— В каком смысле?
Айя невесело улыбнулась:
— В прямом, дорогая Виктория Станиславовна. После каждого очередного тура или корпоратива меня потом достают вопросами-допросами всякие непонятные люди. Они так и представляются: «опер такой-то».
— А что им надо от тебя, девочка?
— Известно что. Расскажи, говорят, кто тебя нанимал. Что пела, кто сидел за каким столом. Кто с кем пришел. С кем ушел. Кто и что говорил. Не приставали ли. Не предлагали ли секс за деньги или так.
Медянскую передернуло от омерзения:
— Какой кошмар! Айя, я даже не представляла. Ужас!
— Да. Противно! А вы говорите, сколько доплатить. Я не доплаты жду, а самостоятельного контракта. Мне обещал Иосиф Давыдович. Сказал, что, как только я вернусь из поездки по Германии, он меня отпустит на совсем других условиях.
Медянская заинтересовалась:
— А что он предложил? Скажи мне. Я же теперь вроде как его наследница. Мне все равно все переходит по закону.
Певица вздохнула.
— Ну, хорошо. Он говорил, что хочет перевернуть рынок и создать новые отношения.
— Это как же?
— Как во всем мире. В Европе, в Америке. Там продюсер — это не хозяин, а партнер. Во многих вопросах сродни агенту, а не повелителю. То есть не певец получает от продюсера деньги, а наоборот.
Брови Медянской поползли вверх.
— Как же это может быть? Ведь артист сам никогда и никуда не пробьется.
Виктория полагала, что знает о мире шоу-бизнеса благодаря своим двум замужествам практически все и разбирается в базовых понятиях получше иных продюсеров. Как образовывается прибавочная стоимость и кто кого кормит, она понимала прекрасно. Но, оказывается, все было не так просто…
Айя, чувствуя, что ее не понимают, поморщилась.
— В том-то и дело, Виктория Станиславовна, что пробиваются талантливые. И именно они дают возможность на них заработать пять-десять процентов продюсеру как агенту.
— Пятьдесят? Ну, это и у нас присутствует.
Виктория даже не удивилась. Всем талантливым певцам после пятилетней отработки вложений Иосиф тоже давал от тридцати до пятидесяти процентов. Ему самому, понятное дело, оставалось от пятидесяти до семидесяти…
Айя слегка хмыкнула:
— Нет. Вы не поняли. Не пятьдесят, а от пяти до десяти процентов. Вот так-то.
Настроение у Медянской совсем упало. Какой все же кошмар! А она-то думала…
— Послушай, Айя, я не против, чтобы ты получала и пятьдесят и шестьдесят, — она затянулась погасшей сигаретой и закашлялась, — но мне сейчас очень тяжело. Прежде всего морально. Я ведь не продюсера потеряла, как ты и Клим. Я мужа схоронила.
Айя сочувственно вздохнула, но Медянской еще было на что пожаловаться.
— А мне теперь еще и вашими контрактами заниматься надо. Как мне все это охватить? Я не понимаю! Никто не объяснит толком. Митя обещал помочь и пропал снова куда-то. Ты только вопросы задаешь. Клим вообще не отвечает. Эти так называемые друзья кланяются, обнимают, целуют, а сами пуговицы откусывают и задушить готовы в объятиях. Я ничего не понимаю, Айя! Ни-че-го!
Айя погрустнела.
— Простите, но я правду пыталась вам сказать. Боюсь я таких мероприятий.
— А как же ты раньше из всего этого выкручивалась? — Медянская удивилась.
— Раньше всегда Иосиф Давыдович меня курировал. Он либо заранее встречался и все проговаривал, либо приезжал под конец выступления и просто меня сам уводил. Иначе давно бы меня уже разорвали.
Айя тяжко вздохнула. Ей катастрофически не хватало человека, который заменил ей отца, вывел в эстраду. Собственно, Шлиц и заставил ее учиться вокалу, нанял самых лучших учителей, научил не относиться к эстраде легкомысленно и работать, работать, работать. Это был главный принцип Иосифа Шлица, которому его научил отец — с малых лет. Все твердил: «Сынок, терпение и труд все перетрут!» Этот урок Иосиф не только усвоил сам, но и учил ему всех своих воспитанников.
— Знаешь что, Айя, давай не будем меряться, кому больше Иосифа недостает, — вдруг ожесточилась Медянская. — Мне так тоскливо, что выть хочется. Без Иосифа я в вакууме! Понимаешь, в безвоздушном пространстве. Не живу, не дышу, не работаю. Ты езжай, отработай концерт. Никто тебя там не съест. Если что, прилепись к кому-нибудь из наших. Наверняка будет там еще кто-то из «конвейеристов». Вернешься, тогда все и обсудим. Все, с богом! Айя, мне некогда, целую! Пока.
— До свидания…
Айя не успела толком попрощаться, как Виктория бросила трубку телефона. Она ждала Митю с деньгами, а его все не было. Вместо выручки от концертов и выступлений певцы все как один стали качать права и прикидываться дурачками и дурочками. Ей нужно было срочно каким-то образом брать управление проектами в свои руки. Но она не знала как. А главное, имела самое смутное понятие о тех проектах, которые вел Иосиф Шлиц.
«Гоголефф»
— Гарик Ованесович, доставили кадра. Куда его?
— Да вы что, парни? Он же не посылка и не мешок с картошкой. Уважаемый человек. Генеральный директор большого продюсерского холдинга. Проходите, Дмитрий!
