— Свободны! Понадобитесь — вызову повесткой.
Он переживал профессиональное унижение, которое никогда, пожалуй, и не испытывал в жизни. Его мягко, без нажима, изящно и даже красиво — и от этого еще более унизительно — поучили правильно работать с заявителем. Это было невыносимо.
Буки-бяки
Виктория возвращалась домой вместе с Павловым. Не только обвинения, но даже подозрения были полностью сняты. Газеты срочно меняли первые страницы, убирая сенсационные заголовки о жене-убийце. Радиостанции извинялись за необоснованно выданные в эфир новости об аресте Виктории Медянской. Не опростоволосились только телеканалы. На ТВ не спешили с новостями, пока не получали хорошую «картинку», а как раз «картинки» с арестом Медянской или хотя бы ее выходом из следственного комитета все не было.
Нет, все было сделано профессионально: целых две камеры дежурили возле подъезда и проходной, но Павлов вывез свою новую клиентку в автомашине, которую специально пропустили внутрь по приказу самого Агушина. Адвокат предложил ему сотрудничество в поиске настоящего убийцы, и здравый смысл опытного следователя одержал верх. Ну а чтобы окончательно снять напряженность и как-то обосновать смысл визита Медянской к следователю, если возникнут ненужные вопросы со стороны медиавуайеристов, тут же было составлено постановление о признании Виктории Станиславовны потерпевшей. А адвокат Павлов с этого момента становился законным представителем потерпевшей от преступления стороны.
Это меняло абсолютно все — уже в силу того, что по закону представитель потерпевшего всегда выступает на стороне обвинения. Именно поэтому сразу же после разрешения недоразумения с пистолетом Павлов и Агушин неплохо поговорили на общем для них юридическом языке, хотя адвокат крайне скептически отнесся к «голубой» версии, которую следователь считал основной.
— Вряд ли такой величины звезда, как Фарфоров, будет затевать тяжкое преступление, — мягко улыбаясь, изложил свою позицию Павлов, — он и курицу зарезать не сумеет, а тем более убить человека. А чтобы заказать убийство, надо посвятить в план как минимум еще одни уши, а у ушей есть язык.
А спустя еще час адвокат и его новая подзащитная уже подъезжали к ее дому. У подъезда журналистов было не видать, но Виктория на всякий случай попросила Артема проводить ее до двери квартиры.
— Артем, хотите чаю или кофе?
— Я не откажусь, — наклонил голову Артем и тут же деликатно заметил: — Но если вы хотите побыть одна, я прощаюсь.
— Ой, Артем, — отмахнулась Медянская, — я никогда не оставалась одна. Ненавижу одиночество. Нормальное состояние для меня — коллектив. Тусовка. А последние дни, не считая поминок, вокруг меня вакуум. Он кричит во мне! Я так не могу, Артем.
— Может быть, вам уехать? — подал ей руку Артем и повел к подъезду. — Хотя бы на время? Навестите сына.
Медянская встала как вкопанная.
— Да, кстати, откуда вы знаете про сына?
Она не задавала этого вопроса в присутствии следователя, который был также крайне удивлен информацией, которой не владел. Но сейчас Виктория намеревалась добиться ответа. Павлов дружески подмигнул ей:
— Вам нужна вся правда?
— Желательно.
— О'кей! Дело в том, что мой хороший друг Георгий Яровой — ваш сосед в Майами. Я у него бываю иногда. Как-то видел вашего мальчика. Вот и все.
— Так просто? — вздохнула Медянская.
Павлов кивнул.
— Я понимаю, что вы по каким-то личным причинам не распространялись. Но в данной ситуации следователь все равно бы узнал о нем — раньше или позже. И момент требовал сказать что-то… ну, ошеломляющее для него. Неизвестное! Показать его слабость и переломить ситуацию.
— Вам это удалось, — покачала головой Виктория, — удивили даже меня.
Разговор продолжился в гостиной. Вику остро интересовало, как адвокату удалось за два часа развязать весь клубок: и получить заявление Романа Ротмана, и найти и переправить пистолет, да еще и убедить всех в ее невиновности. Столь же остро ее волновал вопрос, как распорядиться имуществом, активами, проектами, обязательствами — всем, что называется наследством. И вопросов было так много, что даже Павлов замахал руками и попросил дать ему возможность отвечать поэтапно.
Проще всего оказалось объяснить, как удалось помочь Медянской избавиться от наезда Агушина. Пока они ждали его в прокуратуре, он успел встретиться с Ротманом и убедить того забрать заявление в обмен на обещание вернуть расписку. Ротман поверил и дал адвокату заявление об отказе от претензий под честное слово.
— Что ж, правильно… — вздохнула Медянская.
Она и сама уже понимала, что погорячилась, и хотела эту расписку уничтожить, а потому вернула расписку Артему. И Павлов немедленно убрал ее в карман пиджака, зная, что ему еще предстоит сегодня заскочить к Ротману. Тот ждал адвоката, периодически посылая ему эсэмэски с одним-единственным вопросом: «Когда?»
А вот с пистолетом пришлось повозиться. После разговора с вдовой Артем первым делом приехал к ее подъезду и, точно зная, что в руках следствия этого пистолета нет, тщательно осмотрел ступени и площадку. Здесь в щели меж ступеньками он злосчастный пистолет и обнаружил.
