– Хорошо, милая, – обняла девочку Софья Борисовна, – мой тебе совет: откажись от дырок в теле! Они точно не придутся по вкусу потенциальным родителям.
Ирочка улыбнулась:
– Это их просьба! Новая мать захотела мне украшения вдеть!
Софья Борисовна умолкла и посмотрела на меня:
– И как вам эта ситуация?
– Странные люди, – кивнул я, – заставлять девочку делать пирсинг! На мой взгляд, им нельзя доверить подростка.
Старуха сердито сдвинула брови.
– Это все, что вы заметили? Вы знакомы с порядками в детских учреждениях?
– Я жил с родителями, – пояснил я, – и никогда не имел друзей из детдома.
Софья Борисовна вздернула брови.
– Тогда поясню. Я ни разу не слышала, чтобы в детдоме, даже так называемого семейного типа, ребята имели личную спальню. Как минимум их будет двое в помещении. У воспитанников есть игровая и гостиная, где все смотрят телевизор. Едят они в столовой. А здесь! И эти странные занятия! Как держать вилку! Кружок мягкой игрушки, лепка, рисование, шитье, вязание – вот стандартный набор. Неле пришлось искать эксклюзивного преподавателя, тратить лишние деньги, а с руководителей интернатов требуют подробный финансовый отчет, по головке за перерасход средств не погладят! Вы понимаете, что там происходит?
– Нет, – честно признался я.
Софья Борисовна резко встала.
– Право, нельзя быть столь глупым. Сначала детей учат хорошим манерам. Если учесть контингент, попадающий в приют, то это необходимо. Ира исключение из правил, остальные, думаю, до детдома ничего не слышали о столовых приборах, не видели постельного белья и вытирали нос кулаком! Сволочи!
– Дети не виноваты!
– Я о воспитателях веду речь! Мерзавцы!
– Думаю, вы зря горячитесь, – попытался я утихомирить бабулю, – Геннадий и Неля стараются, как могут. Что плохого в их желании привить малышам правила хорошего тона? Умение пользоваться ножом пригодится в жизни!
– Вы слишком наивны! – возмутилась старушка. – И не желаете замечать очевидного. Семейный детдом – это бордель! Берут сирот, отмывают их, откармливают и продают педофилам! Вот почему «родители» предъявляют к ним идиотские требования, вроде смены прически и пирсинга. Побалуются с живой игрушкой и возвращают. Бедные ребята настолько шокированы «семейной жизнью», что их приходится некоторое время держать под медицинским наблюдением. Да и потом их психика полностью не приходит в норму! Знаете, что с Ирочкой случилось?
– Ее тоже вернули?
Софья Борисовна кивнула.
– Да. Я очень полюбила девочку, хотела удостовериться, что с ней все в порядке. И выяснила: Ира тоже не выдержала испытательный срок!
Бывшая заведующая села на диван и продолжила:
– Через дверь в чуланчике ночью мне удалось пройти в изолятор, где держали Иру, я ей приготовила пару книг в подарок.
Я сдержал укоризненный возглас. Если Неля и Геннадий никого не допускают к детям, то приносить Ереминой литературу крайне опасно. Воспитатель, войдя утром в комнату, поинтересуется: «Откуда тут книга? Кто принес? Или ты ослушалась и выходила наружу?»
Но Софья Борисовна, только что гневно упрекавшая меня в наивности, сама совершила неосмотрительный поступок.
Старушка просочилась в комнату и зашептала:
– Ира!
Рыжеволосая голова не оторвалась от подушки.
Ирочка слишком крепко спала, похоже, ее одурманили снотворным. Софья Борисовна положила подарок на тумбочку и внимательно осмотрела свою подружку. Девочка слегка поправилась, на лице у нее появилось несколько прыщей, и вообще Ира казалась какой-то другой. Софья Борисовна не могла понять, что изменилось в ее внешности. Но электричество в изоляторе старушка включить побоялась, девочку она разглядывала в лучах полной луны, которая мрачно светила в окно. Предприняв пару безуспешных попыток растолкать Ирочку, Софья Борисовна ушла.
И еще одно: на тумбочке у кровати лежала стопка журналов для подростков, а Софья Борисовна знала, что Ирочка не любит подобную литературу. Конечно, глянцевые издания могла принести больному ребенку Неля. Но отчего-то у старушки защемило сердце.
Глава 13
Софья Борисовна замолчала, потом тихо спросила:
– Вы понимаете? С Ирой что-то случилось! Отчего она так крепко спала? Вероятно, ей ввели наркотики! Вот почему я стала писать письма, пытаясь привлечь внимание к ситуации в Центре. Однако никто не реагировал! Слава богу, вы пришли. Но поздно! Ирину уже убрали из Центра, отдали в семью, она более не возвращалась назад, а закон охраняет тайну удочерения, нам не узнать, что с девочкой.
– Софья Борисовна, почему вы решили, что я из милиции? – спросил я.
Старуха погрозила мне пальцем.
– Может, я и одряхлела телом, но ума не растеряла! Рубашка у вас форменная, вон на плечах такие защипочки, и покрой специфический.
Я невольно потрогал сорочку.
– Мелочь, а знающему человеку заметна, – торжествующе отметила Софья Борисовна, – у меня сосед участковый, у него вся одежда такая! Наблюдательный человек никогда не пропадет!