Гарик Бестофф говорил быстро и отчетливо, но при этом даже не пошевелился. Как сидел, развалившись в глубоком бархатном кресле, так и остался. Он курил длинную сигару и запивал ее дорогим виски. Оперативник подтолкнул вперед Фадеева и, хлопнув дверью и забрав пакет с деньгами с собой, вышел. Митя же пока оценивал ситуацию.
Гарика он знал — несколько раз вместе с Иосифом встречался с ним. Но в кабинете у него никогда не был и поэтому осматривался и помалкивал. В полумраке кабинет казался совсем крошечным; он и находился где-то под самой крышей клуба «Гоголефф». А тем временем клубная жизнь, судя по грохочущей за стенами музыке, уже начиналась, и вечер обещал стать томным.
Гарик откинул длинные волосы со лба:
— Что молчишь, Дмитрий? Присаживайся.
Митя присел в кресло. Растер ноющую руку. Оперативники больно помяли его, пока довезли в «Гоголефф».
— А что тут скажешь? Ваши костоломы чуть руки с мясом не вырвали.
— Да уж. Мальчики сильные.
Гарик выпустил серию колец густого сигарного дыма. Он подкармливал этих головорезов, а они, в свою очередь, кормили своего хозяина — тем, что отбивали любые наезды и выполняли самые опасные поручения.
— Пусть деньги вернут. Это не их и не ваши. — Митя не собирался никому дарить целых сто тысяч.
— Деньги? Не знаю, о чем вы, Дмитрий. Вы учтите, что мои мальчики если что в руки получат, то уже не выпустят. Потому и руки вам чуть не вырвали. Жадные…
Бестофф перешел с Митей на «вы», дабы обозначить ту невидимую грань, что отделяет наемного менеджера, пусть даже самого высокого ранга, от хозяина.
— А вот что им и вам от меня надо? — Фадеев и сам догадывался, что денежки, скорее всего, не вернут; сейчас важнее было понять, что хочет этот клубный магнат.
— Хороший вопрос, — кивнул Гарик, — меня интересуют два момента. Первый — это бумаги по моему клубу. Второй — права на кое-какие проекты Оси. Ясно выражаюсь?
— Вполне. Только я проектами Иосифа Давыдовича не распоряжаюсь. Тем более документами по «вашему» клубу.
— Митенька, не надо валять дурака, — с раздражением притушил недокуренную сигару Гарик, — не прибедняйтесь! Все в ваших руках. Я в этом уверен, и не будем тратить наше драгоценное время. Бу-ма-ги! — Гарик хлопнул рукой по столу.
Митя вздрогнул, но не испугался; он прекрасно понимал, что без него никто не сможет до конца разобраться в наследстве Шлица. После встреч и разговоров с Фростом, Агушиным, Медянской, Бессарабом и теперь с Гариком Фадеев стал ощущать свою значимость очень ясно. Он тоже был частью наследства Шлица — уже потому, что помимо живых денег были еще информация и документы, и завладеть ими хотели буквально все. Митя был уверен, что еще далеко не все жаждущие к нему обратились, а предстоит еще и с певцами разбираться. Один смазливый козел уже отказался выполнять контракт, другая дура малолетняя полезла к вдове рассказывать, как гонорары правильно выплачивать. А теперь еще и этот мачо хренов лезет со своими предложениями. Митя покачал головой:
— Нет бумаг. Все у Медянской. Я теперь сам работу ищу.
Гарик беззвучно засмеялся; он понимал, что Митя совершил виртуозный маневр — переметнулся на сторону потерпевших.
— Браво! Меня восхищает ваш ход, Димуля. Отвечаю вам тем же. Предлагаю работу. Твердый оклад. Должность. Готовы?
— Смотря что делать. Помогать вашим гориллам я не смогу.
Гарик отмахнулся:
— И не надо. Они без вас справятся. Будете директором моего клуба для начала. Плюс вести все проекты, которые вы сможете у Медянской… как это сказать помягче… ну, перевести на новые рельсы, скажем так.
Фадеев задумчиво оттопырил губу.
— М-мда. Интересно. Дайте подумать. А что надо делать сейчас? С чего вы хотели бы начать?
Гарик расслабленно улыбнулся.
— Мне надо одному хорошему и уважаемому человеку отправить творческий коллектив, — теперь он прикрыл один глаз и разглядывал Митю из-под ресниц.
— Смотря для чего, — отреагировал Фадеев, — если для выступления на детском утреннике — одно дело. А если для вечерних и ночных утех — совсем другое.
— Ай, молодец! Ты мне все больше нравишься, Дмитрий, — внезапно вернулся к обращению на «ты» Бестофф. — Конечно, не на утренник. На пикничок со всеми вытекающими. Есть списочек девочек и мальчиков, которых заказчик и гости хотели бы видеть. И не только…
— Ясно. Кто конкретно нужен от нас?
— Ну, например, Клим Чук. И еще эта нимфетка Айя Кисс.
Фадеев посерьезнел.
— Есть сложности. Я не набиваю цену, правда! Поверьте. Просто этот Клим отморозился вчера и пошел в отказ. Сорвал концерт. Я закрыл неустойку ребятами из «Вице-президента» и деньги еще вернул.
— Ну, и как ты с ним намерен справиться? — задал Гарик своему новому работнику фактически экзаменационный вопрос.
Митя сосредоточился.
— А вы мне можете сказать, кто заказчик? Это поможет мне вправить мозги этому козлику в маечке.