И тут в туалет, громыхая допотопным оцинкованным ведром, вошла уборщица.
– От мерзавцы! – закричала она. – Чем вы тут занимаетесь! Мужик с бабой! Раковину расхреначили! Ни стыда, ни совести! Артисты проклятые! Чтоб у вас все отвалилось и полопалось! Сколько денег зарабатываете, в золотых машинах раскатываете! А я за умывалку плати! Суки!
– Не ори, – сурово заявил Марсель, поворачиваясь к старухе, – заткнись! Скока тебе надо? Ща отсыплю.
– Ах, ох, ах, ох! – запричитала бабулька. – Марсель! Вы! Сам! Тут! У нас! В сортире! О-о-о! С девкой! Голый! А мне говорили, что вы пидор!
Меня разобрал смех, суперстар закашлял, потом гаркнул:
– Вовка!!!
– Тут! – высунулся я из-за угла.
– Дай ей бабла! – приказал Марсель.
– Всем теперь расскажу, что он в нашем отхожем месте с бабой был, – ликовала уборщица, – врут газеты!
– Реши проблему, – приказал Марсель и, схватив умирающую от хохота Катю, выволок ее в коридор.
– Здорово, – повернулась ко мне тетка, – он не пидарас!
Оставалось лишь удивляться незамутненному восторгу уборщицы, ну какая ей разница, с кем спит звезда! Ладно бы тетка была молода, красива и могла надеяться на некие отношения с кумиром, но эта баба-яга со шваброй не имеет даже намека на шанс стать любовницей вип-персоны.
– Бабло неси! – приказала поломойка. – Или нет, я с тобой пойду!
Дверь снова распахнулась, на этот раз в разгромленный туалет влетела вертлявая девчонка с фотоаппаратом.
– Че случилось? – жадно поинтересовалась она. – Я пресса!
– Ой! – затараторила старушка. – Марсель-то! В туалете! С этим! Он не пидор!
Вспыхнул яркий свет, я зажмурился и быстро закрыл лицо рукой.
– Ты кто? – живо спросила девчонка. – Имя, фамилия?
– Не, не, – замахала руками поломойка, – Марсель тут с бабой того, вона раковину разбили. Вхожу: он голый, она в осколках!
– А не ври-ка, – хихикнула репортер, – Марселю столько не выпить, чтобы он к женщине полез!
– Я сама видела! – закрестилась бабка. – Вот здесь! Он ее лично! Свидетелем была! Марсель не пидарас!
– Имя, фамилия? – налетела корреспондентка на уборщицу. – Рассказывай давай.
– А за сколько? – не растерялась бабулька.
– Сто рублей, – предложила девчонка.
– Тысячу! – задрала цену старуха.
– Ну и пошла вон, – фыркнула журналистка.
– Хорошо, хорошо, давай стольник.
– Фигу! Сначала стулья, потом деньги.
– Тута одна табуретка, – растерялась уборщица, незнакомая с культовым романом Ильфа и Петрова.
Пока парочка торговалась, я мелкими шажками, по стеночке, пробирался к выходу и в тот момент, когда корреспондентка воскликнула:
– Говори, не тяни! – выскочил в коридор и перевел дух.
Вот как рождаются сенсации! Теперь желтая пресса несколько недель будет обсасывать животрепещущую тему: с какой целью Марсель и балерина отправились вместе в сортир. Думаю, если рассказать правду про испорченный костюм, никто не поверит. Истина слишком банальна.
– Вов! Не видел Тихона? – спросил Костя, когда я вошел в абсолютно пустую гримерку.
– Ты потерял медведя? – испугался я.
– Ну, не совсем, – закатил глаза Костя, – лучше скажем иначе: он ушел.
– Может, в буфет подался? – сглупил я.
– У Тихона рублей нет, – на полном серьезе ответил Костя и икнул.
По комнате поплыл крепкий запах алкоголя.
– Ты пьян! – возмутился я.
И откуда только мерзавец взял деньги? Неужели в коллективе все ханурики? Мигом вспомнилось, как братья Морелли распорядились выигрышем в карты.
– Ерунда! Я даже не нюхал водочку, – возразил дрессировщик, – чуток пивка хлебнул.
– Надо немедленно найти Тихона, – задергался я. – А где остальные?
– На сцене, – бормотнул Костя, – работают!
В следующую секунду глаза алкоголика закрылись, и он отчаянно захрапел!
Что может быть страшнее хищника, пусть даже и дрессированного, который свободно разгуливает среди людей? К тому же Мара понарассказывал мне массу историй о редкостной хитрости и злобности Тихона, поэтому я в тревоге выбежал в коридор и прислушался. Вроде никто не кричит в ужасе: «Спасите, Топтыгин!»
С другой стороны, я уже понял: артисты – это особый вид людей, их медведем из седла не вышибить. Пока Тихон не откусит какой-нибудь балеринке голову, они даже не вздрогнут!
Мимо, весело щебеча, пробежали четыре девочки, одетые в прозрачные платьица. Лица показались мне знакомыми, я явно видел их по телевизору, но сейчас меня волновало другое.
– Эй, подвинься, – приказали два техника, с трудом тащившие какой-то железный ящик.
Где-то вдали играла бравурная музыка, я пошел на звук и уткнулся в сцену. Морелли как раз заканчивали номер, Алина Брин носилась на переднем плане с микрофоном в руке. Я вытер пот со лба, слава богу, хоть тут все нормально, акробаты не подвели, да и Мими с Жозефиной в ударе, осталось лишь отыскать Тихона – и можно жить спокойно!
