— Ах! — вскрикнула Медянская.
Она не заметила, как сигарета быстро истлела у нее в пальцах и больно ужалила тлеющим угольком. Виктория потерла обожженную руку и подожгла новую сигарету. Митя Фадеев, предавший память хозяина, лежал в больнице, переломанный, как бумажный самолетик, попавший в вентилятор. Его допросом занимался бесполезный следователь Агушин, а он среди всех подозреваемых больше всего выделял Медянскую и явно хотел засадить вдову за решетку, чтобы покрасоваться перед телекамерами. Даже страховая компания — и та отфутболила несчастную вдову. Адвокат Артем Павлов, который вроде бы поначалу резво взялся за дело, теперь и вовсе пропал, причем вместе с документами на страховку, доверенностью и другими важными бумагами.
Медянская заплакала. Жизнь остановилась, оборвалась, рухнула. Время перестало двигаться и превратилось в оранжевое болото. От постоянного недосыпания, курения и крепкого кофе глаза вдовы воспалились, и она все видела сквозь оранжевую сеточку. Даже подружки, поддержавшие ее на первых порах, теперь занимались собственными семьями, проблемами и детьми. У Медянской остался только сын, но и он не мог поддержать Викторию. Он был слишком далеко, в Америке. Жил там с самого рождения в окружении нянек и воспитателей. Папу и маму видел раз-два в год и давно разучился в них нуждаться.
Виктория всхлипнула, открыла сейф и стала искать пистолет, который давно уже был сдан в милицию. Но и это она позабыла, поэтому судорожно разбрасывала по полу документы. Бумаги летели во все стороны, и она остервенело их топтала:
— Так! Так вам! Все гады! Подлецы! Мерзавцы! Твари! Продажные шкуры!
Но голос ее был слаб и одинок в пустой пыльной квартире когда-то самого успешного продюсера великой страны, победившей фашизм и коммунизм. И лишь спустя целую вечность этой адской пляски на не повинных ни в чем бумагах ее остановил дребезжащий без остановки звонок. Виктория двинулась в коридор и зло, резко открыла дверь.
— О господи! — отшатнулась Виктория.
На пороге стоял мужчина, судя по костюму и ботинкам. Вот только на месте головы у него был нахлобучен какой-то невообразимый рыжий сноп волос и сияла картонная рожа с черной повязкой через нее. Кривой шрам, нарисованный на щеке, и щербатый нахальный оскал.
— Привет! Принимаете политических беженцев? — спокойно поинтересовалась наглая пиратская рожа.
— Что?! Вв-в-вы кто такой? Что вв-в-вам нужно?
— Мне нужны вы! Виктория Станиславовна Медянская. Я — славный пират Генри Морган! Я принес вам победу в очередной схватке за чужое имущество! — на этих словах «пират» снял маску и поправил взъерошенные волосы.
Медянская тяжело вздохнула:
— У-у-ухх! Ну, вы и напугали меня. Тоже мне, пират! Хотя вы правы, и пират, и адвокат борются за чужое имущество. Они наверняка чем-то схожи, — улыбнулась она первый раз со времени их расставания. Несмотря на гадкие мысли в адрес Павлова, она была рада его видеть вновь. — Проходите, а то соседи сейчас повыскакивают. Они спят и видят, как бы меня отсюда вытолкать. Только дайте им повод. Заходите.
Павлов принял приглашение, аккуратно положил маску на столик и пошел вслед за Медянской в комнату. Там присел в кресло рядом с ней и тут же полез в свой портфель:
— Прежде всего, прошу прощения за маскарад. Не мог, понимаете ли, пройти мимо такого шедевра. До Рождества еще полгода, а британцы решили в аэропорту устроить что-то вроде предкарнавальной распродажи. Вот по случаю прикупил масочку. Думаю в ней пойти в Кремль. Что скажете? — Он хитро прищурился, но при этом пристально рассматривал чуть повеселевшую, но изрядно вымотанную и помятую вдову.
Медянская лишь вздохнула:
— В Кремле такой роже только и место! Они там все уже пираты давно. Так же, как и вы, борются за чужое имущество.
— Виктория Станиславовна! Ну что вы, дорогая, я вовсе не это имел в виду. Я про елку. Новый год, маскарад, елка в Кремле. Вот и все! А вы сразу же в политику ныряете. Ай-ай-ай. Что-то вы совсем неважно выглядите. Что случилось, Виктория?
— А разве мало того, что уже случилось? — Она стиснула зубы и в упор смотрела на Павлова. Он тоже казался ей каким-то оранжевым.
— Так. Все ясно. Вика, вам нужно уехать к сыну.
— Это почему же?
— Просто так. Сын вас давно не видел. Ему надо как-то объяснить гибель отца. Он же человек! Это ваш ребенок! Собирайтесь и уезжайте, иначе… — адвокат замолчал и обвел взглядом запылившуюся, неприбранную комнату, полную окурков пепельницу, мусор на столе и возле него. Видно было, что с момента похорон никто так и не притронулся к квартире, порядок не наводил и не убирался.
— А что «иначе»? — передразнила Медянская и снова закурила. Павлов поморщился и отмахнулся от выпущенного в его сторону клуба дыма:
— Все, что угодно, Виктория. Теперь вы дама с деньгами. Мало того, наследство все равно существует. Его нельзя унести. Невозможно запихать в карман. Трудновато подсчитать. Но оно есть! И вы его получите.
