ели допрашиваемые.
«А ведь полезно побыть в такой шкуре» — пронеслось в голове, но он тут же запричитал мысленно: «Боже, упаси!!!»
— Там же все исправили. И не моя это была инициатива вообще. Это смежники из наркоконтроля устроили маски-шоу.
Генеральный заметно покраснел.
— Слушай, Гена, мне глубоко наплевать, кто и что устроил. Расследование ведешь ты? Ты! С тебя и спрос за все! Понял!
— Понял. Но… все же…
— Никаких «но»! Ты мне предлагаешь объяснять Президенту, кто и что там устроил? Это не его забота! А наша! Наша с тобой, следователь Агушин! Президент должен иметь результат! Ему нужно докладывать о победах. А не в очередной раз на вопрос журналюг мямлить. Это не его стиль! Он — человек побед, а не наоборот!
Агушин потупил взор. Он уже видел, что Генеральный завелся всерьез и надолго, и босс оправдал его ожидания:
— Его эстрада интересует не меньше, чем тебя и каждого российского зрителя, — объяснял он генералу юстиции, словно мальчишке, — а они тоже ждут, когда великий сыщик Агушин поймает злодеев. А что же наш Шерлок Холмс? Где профессор Мориарти? Где Джек Потрошитель? Ты уже всех изловил? А? Чего молчишь, Геннадий Дмитриевич?
Агушин упрямо поджал губы. Прокурор умел давить своих работников. Одно хорошо: делал всегда один на один. Унижение сотрудника оставалось тайной их двоих. И все-таки Агушину было тяжело.
— Товарищ Генеральный прокурор, — побагровев, напомнил он, — я ведь вам отчитывался вчера. Доложил о ходе расследования. Меры принимаются. Идет расследование. Вы не хуже меня знаете, как это сложно происходит. Версии отрабатываются.
— Да-да. Отрабатываются… — задумчиво протянул визитер и вдруг тяжело вздохнул, потер лицо ладонями и как-то печально ответил: — Эх, Гена, Гена. Тебя Президент страны лично попросил быстро раскрыть это скандальное дело. Так? Так! А ты начал гонять певцов по всему миру. Загнал народного кумира Фарфорова за границу. Вдову пытался задержать. Все газеты раструбили. В ночном клубе накрыл всех продюсеров.
— Да не я это!!! — не выдержал незаслуженных обвинений Агушин.
Прокурор отмахнулся и продолжил:
— Не важно это сейчас. Плевать! Ты за все отвечаешь, товарищ Агушин. Ты думал, они молчать будут? Нет. Они завопили. Только не вслух, а по всем своим связям. И понеслось дерьмо по трубам! А кто на приеме? Кто, я тебя спрашиваю?
— Ну…
— Вот именно! Я на приеме, Гена. Я. Короче! — Он хлопнул ладонью по столу. — Президент дал мне, то есть тебе, конечно, ровно одни сутки.
Агушин задохнулся от возмущения.
— Сутки? Сутки?!! Да он что…
Генеральный поморщился.
— Не горячись, Геннадий. Остынь. Лучше подумай, что можешь сделать. Скажи, если тебе надо еще людей или еще что-то. Говори. Все выделим. Но только на сутки. Какие мысли, Агушин?
— Только одна.
Геннадий Дмитриевич положил перед собою руки, словно ученик средней школы, и в упор посмотрел на Генерального прокурора.
Тот, не выдержав, отвел глаза:
— Ну и какая?
— Застрелиться.
Подозрения
Неутешительный итог сегодняшним новостям Медянская подвела уже в машине.
— Выходит, у меня ничего не осталось? — повернулась она к адвокату.
Павлов задумался. Он хотел бы ободрить свою подзащитную, однако понимал, что шансов вернуть имущество немного. Исход схватки прямо зависел от того, насколько точно он вычислит следующие шаги своих процессуальных противников.
— Я бы не стал делать такой пессимистичный вывод. У нас есть еще шанс. Действительно есть. Если хотите, я готов поделиться своими соображениями.
— А что это даст теперь? — отмахнулась Виктория, потянулась к сумочке за сигаретами и тут вспомнила, что бросила, а значит, придется терпеть всю дорогу. — Ладно… Давайте свои соображения.
Артем кивнул и, не отрывая взгляда от убегающей под колеса «Ягуара» дороги, начал излагать самое очевидное:
— Скорее всего, перерегистрацию запустил Митя Фадеев. У него были все контрольные экземпляры учредительных документов. Судя по тому, что упоминаются фирмы, подконтрольные Фросту, то без него тоже не обошлось.
Медянская пожала плечами. Фросту, в отличие от Ротмана, вдова еще верила.
— Вы уверены, Корней причастен к этому?
— Не сомневаюсь. Слишком дорого ему обходится «Медиасити». Он не упустит возможности прикрыть свои долги и увеличить долю. Фадеев здесь инструмент. Теперь уже негодный.
Виктория заметно заволновалась. Митя, хотя и предавший, все-таки был воспитанником Иосифа.
— А кто же Мите ноги поломал?
Павлов хмыкнул. Он отметил эту искреннюю озабоченность, и вообще человеческие качества вдовы восхищали его все больше.
— Это мы пока не сможем точно установить. Но, скорее всего, эти два процесса не связаны. Вряд ли его калечил неизвестный конкурент. Тем более в этом не заинтересован Фрост.