– Мальчики, мальчики, – зашипел кто-то, – выстроились! Сейчас эти в левую кулису, а вы из правой.
Я обернулся. Чуть поодаль, засунув руки в карманы, стояли три парня, одетые в джинсы и слегка мятые рубашки. Вот их я узнал сразу: группа «Зонг»[18], модные восходящие звезды.
– Где Леша? – нервно поинтересовался лысый толстый мужик, явно продюсер коллектива.
– Хрен его знает, – прозвучало в ответ.
– Он когда-нибудь приходит вовремя? – побагровел толстяк. – Надоел, блин! Ща ему звездопад устрою!
Со стороны зала донеслись бурные аплодисменты и крики.
– Это кто там? – насторожился продюсер.
– Старперка какая-то, – пожал плечами темноволосый солист, – не дергайся, Марик.
– Хорошо принимают, – протянул импресарио.
– Брин цирк приперла, – захихикал блондин, – во дура! Че тока не придумают, лишь бы на пенсию не уйти. За фигом после тридцатки петь? В могилу пора!
Я закашлял.
– Сейчас и у нас цирк получится, если Леша не приехал, – буркнул Марик.
– «Зонг» на месте? – подлетела к парням растрепанная девочка с беджем «Организатор». – Ну! Вперед! Давайте, у вас диск ща пойдет.
– Леха! Скот! – взвился Марик. – Урою! Гад! Втроем выйти нельзя!
– Этта почему? – хмыкнул брюнет.
– Вас четверо в группе! – в полном отчаянии заявил Марик.
– Никто не заметит, – пожал плечами блондин, – или… вот чего, пошли с нами!
– Офигел? – подскочил продюсер.
– Нормально, прокатит!
– Хочешь сказать, что я похож на Лешу? – возмутился Марик.
– Бейсболку натянешь, и проканает, – засмеялся брюнет.
– Лешка мелкий, – простонал Марик.
– Ниче, скажем, забеременел, – хохотнул блондин. – Валим, ребята, где микрофон? Петька, звук сделай!
Вразвалочку «Зонг» в не полном составе отправился на сцену, Марик застонал, и тут мимо нас на страшной скорости пронеслась темная фигура, мне в нос ударил неприятный, резкий запах.
– Леха, – выдохнул Марик и привалился к какому-то деревянному ящику, – успел. Нет, я так больше не могу! Звездецы мерзотные! Вот раньше актеры были! Я Лещенко помню! Уж какой успех имел! Шквал! И что? За час до начала концерта прибывал, распевался, костюм концертный привозил, вот где уважение и к администратору, и к зрителю. А Кобзон? Его по часу бисировать просили. Так если на ботинках пылинка, Иосиф Давидович очень переживал! Да у него такие рубашки были, крахмальные! Запонки роскошные! Галстук! А голос! Баритон волшебный! А эти! В чем спали, в том на сцену и поперли! И им без фанеры хана! За что мне это? А? И чем только Леха облился? Дерьмом? Ну и смэл[19] от него!!!
Марик сел на ящик, я искренне пожалел уже немолодого мужчину и хотел сказать ему: «„Зонг“ талантливые ребята, пафос у них от глупой молодости», но тут в зале стало твориться нечто невероятное. Зрители заорали, затопали ногами, было понятно, что народ впал в эйфорию.
Марик поднял голову.
– Слышь, чего там?
– Ваши поют, – ответил я, – хит про глаза, как звезды.
– Да? – удивился продюсер. – Странно! Публика здесь не наша, им «Зонг» до фонаря. Надо поглядеть!
Марик вскочил, подбежал к кулисе и ахнул.
– Ах ты перекись марганцевая! Не может быть! Это не Леха на сцене.
– А кто? – удивился я. – Слышу четыре голоса.
– Это фанера воет, – промямлил продюсер, – а там, там, там…
Потеряв дар речи, Марик начал тыкать пальцем в сторону подмостков, я подошел к нему и, пробормотав:
– Не надо волноваться, зрители в восторге, – посмотрел туда, где в свете софитов делала вид, что поет, группа «Зонг».
– Офигеть! – вырвалось у меня непроизвольно.
Посреди ярко освещенного квадрата трясли длинными волосами три парня, брюнет, шатен и блондин. По логике, непунктуальный Леха должен быть рыжим! Но четвертый солист, топтавшийся позади троицы, имел волосы темно-коричневого цвета. Через секунду я сообразил, что растительность покрывает его с головы до пят. Это была шерсть! Четвертым выступал Тихон.
Будучи с младенчества цирковым артистом, Топтыгин не испытывал никакого дискомфорта, более того, по-моему, косолапый был сейчас просто счастлив. Сначала он переминался с лапы на лапу под музыку, потом прижал передние лапы к груди и попытался подражать ребятам из «Зонга». Публика завыла от восторга, из партера полетели крики:
– Браво!
– Бис!
– Круто!
– Очуметь!
– Эй, скачи, пока молодой, танцен, танцен!
Разноволосые парни перестали изображать певцов и растерялись. Нет, они, конечно, искренне считали себя звездами, но ведь не до такой же степени! Думаю, аудитория «Зонга» состоит из школьниц максимум седьмого класса, а сейчас в зале находятся журналисты, вип-гости, редко испытывающие восторг от чужого творчества, циничные, если не сказать злые люди. И такой баснословный успех!
Фонограмма тем временем звучала дальше, а Тихону надоела роль бэк-вокалиста, он решил продемонстрировать все свои таланты, вышел на авансцену и начал кувыркаться.