, что он ответит.
— Трудно мне задать ему такой вопрос. Мы ведь до того любим друг друга, больше, чем родные братья.
— Если Лю Фан — женщина, вы сможете пожениться, и ваша любовь станет еще крепче.
Так они беседовали и рассуждали, а потом Цинь поставил на стол вино, приготовил угощение, и друзья просидели за вином до вечера. Уже стемнело, когда Лю Ци возвратился домой. Лю Фан заметил, что брат навеселе, и заботливо проводил его в спальню.
— Где ты был? — спросил он.— Отчего вернулся так поздно?
— Да вот ненароком забрел к своему другу Циню. За вином и беседою забыли о времени.
Лю Ци так и впился глазами в лицо брата. Прежде ему и в голову не приходило, что Лю Фан на самом деле женщина, а теперь он обязательно хотел узнать правду. И чем больше вглядывался он в брата, тем тверже становилась его уверенность, что перед ним женщина. Все же высказаться прямо, без околичностей он не решился.
— Брат,— сказал он,— ты написал прекрасные стихи о ласточке, гораздо лучше моих. Может, прибавишь к ним еще что-нибудь?
Не промолвив ни слова, Лю Фан улыбнулся, взмахнул кистью — и вот появились стихи:
Супруги-ласточки живут в гнезде своем,
Природой им дано встречать весну вдвоем...
Как чуский государь, не будь суров с людьми
И яшму за обычный камень не прими[313].
Лю Ци прочитал эти строки.
— Значит, ты действительно женщина? — выговорил он наконец.
Лю Фан, с пылающим от смущения лицом, молчал.
— Ведь мы с тобою как родные. Зачем ты таилась от меня?.. И каким образом надела мужское платье?
— Когда мать умерла и мы с отцом отправились на родину, мы подумали, что лучше мне одеться мальчиком — так будет удобнее в дороге. Потом умер и отец. Похоронить его вместе с матерью я не могла. Вот я и решила не выдавать до времени свою тайну — пока не найду места, где сумею осесть, обосноваться и ухаживать за могилой родителей. На мое счастье, приемный наш отец дал мне земли на могилу усопшим. Я давно хотела тебе открыться, но мы тогда только начинали торговать, и я боялась, что одному тебе с делами не управиться. Я все откладывала и откладывала этот трудный разговор, но в последнее время, когда ты надумал меня женить, поняла, что дольше таиться невозможно.
— Да, тебе пришлось вытерпеть много горя, чтобы наконец достигнуть цели,— сказал Лю Ци.— Ты настоящая героиня. Сколько лет спали мы на одном ложе — и все эти годы ты хранила молчание. Твое целомудрие достойно восхищения и даже зависти — не в меньшей мере, чем твое почтение к родителям. В стихах ты как будто намекала, что согласна стать моей женою. Если это так, то ни о какой другой жене я и слышать не хочу! Раньше мы были братьями, теперь будем супругами. Поистине, нас соединили не люди, но само Небо! Если ты согласна, мы поженимся и всегда будем вместе.