В отличие от предыдущих кризисов, более-менее быстро рассасывавшихся, этот кризис всё углублялся, втягивая всё новые страны и отрасли. И к 1933 году многие на Западе считали, что Маркс и Ленин правы — у капитализма нет будущего. Мировая революция неизбежна!
Коммунисты всех стран развили бешеную активность. Днём и ночью работает штаб Коминтерна в Москве. СССР оказывает зарубежным товарищам немалую материальную и огромную идеологическую поддержку. Плечом к плечу с коммунистами зачастую встают различные социалисты и другие разномастные революционеры. Профсоюзы проводят массовые митинги и забастовки. Властям капстран нечего предложить народу, остаётся давить грубой силой. Полиция, а кое-где и войска расстреливают демонстрации, ещё более озлобляя массы. «Мировой капитал» трещит по всем швам. Ещё немного! Ну!
В Германии события развиваются особенно круто. Бумеранг, запущенный когда-то кайзером, возвращается. Да здравствует пролетарская революция!
И тогда, чтобы хоть как-то остановить коммунистов, германская буржуазия фактически приводит к власти Гитлера…
На экране вопит, брызжет слюной маленький человечек с неряшливой чёлкой, с нелепыми усиками. Толпа добрых немцев внимает его гениальным откровениям. Величие и мощь Германии… Жизненное пространство… Истинные арийцы — ха, да это же мы! Хайль!
И добрые немцы отдают свои голоса за национал-социалистов. А чего, правильно он говорит! Долой еврейский капитал! Вот у меня рядом сосед-еврей, денег куча… Мне бы его магазинчик…
А несогласным уже вышибают зубы прикладами, для профилактики кариеса, перед отправкой в концлагеря — ведь там лечить их будет некому. И прежде всего под топор попадают коммунисты, и щепки летят уже от лесорубов…
Это была последняя серьёзная попытка доказать всему миру правоту учения фараона Нармера — весь мир делится на рабов и господ. Только вместо каменных топоров в ход пошли танки, пушки и самолёты.
На экране бравые немецкие парни в касках маршируют по Европе, не встречая серьёзного сопротивления, захватывая одну страну за другой. Лидеры великих демократий Англии и Франции смотрят на Гитлера с умилением — кушай, кушай, милок! Ух, какой здоровенный зверюга вымахал, уж он-то передавит всех коммуняк, как крыс, уж он-то сокрушит эту проклятую Россию… Ай, ты чего! Ой, больно!
Вот фашистский дракон уже рвёт бывшую Францию. Англичанам чуть легче — побросав всё, вплоть до штанов, они вплавь спасаются бегством из-под Дюнкерка. Зверь, который был буквально выращен для одной-единственной цели — уничтожить СССР — жрёт своих кормильцев…
А на экране армада самолётов, украшенная крестами, уже ползёт в светлеющем небе, чтобы обрушить свой груз на головы спящих людей. Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года от рождества Христова, завещавшего людям своё «не убей»…
Это был второй приступ всемирного буйного помешательства, охвативший человечество. Гораздо более тяжёлый, чем первый.
На экране проплывают кадры, снятые вездесущими и невидимыми телезондами. Я с огромным трудом сдерживаю подступающую тошноту. Да, со времён Чингис-хана и Тимура люди здорово продвинулись в этом деле, в уничтожении себе подобных. Ну как убивали монгольские нукеры? Стрелы, копья, железная дубинка для разбивания голов… И как предел фантазии — завернуть человеку пятки к затылку, сломать хребет… А тут тебе и газ «циклон Б», и крематории, и прочие достижения человеческой мысли. Дьявольского разума сильно продвинутых хищных обезьян, познавших науки.
А на экране уже голые ребятишки сдают кровь перед отправкой в печь. Немцы — народ практичный. Ну зачем им кровь, покойникам? И волосы тоже не нужны этим недочеловекам, на матрасы пойдут…
А вот уже доктор Менгеле ставит свои опыты над малолетними евреями. Это же гораздо лучше морских свинок…
Меня всё-таки вырвало, прямо на ковёр. И зачем я ел, ведь знал, что придётся смотреть…
— Домовой, явись! — я выключаю просмотр. Надо отдышаться, не могу больше…
А верноподданный пылесос с гофрированными щупальцами рук и ног уже ждёт моей команды.
— Убери в комнате… пожалуйста… — зачем-то добавляю я. Мне сейчас стыдно даже перед роботом. Стыдно за то, что я был человеком.
«Ира, Ир…»
«Ау! Что случилось, Рома?» — она уже почувствовала моё настроение.
«Ты долго ещё?»
«Долго. Тебе плохо, да? Скажи, тебе очень плохо?»
Но я уже беру себя в руки. Действительно, нельзя же так… Рассопливился. У неё работа.
«Всё в порядке. Это я смотрел кино про войну. Про нашу Великую Отечественную. Так что не обращай внимания, работай»
Я ощущаю, как она твердеет, принимая решение.
«Всё, Рома. Работа подождёт. Сейчас я буду дома. Полчаса потерпишь?»
«Да ну что ты! Это я виноват. Никак не привыкну смотреть такое кино спокойно. Надо привыкать, раз я собираюсь работать в службе внешней безопасности»
Долгое, долгое молчание.
«Если так случится… Если так случится, и ты сможешь смотреть на такое спокойно, тебя сразу выгонят. Будь ты хоть трижды Всевидящим. И более того…»
Я уже чувствую её мысль, и сжимаюсь.