— Нет-нет, никакого чуда! — с ходу отверг он восторженное предположение Виктории. — Обычная халатность нашего следственного аппарата. У них такие проколы не редкость.
Адвокат забрался под крыльцо, выудил из-под него завалившийся «ТТ», тщательно обтер его носовым платком и отправил с помощником в качестве курьера в местный отдел милиции.
— А это разве можно? — удивилась Виктория.
— Нужно, — заверил Павлов, — по закону всякий, кто нашел или случайно стал обладателем запрещенного к свободному обороту оружия, обязан его незамедлительно сдать органам. Именно это я и сделал.
На самом деле все было чуть сложнее. Сначала помощник набрал на переносном ноутбуке сопроводительное заявление и тут же распечатал его на мини-принтере. Павлов обязал всех своих адвокатов возить с собой в машине целый мини-офис: факс, ноутбук, принтер и даже копировальный аппарат. Благо современные производители сумели создать весьма миниатюрные модели. В условиях ненормированной и ненормальной работы такой «карманный офис» себя постоянно оправдывал. Оправдал и сейчас.
Ну а окончательную реализацию плана защиты Виктория видела собственными глазами и даже талантливо адвокату подыграла.
— Артем, — задержала она его руку в своей при прощании, — я вас очень прошу не оставлять меня. Я чувствую, что они меня сожрут.
— Почему вы так решили? Ведь вам вроде вся тусовка сочувствует…
— Да-да. Как крокодил. Знаете, он, когда ест свою добычу, всегда заливается слезами. Так и эти. Я чувствую. По-женски. Мне не надо ничего объяснять. Митю я чувствовала всегда. И знала, что он слабый и может предать. Фрост — понятно. Имя холодильника и сердце такое же. Вместо души — телевизор «Рубин». Все эти Ротманы, Гарики, Чуки-Геки, Бяки-Буки. Они все — стая шакалов.
Артем молча слушал. Можно было и прокомментировать, но зачем?
Виктория на мгновение задержала дыхание.
— Я не многим могу верить. А вы, вы — неравнодушный. И еще, вы… только не смейтесь! Вы — честный.
Артем горько усмехнулся.
— Спасибо, Виктория. Но только разве адвокат должен быть честным?
Медянская вздохнула и выпустила его руку.
— Не знаю. Может, и не должен. Но вы — честный! Спасибо, Артем. До завтра!
— Теперь уже до сегодня! — негромко рассмеялся Артем. — В обед я позвоню и заеду! Спокойной ночи!
Он повернулся к двери, но Виктория снова коснулась его руки.
— Хочу вам сказать, что вы меня удивили. Вам все удается. Скажите, завтрашний день будет лучше?
Артем на мгновение замер и, не в силах погасить надежду в ее глазах, подтвердил:
— Вне всяких сомнений, Виктория. Надо верить в лучшее. Всегда!
Он вышел, притворив бронированную дверь, но спать Виктории так и не пришлось. Еще один гость потревожил вдову, чтобы окончательно посеять сомнения в честности, совестливости и просто порядочности окружающих ее людей. Она потеряла мужа, а теперь теряла бизнес. Но главное — она теряла друзей. Хотя были ли они? Трагедия великого человека в том и состоит, что ему суждено иметь в жизни только врагов или рабов.
Булавкин
Спустя десять минут, как ушел адвокат, в дверь позвонили. Виктория устало отозвалась через домофон:
— Кто там?
— Викуля, это я, Леня. Булавкин.
— Булавкин? Ты что на ночь глядя? Ленечка, конечно, заходи, — она нажала кнопку электронного замка «Открыть», и через пару минут они сидели в гостиной.
Кофе еще не остыл, и Вика налила чашку ночному визави. Он принял чашку и, смешно сдувая тоненькие струйки пара, сделал маленький глоточек. Леня был давним другом семьи. Он знал Шлица чуть ли не с первого дня, едва тот в начале восьмидесятых появился в Москве. Вечерами такие, как Шлиц и Леня, лимитчики, приехавшие покорять столицу, собирались в гостинице «Пекин». Там можно было поменять валюту, купить контрабандные джинсы или сигареты и виски, а главное, получить нужную каждому информацию. Прежде всего, где и какая работа требуется подпольным воротилам швейного, кожевенного, обувного, игрового, музыкального, общепитовского, торгового и прочего бизнеса.
Именно там вкрадчивый Леня и прибился к напористому Шлицу, и с тех пор они шли параллельными путями, которые регулярно пересекались. Затем в какой-то официальной тусовке Леня познакомился с женой молодого и подающего надежды политика и сделал верную ставку. Прошло десять лет, в течение которых над Леней потешались знакомые и коллеги, и только Шлиц со своим волчьим чутьем, никого не убеждая вслух, точно знал, что это Ленино знакомство когда-нибудь принесет плоды. Так оно и вышло. Президент досрочно ушел в отставку и передал власть преемнику, за которого на волне успехов предшественника проголосовало более семидесяти процентов избирателей, а Леня сразу получил контракт на пошив милицейской и морской формы, спецодежды для всех государственных служб и мундиров для госслужащих.