А на стендах и в витринах — экспонаты.
Лежит старенький кисет с надписью «На память бойцу РККА». Этот кисет получил на фронте под Москвой бывший «спец» Август Мишин. Тогда он был разведчиком. Сейчас Мишин — доктор юридических наук, профессор МГУ.
При встречах с руководителями спецшколы шутит:
— Ну, ведь вышел из меня человек? А вы хотели тогда отчислить за неуспеваемость!
Лежит записная книжка Тимура Фрунзе, куда он заносил незнакомые ему французские и немецкие слова. Сын легендарного полководца стал после спецшколы не артиллеристом, а лётчиком, и ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Лежит тетрадь «Результаты работы взвода разведки 4-й отдельной артбригады 6-й гвардейской артиллерийской дивизии». Тетрадь эта принадлежала Владимиру Дергачёву, и в неё он заносил обнаруженные у противника арт-батареи, НП, доты. Командир взвода разведки хорошо знал огневые средства противника и его оборону. И получил за эту тетрадочку орден Красной Звезды: цели, которые в ней перечислены, во время артнаступления были уничтожены.
Воевал Владимир Дергачёв и на западе, и на востоке. Форсировал и речки Белоруссии, и далёкий Амур. На востоке, будучи командиром гаубичной батареи, до Харбина дошёл. Трижды был ранен. Ныне он — полковник милиции и работает в уголовном розыске Министерства внутренних дел.
Лежит под стеклом трубка Бориса Сергеева. Невыкуренная...
Такими трубками обменялись в спецшколе несколько товарищей, договорившихся встретиться в шесть часов вечера первого сентября 1950 года в кафе на 12-м этаже гостиницы «Москва». Каждый должен войти в кафе с трубкой в зубах... С пустой. Набить и зажечь трубки условились за столом, после встречи.
Борис Сергеев не вернулся с войны.
Он похоронен в Тирасполе, и на могиле его стоит тридцатьчетвёрка, на которой он воевал и под которой погиб.
Он служил не в артиллерии. Отец его был генерал-майором танковых войск, и сын тоже стал танкистом.
Рядом с трубкой — часы Бориса. Они остановились в 3 часа 32 минуты...
...А это — компас старшего лейтенанта Диомида Великолюда. Компас, рисунок блиндажа и засушенный цветок. Рисунок и цветок он прислал своей матери Галине Николаевне с фронта. На конверте — обратный адрес: «Полевая почта 239, часть 550».
Диомид тоже погиб и похоронен в городе Ратиборе. А Галина Николаевна Великолюд каждую неделю по вторникам приходит в школу, где учился её сын. Она хранительница картотеки музея боевой славы, и благодаря её усилиям удалось установить судьбы многих и многих спец-школьников, разыскать живых.
Друзья Великолюда свято помнят павшего в бою товарища и в день рождения Диомида собираются в его доме. В день рождения, а не в день смерти. Приходят к Галине Николаевне Август Мишин, Владимир Дергачёв, полковник Юрий Куликов, поэт Спартак Селивановский, инженер-конструктор Михаил Шур.
Михаил Шур в создании музея участия не принимал, узнал о нём из передачи по телевидению и приехал в школу. А в школе в этот вечер не было света: произошла местная авария.
Михаил осмотрел весь музей, чиркая спичками, а потом сел в уголок и разрыдался.
Не стыдитесь, мужчины, слёз! Тут подступит комок к горлу не только у того, кто увидел компас или часы погибшего друга.
...Учился в спецшколе Володя Осадчий. Боксёр, самбист, борец.
В сорок первом он отражал атаку гитлеровцев на свой наблюдательный пункт. Дрались артиллеристы взвода управления как пехотинцы. И Осадчему осколком снаряда размозжило левую руку.
Не обращая внимания на боль, на хлеставшую из руки кровь, он побежал вперёд. За ним кинулись бойцы. И немцы отступили. Яростной была контратака.
А потом лейтенант упал и очнулся только в госпитале. Лечился, ему сделали протез руки и сказали:
— Поезжайте в Москву, домой...
А он, вместо того чтобы ехать в Москву, явился в полк. Протез забинтовал. Пояснил, что из госпиталя его выписали, раны на руке заживают, необходимы лишь перевязки.
Его зачислили в строй, и только одна санинструктор, к которой он приходил на перевязку, знала, что у офицера нет руки: минули месяцы, люди в полку сменились. Но заместитель командира полка Петров смотрел на забинтованную руку Осадчего с подозрением. Однажды, когда Владимир, придя к санинструктору, снял протез, дверь открылась — на пороге стоял замполит. Тайны больше не было. Но уволить настойчивого офицера командование не посмело. И он остался заместителем командира дивизиона.
В ноябре 1942 года полковник Е. И. Левит, будучи начальником разведотдела штаба артиллерии Донского фронта, приехал по делам к командующему артиллерией 65-й армии.
После беседы генерал попросил ого ненадолго задержаться.
— Сейчас я буду вручать ордена отличившимся в последних боях артиллеристам. Поприсутствуйте.
Вошли четыре офицера. У одного левая рука была в кармане.
Левит вспоминает:
— Я чуть было не сделал ему замечание: «Как вы держите себя при генерале?» И в тот же момент я увидел его лицо. Осадчий! Мой ученик, «спец»! Мы обнялись...