«Да, Рома. Если ты научишься спокойно и бесстрастно смотреть такие кадры, мы с тобой расстанемся. Потому что с биороботом я жить не смогу. Но я очень надеюсь, что такого не будет»
Земля встаёт дыбом под тяжкими ударами снарядов, воющая смерть пикирует с неба. Горит город Сталинград, вернее то, что от него осталось. В жутких развалинах, среди раскромсанных трупов, искорёженного железобетона и битого кирпича отчаянно дерутся немецкие солдаты. Им надо взять этот город, эти развалины, взять любой ценой, чтобы идти дальше, чтобы превращать вот в такие развалины новые и новые города, вплоть до Сибири… Форвертс! Дранг нах остен!
Только «дранг» уже выдыхается. Уже миллионы истинных арийцев обрели своё жизненное пространство на полях Украины, Белоруссии, в Подмосковье и Брянских лесах, в болотах под Ленинградом и на тёплых берегах Черноморья. И хотя большинство вот этих немецких мужиков, уже вполне взрослых (ибо безусая молодёжь в основном полегла за фюрера ранее) в душе своей таит липкий страх, сознание надвигающейся катастрофы, они стараются об этом не думать, как обманывает себя раковый больной: «всё будет хорошо»…
Почему же сорвался так по-немецки тщательно продуманный, так блестяще начатый план «Барбаросса»? Просто русский народ не захотел умирать.
Великая Отечественная война в корне отличалась от Отечественной войны 1812 года. Победа Наполеона, в сущности, ничем не грозила русскому народу, наоборот, крепостные мужики получили бы личную свободу. Теперь другое дело. Победа немецких фашистов означала смерть русского народа — физическую смерть для большинства, духовную смерть для тех, кто уцелел бы. Какое-то время на территории бывшего СССР, России, а ныне «тысячелетнего рейха» ещё обретались бы «русскоязычные», обращённые в рабов. Но русский народ исчез бы. Умер как нация. Со времён монгольского нашествия русские не подвергались такой опасности.
«Вставай, страна огромная…»
Так моя Родина, свершая свой великий подвиг, спасая себя, спасла мир от новых Нармеров и Монтесум, вооружённых самолётами и танками. Спасла мир, и тем спасла себя, избегнув ужасной участи превратиться во вторую Империю Зла, в которую она уже превращалась перед войной.
И вот уже бредут по степи в русский плен остатки армии фельдмаршала Паулюса, едва передвигая обмороженные ноги. И звонят на кирхах колокола, отмечая траур. И не спрашивай, по ком звонит колокол — он звонит по тебе. Не веришь? Ну вот тебе повестка… Нах остен!
А маленький человечек с усиками опять вопит. Да, наши потери громадны, но немецкий дух твёрд, как никогда. Тотальная война! Конечно, запасы истинных арийцев не бесконечны, но пока хватает…
И снова, снова ползут вперёд уродливые дикарские механизмы с толстыми железными стенками, увенчанные нелепыми коробками с торчащей трубой. «Дойче зольдатен нихт капитулирен!» Курская битва…
А вот уже эти самые «нихт капитулирен» поджариваются в слегка деформированной взрывом дикарской машине. Это правильно — истинные арийцы должны быть хорошо прожарены…
Что чувствовали они, эти немцы, вглядываясь в смотровые щели, сидя в вонючей громыхающей железной коробке, катящейся навстречу гибели? Сознавали ли, за какое неправое дело отдают свои жизни? Вспоминали ли они в те минуты своих жён и детей? Боялись ли смерти? Да какая разница!
Наверное, они действительно были храбрыми бойцами, вот эти самые немецкие танкисты из дивизии СС «Мёртвая голова». Ну и что? Ведь и те древние крылатые, которых мой язык не поворачивается назвать ангелами, вот так же точно сидели за коваными железными люками в горящей Проклятой башне. И дети у них были, и жёны. И они тоже были храбрыми воинами, без сомнения. Только для чего всё это? Если цель низка, то и храбрость омерзительна, и ум отвратителен, и благородство ничтожно.
А «дранг» уже переходит в массовый «цурюк», неудержимо приближаясь к полному «аллес капуту». И бравые эсэсовцы уже вылавливают по укромным уголкам ещё уцелевших истинных арийцев, сгоняя их в траншеи. И пятнадцатилетний ариец, шмыгая сопливым носом, выглядывает из-за угла, держа на плече трубу «фауст-патрона», в ослеплении своём готовый умереть за любимого фюрера. Умереть, не начав жить.
А владыки разваливающегося людоедского рейха, покупая лишние дни своей поганой жизни ценой многих тысяч чужих жизней, всё ещё парят мозги остаткам арийцев — новое небывалое оружие, плод немецкого гения…
Нет, они не успели, эти немецкие гении, работающие на благо людоедского рейха. Успели другие — те самые, жующие жвачку.
А на экране уже смеются умные, интеллигентные люди. Они все учёные. Цвет науки. И сегодня у них триумф. Это открытие сравнимо разве что с приручением огня. Да нет, пожалуй — оно ни с чем не сравнимо. Вот эти люди овладели энергией атомного ядра…
Они все столпились возле своего детища, которого ласково назвали «Малыш». А вот и «Толстяк», какой симпатяга… Первенцы, как ни крути.