— Кто же тогда?
— Возможно, это что-то личное. Или чья-то месть.
— Ну, хорошо. А как быть с этими фирмами? Я их уже потеряла? Все?
— Даже если вы их уже потеряли, то можно оспорить регистрацию через суд. Процедура долгая, нудная, но иногда срабатывает.
— Иногда? С таким везением, как у меня, лучше и не начинать.
Виктория снова потянулась к сумочке, где раньше лежали сигареты, но теперь не искала сигарет, а вытащила взятую в аптеке коробочку леденцов с наклеенным поверх стикером. На нем красовался курящий череп с костями — последнее изобретение американских психологов в борьбе против курения.
Павлов сокрушенно покачал головой. Пессимизм Виктории был не самым лучшим для нее помощником. Впрочем, как и ее неумение распоряжаться деньгами и временем. На самом деле, будь ее везение чуть меньше и попадись ей другой адвокат, они, скорее всего, вступили бы на самый ожидаемый путь — затяжной и в силу этого малоэффективный. Естественно, адвокат, получающий гонорар помесячно или по часам, заинтересован в таком порядке.
Но Артем был человеком не только совестливым, но и очень расчетливым. Идеалом для него стало бы провести процесс в максимально сжатые сроки и рассчитаться с вдовой за работу после победы, что называется «от выигранного». Да, Виктория хотела отдать ему чуть не половину страховки в благодарность за то, что он не столько выбил эти деньги из британских страховых псов, сколько вернул ей надежду на справедливость. Но Артем решительно отказался и ничуть об этом не жалел. Он уже чувствовал: все сделано верно, и маятник пошел в обратную сторону! Теперь нужно действовать так, чтобы ошеломить противников Виктории! А они, похоже, не только успокоились, но и поделили наследство по-своему.
— Дело не в везении, — с некоторым запозданием возразил он вдове, — вам вообще грех сейчас жаловаться. Там, наверху, явно что-то изменилось.
Артем показал рукой в потолок машины, имея в виду невидимую «Божественную канцелярию», как любил говорить Павлов-старший. Отец порой так и заявлял по утрам: «О погоде сегодня не беспокойтесь. Я уже позвонил в Божественную канцелярию и договорился». Но Артем не стал повторять отцовскую шутку, а попытался вдохновить Медянскую:
— Вопрос в том, насколько далеко вы готовы пойти.
— А разве у меня есть варианты? Или выбор?
Артем рассмеялся:
— Конечно, есть. Даже в самой безвыходной ситуации есть, как минимум, три выхода.
— Вот как? И какие же? Поподробнее перечислить можно?
— Пожалуйста! Вы можете остановиться на страховке и больше не предъявлять никаких прав на наследство и не бороться за него. Либо вы можете оспорить все состоявшиеся перерегистрации, добиться их отмены и вступить в права наследования всех долей и акций во всех компаниях Иосифа. Наконец, третий вариант. Не только добиться отмены, получить наследство, но и наказать нарушителей ваших прав. По закону. Исключительно.
Медянская захрустела еще одним леденцом.
— Этот вариант мне все больше нравится.
— Но есть еще один важный вопрос. — Павлов чуть притормозил и на мгновение взглянул серьезно на вдову.
Та даже перестала хрустеть антитабачной закуской:
— Какой, Артем Андреевич?
— Уголовное дело. Оно не завершено. Убийца не найден. Вы все еще под подозрением. По крайней мере, Агушин твердит об этом без остановки. Как быть?
Вдова сразу поникла.
— А здесь какие могут быть варианты? Я, господин адвокат, запуталась окончательно. Может, вы что-то подскажете? А?
Медянская заискивающе посмотрела на Павлова и наклонила голову чуть вбок. Так, по ее мнению, получалось более жалостливо. Но Артем терпеть не мог никакого притворства и, не скрывая своего отношения к этому театральному жесту вдовы, поморщился:
— Виктория, прошу вас… Я ведь только ваш представитель. Не забывайте. Решения принимаете вы. Я их выполняю. В рамках поручения, возможности и закона. Если вы скажете прекратить заниматься наследством — я буду вынужден подчиниться. Если потребуете не помогать следователю искать убийцу… по каким-либо причинам… я тоже обязан подчиниться…
Артем затормозил и остановился. Ему нужно было видеть реакцию вдовы. У него родились определенные сомнения по поводу ее желания увидеть настоящего убийцу. Если, конечно, он вообще существовал, а убийство было-таки совершено.
Медянская резко отвернулась и, видимо, прикусила палец. Она не смотрела на Павлова, лишь плечи подергивались, как от холода. Пауза затягивалась. Наконец, она повернулась и совершенно спокойно, без эмоций и с каким-то стеклянным выражением глаз ответила:
— Делайте то, что обязаны делать. Вы — мой представитель, значит, защищайте меня. Это все, что я могу вам предложить на сей момент.
Съемка
Геннадий Дмитриевич извелся. Он понимал, сколь многие тайны могут скрываться за этим делом, но сутки на завершение дела были уже озвучены, следовало спешить, и он решился и позвонил Генеральному.
— Мне бы помощь нужна — от смежников. Видеосъемки…
Генеральный невесело рассмеялся.
— А что именно тебя интересует? Не вошедшие в фильм кадры с Деми Мур?