И вот тогда узнал Ефим Ильич, почему у Осадчего рука в кармане и что с ним произошло.
Некоторое время они воевали вместе. Полковник летал в Москву и привёз ему в подарок трубку. Так просил Володя:
— Достаньте где-нибудь трубочку. Мне цигарки из газеты неудобно крутить.
Потом они потеряли друг друга, а теперь стало известно, что Владимир Осадчий с войны не вернулся.
Даже лишившись руки, он искал боя! Папироску трудно завернуть пятью пальцами, а воевать? Он не просил себе снисхождения, бинтовал протез, выдавая его за живую руку, а когда тайна перестала быть тайной, он заставил поверить командиров в то, что он не инвалид, и доказал это, отличившись в боях под Сталинградом, став человеком-легендой.
Легенды кругом.
В 1939 году спецшколу окончил Павел Пудов. Война для него слагалась не из боёв: бо́льшую часть её он провёл в гитлеровских концентрационных лагерях и прошёл все ступени ада.
В спецшколе за одной партой с Пудовым сидел Густав Шютц.
Шютц был сыном убитого фашистами коммуниста, депутата рейхстага. После гибели отца он оказался вместе с матерью в Советском Союзе, учился в артиллерийской спецшколе, окончил артучилище, воевал на фронте и погиб, но где и когда, неизвестно.
Павел Пудов ездил после войны на встречи узников лагерей, и один из участников этих встреч сказал ему, что Шютц был выброшен с десантом в Югославии в 1944 году и погиб в схватке с гитлеровцами. Он ссылался на то, что в Югославии Густава видел человек, знавший его по Москве.
А недавно в ГДР был выпускник второй спецшколы, ныне генерал-майор артиллерии Артём Сергеев, сын знаменитого большевика Артёма, и он разыскал мать Густава — Элизу Шютц. Сергеев передал ей в подарок от бывших спецшкольников фотоальбом, рассказывающий о судьбах товарищей Густава. Мать погибшего офицера просила передать оргкомитету Музея боевой славы письмо: «Большое спасибо за ваш привет из страны, которая для немецких антифашистов, как и для меня лично, была второй родиной. Ещё раз привет! Элиза Шютц».
Она сказала, что её сын, как о том её официально известили, пропал без вести в 1942 году.
Но кроме этого сообщения генерал-майор Артём Сергеев привёз из Берлина военный журнал «Армее рундшау», в котором несколько страниц посвящены Густаву Шютцу, и на этих страницах много фактов, дополняющих биографию героя.
...Густав с пяти лет был членом организации «Красные пионеры». В марте 1932 года, когда ему исполнилось одиннадцать лет, он написал на стене школы: «Кто верит сумасшедшему Гитлеру, тот сам сошёл с ума».
Нацисты слали отцу Густава Вальтеру Шютцу анонимные письма, в которых угрожали расправиться с ним, и однажды они ворвались в его дом.
Вальтер отстреливался из пистолета, бандиты отступили. Потом пришла полиция. Её интересовал только один вопрос: откуда у Шютца оружие? Но сын успел спрятать пистолет отца.
На одном из городских собраний Эрих Кох, ставший впоследствии гауляйтером и обер-президентом Восточной Пруссии, крикнул Вальтеру Шютцу:
— Мы всё равно убьём тебя!
И 27 марта 1933 года банда эсэсовцев и штурмовиков во главе с Кохом выследила Вальтера на его нелегальной квартире.
Его привезли в здание старого вокзала, били железными прутьями, обливали холодной водой, пытали, стараясь узнать адреса партийных руководителей и связных. Вальтер молчал.
Он умер через два с половиной часа на глазах у сына, прибежавшего к месту трагедии. И тогда эсэсовец крикнул мальчику:
— Смотри на него лучше. То же самое, если не худшее, ожидает и тебя!
После этого сын сказал матери:
— Мы должны стоять друг за друга и отомстить!
Партия переправила Элизу и Густава за границу. Скрываясь от полицейских ищеек, они жили во Франции, Англии, Бельгии, Дании, Швеции.
Из Швеции нелегально выехали в СССР на советском пароходе. Густав был переодет в матроса, мать — в официантку.
Густав рос в интернациональном детском доме в Иванове, время от времени навещал в Москве частично парализованную мать.
Потом он с её горячего одобрения поступил в спецшколу и однажды с гордостью рассказал матери, что их летний лагерь посетил маршал Будённый, который объявил ему, Густаву Шютцу, благодарность — на смотре отделение Шютца было признано лучшим.
После спецшколы Густав учился в Третьем ленинградском артиллерийском училище и через несколько дней после нападения гитлеровских орд на СССР отправился на фронт, на Украину, под Киев.
Перед отъездом пришёл проститься с матерью и оставил ей выполненный им самим карандашный рисунок — портрет отца.
Сказал:
— Это мой прощальный подарок. Будь мужественной, мать!
С фронта лейтенант прислал домой четыре коротких письма. Писал, что жив-здоров, что всё в порядке, сообщал: осваивает украинский язык, учится верховой езде, получил подарок от женщин Ташкента — папиросы, платки.
Последний раз он написал 3 сентября 1941 года. Потом писем не стало. А те, что отправляла на фронт Элиза, возвращались назад. В феврале сорок второго она получила извещение, что её сын пропал без вести.