Я отвел глаза в сторону, хорошо бы к внимательности еще приложить ум и сообразительность. Рубашку форменного типа легко купить в магазине, сейчас свободно продают любую атрибутику: фуражки, одежду, ботинки. В конце концов, сорочку мне мог подарить приятель-милиционер. Есть у меня друг Макс, у которого в шкафу висит форма. Воронов надевает ее от силы пару раз в году. Софья Борисовна очень рисковала, откровенничая с незнакомцем. Хорошо, что она наткнулась на меня, человека без криминальных наклонностей. Сейчас я попытаюсь убедить старуху соблюдать осторожность! Но в одном она права: в Центре творится нечто странное.
– Больше всего меня поражает, что он сын Павла Подушкина, – вдруг сказала Софья Борисовна.
– Кто? – воскликнул я.
Старушка легко вскочила с дивана, подошла к шкафу, распахнула дверки, и я увидел собрание сочинений своего отца.
– Был во времена моей молодости замечательный прозаик, – с восторгом произнесла бывшая заведующая, – Павел Подушкин. Увы, он давно покойный, новых книг не напишет! А какая литература! Захватывающая! Исторические романы! Сцены любви без пошлости! Я была с ним знакома!
– С писателем? – уточнил я.
– Да! – горделиво воскликнула Софья Борисовна. – Не верите? Могу доказать!
Изуродованные артритом пальцы вцепились в корешок самого толстого тома.
– Вот, смотрите, – торжествующе объявила старушка и открыла первую страницу. – Читайте.
Я посмотрел и испытал грусть, перед глазами возник текст, без всякого сомнения написанный рукой отца: «Милой Софочке, моему светлому ангелу, самой преданной читательнице, с неизбывной любовью». Далее шел характерный, взлетающий вверх росчерк.
– Похоже, вы были близко знакомы с литератором, – промямлил я.
Софья Борисовна горько вздохнула:
– Увы, нет! Но когда-то я была молода и красива, а Павел Подушкин еще не был женат и выпустил несколько книг. Я ездила на его творческие вечера, получала автографы. Павел выделял меня из толпы, но лишь как поклонницу, а вот Нюрочка, та пользовалась его особым расположением. Она ничего не рассказывала, но мне кажется, что… М-да! Если честно, я была интересней подруги, сейчас покажу!
Софья Борисовна наклонилась и сняла с полки альбом.
– Где же снимок, – забормотала она, перелистывая картонные страницы, переложенные папиросной бумагой. – А! Вот! Любуйтесь, это я в двадцать лет.
Софья Борисовна попятилась и положила тяжелый альбом на стол.
– Здесь щебетушки-подружки, – весело заявила старуха, – верхняя карточка моя.
Желто-серая бумага не могла скрыть красоты слегка полной на мой вкус девушки. Таких в народе называют кровь с молоком. Круглое лицо, правильной формы нос, темные волосы, широкие брови, сочный рот. Софья Борисовна не обманывалась на свой счет, она была хороша, как пион.
– А это Нюрочка, – сообщила бабуся, – ее уже нет в живых. Скажите, я была привлекательней?
– Несомненно, – вежливо согласился я, покривив душой.
Если Сонечка походила на яркий цветок, то Нюрочка напоминала скромную незабудку. Очень худенькая блондиночка с небольшими светлыми глазами и трогательным ртом. Думаю, Соня затмевала подругу, но я бы выбрал Нюру.
– Я в этой самой квартире всю жизнь провела, а Нюрочка жила в центре, на улице Кирова, – пустилась в воспоминания старушка. – Один раз она прибегает, вся раскрасневшаяся, возбужденная, и говорит: «Сонюшка, мне дали книгу молодого автора, Павла Подушкина. Замечательный роман! Хочешь почитать?»
Вот так мы стали преданными его поклонницами. А Нюрочка… Она обожала Павла, м-да! Думаю… подозреваю… полагаю, у них был роман!!!
– Не может быть, – прошептал я, внимательно разглядывая снимок.
– Уж поверьте, – заявила старуха, – я такие вещи чувствую.
Софья Борисовна перелистнула еще пару страниц.
– Стойте! – воскликнул я.
– Что такое? – изумилась собеседница.
– Фотография! Слева! Блондинка, платье с оригинальным рисунком, крупные черешни на веточке с листочками, она кто? И что за мужчина рядом с ней?
– Эта? – сморщилась хозяйка.
– Да, да!
– Райка Суворина! Та еще прощелыга, – с презрением ответила старуха, – она здесь с мужем запечатлена, Юрием Кондратьевым, братом Нюрочки. Юра Райку из тмутаракани вывез, деревня называлась смешно – Калоша, я потому и запомнила. Мать Нюрочки была в шоке. Сын институт закончил, по тем временам это элита! Диплом вуза имел огромную ценность! А невестка! От коровы! Деревенщина! Она унитаз только в Москве увидела, но быстро в столичной жизни разобралась! Артистка!
– Артистка, – эхом повторил я, – почему вы так ее называете? Она в театре работала?
Софья Борисовна засмеялась.
– Нет, конечно! Врала ловко, прикидывалась невесть кем. Юра поехал в колхоз «на картошку», раньше такие десанты практиковали. Отправился один, вернулся с Райкой. Вернее, она всем сказала, что ее зовут Антуанетта. Дескать, мать у нее из бывших, ее отселили за непролетарское происхождение в деревню Калоша, ну и тому подобное. Свекровь поверила невестке, тем более что та вела себя по-княжески: домашним хозяйством не занималась, стирать, гладить, готовить не хотела. Зато моментально приобрела «городской» вид, сделала перманент, надела платье «рюмочкой», облилась одеколоном. Работать она не пошла, поступила в театральное училище, а главное, она не хотела родить Юрию ребенк