— Как? Как я его получу, если все растащили и разграбили? Никто меня не слушает и ни во что не ставит! — Она снова пустила слезу и глубоко затянулась, но подавилась дымом и закашлялась.
Артем смотрел молча на ее конвульсии и лишь становился все мрачнее. Затем встал и подошел к Медянской. Взял ее руку в свою и слегка сжал. Присел перед ней на корточки и, глядя прямо в глаза, сказал:
— Вика, послушайте меня внимательно. Вы измотаны. Еще немного — и может произойти нервный срыв. Это на руку всем вашим недоброжелателям. Не надо! Не доставляйте им удовольствия. Вам надо подумать о сыне. О вашем ребенке! Он все равно нуждается в вас и вашей заботе. Никто, слышите, никто не сможет заменить ему маму! Он уже потерял отца, так станьте ему и мамой, и папой!
Медянская всхлипнула и зарыдала. Настырный защитник загнал ее в угол. Сын и впрямь был единственным, кто держал ее на этом свете — не считая стиснутой руки адвоката.
— Все будет хорошо, если вы согласитесь со мной, — настойчиво продолжил защитник. — Понимаете?
— Нет! Не понимаю, — мотнула головой Медянская, но руки не высвободила, — я не понимаю, как может быть все хорошо, если все уже так плохо, что и хуже быть не может!
— Может быть и хуже, — заверил адвокат, — но я оптимист! Поэтому точно знаю, что будет лучше. Прекращайте постепенно плакать и слушайте внимательно мой удивительный рассказ о приключениях на берегах туманного Альбиона.
Медянская всхлипнула и достала платок, а Артем сел в кресло рядом и, не выпуская руки, начал рисовать в смешных и ярких картинках свое путешествие и встречу с «бульдогом — Медленным ветром». И постепенно Медянская приходила в себя. Сначала улыбнулась, потом два раза хихикнула, пусть и хлюпнув носом. Но Павлов не останавливался; его уже вовсю несло по волнам фантазии.
— И вот тут я достал шпагу и вскричал: «Защищайся, подлый трус Уиндслоу! Ты обидел прекрасную Дульсинею Медянскую!»
Вика хихикнула.
— Ты подверг сомнению высочайший манускрипт магистра ордена генеральных прокуроров Агу-Магу-Бабушина! Сейчас ты ответишь за свою жадность и недоверчивость!
Вдова опять хихикнула и поправила растрепавшиеся волосы. Этот сказочник-адвокат явно ей нравился.
— И что сказал чародей Уиндслоу?
Павлов поднял брови.
— Он? А что он ответил? Ах да! Он просто сдался и сразу же все подписал. Вот и бумаги.
Артем наконец отпустил ее руку и вытащил на стол из портфеля документы. У Виктории расширились глаза. Она подняла верхний лист соглашения и трясущейся рукой протянула Павлову:
— Читайте, Артемий Андреевич. Прошу вас!
— Я все помню наизусть, дорогая Виктория Станиславовна. Вам причитается миллион фунтов в качестве страхового возмещения за гибель супруга. Деньги переведут на ваш счет до конца следующей недели. Все это указано в соглашении. Оно подписано уполномоченными лицами. Отказаться невозможно. Все!
— Господи! Неужели?! — Она готова была разрыдаться, но теперь от радости. — Как же мне вас благодарить? Артем? Скажите?
Артем смешливо отмахнулся:
— Ой! Вот незадача! Знаете, такой вопрос задали одному адвокату в анекдоте…
— И что же ответил этот адвокат?
— Он сказал: «Мадам, с тех пор как изобрели деньги, эта проблема решается легко!»
Медянская рассмеялась.
— Ха-ха-ха! И впрямь. Что это я с глупыми вопросами? Отлично. Как только я все получу, я рассчитаюсь с вами, Артем. Но в любом случае… — Она наклонилась вперед так, что лицо ее оказалось прямо перед носом Павлова. — Спасибо вам, адвокат Павлов! — и она чмокнула его прямо в губы. Коротко и звонко.
Оба отстранились. И покраснели. Артем встал:
— Спасибо за благодарность, Виктория. Я сделал то, что мог. И то, что должен был сделать. Но надо еще кое-что проделать. Ведь это только первая наша победа. Главное сражение впереди. Войска подтягиваются. И пока перевес сил не в нашу пользу. Понимаете?
Медянская кивнула:
— Отлично понимаю. Но и это уже о-о-очень много. Для меня сейчас это уже целое состояние. Я, по крайней мере, смогу уехать к сыну в Америку и побыть там с ним подольше. Пока все успокоится здесь. Так?
— Абсолютно! Уезжайте как можно скорее. Но прежде всего завтра надо съездить к нотариусу и оформить все бумаги. Договорились?
— С вами, Артем, хоть в суд!
— Нет-нет! Лучше к нотариусу.
— Как скажете, капитан Морган. — Она улыбнулась, на мгновение задумалась и, понизив голос, таинственно добавила: — А еще, Артем, в честь вашей победы… я… знаете что сделаю?
Артем насторожился:
— Не пугайте меня, Виктория.
— Я брошу курить! Вот так! Раз и навсегда. Начинаем новую жизнь.
Утопленник
Агушин подключил все, что смог, перекрыл все трассы, вокзалы и аэропорты, запросил помощи у всех сопредельных ведомств. Но Бессараб словно в воду канул. А потом секретарша сообщила по громкой связи, что к нему пришли из следственной группы, и Агушин недовольно откликнулся:
— Ну, и кого там несет? Пусть заходит!