Я пропустил шпильку мимо ушей.
– У нее странное прозвище. АК-47, кажется.
Олли кивнула:
– Я слышала, как девчонки о ней говорили. Похоже, она та еще тихоня. – На лице сестры появилось забавное выражение. – А тебе-то что?
Я пожал плечами:
– Да так. Просто любопытно.
– Ну-ну…
Когда мы добрались до дома, я бросил рюкзак, рухнул на кровать и уставился в потолок. Олли верно подметила про «друзей». То есть напрямую она так не сказала, но оно как бы висело в воздухе, словно чьи-то кишечные газы в кабине лифта: зачем я тусуюсь с компашкой парней, которых не считаю друзьями?
Если не врать самому себе, ответ простой.
Потому что у меня нет настоящих друзей.
Потому что я, видимо, слишком опустошен, чтобы хотя бы попытаться их завести.
И потому что я не чувствую себя своим ни за одним из столиков.
Ну, то есть все и раньше было фигово, но сейчас… черт возьми, да я стал чужаком даже за столиком тупиц и неудачников. Вот это как вообще? Не сказать, что я прежде мог считаться образцом нормы… Но после того как с тобой случается такое, можно ли вообще снова стать нормальным… или ты уже изменился навсегда?
Тот столик неудачников – это сплошные, как говорит мой отец, халявщики. Нет, Сет, разумеется, не такой. У него, конечно, загонов хватает, но зато он тот еще остряк (в своей, несколько циничной, манере) и настоящий компьютерный гений. На самом деле он славный парень… В прошлом году мы с ним вместе ходили на математику и сошлись на почве плоских шуточек о числе «пи» и иррациональных числах. И стали вместе обедать в столовой. Долгое время наше общение с Сетом было ближе всего к понятию «дружба». С тех пор как…
Я вдруг подумал, что, возможно, Олли переживает за меня – точно так же, как я переживаю за нее.
Мои раздумья прервало появление Ее Высочества Избалованной Принцессы.
– Джей, мне нужно селфи.
– У тебя что, телефона нет?
– Мне нужно не обычное селфи, а качественное.
– Так мы ведь уже делали? На прошлой неделе, перед началом школы.
– Я собираюсь сменить стиль.
– А, понятно. Потому что старый…
– Замолчи.
– …«на отлично не тянет»? – расхохотался я.
– Заткнись! И вовсе не поэтому, ты же прекрасно знаешь.
– Сама заткнись.
– Так ты сделаешь или нет? – спросила Олли.
– Когда?
– Через полчасика?
– Тебе больше заняться нечем?
– Именно. Да и тебе тоже! – Она прыснула со смеху, отчего мне стало еще хреновее.
Я улегся обратно на кровать и закрыл глаза.
– Как скажешь.
– Спасибо!
Сестра ушла, и я снова уставился в потолок. Грустно признаться, но она права: моя жизнь дошла до той изумительной точки, в которой мне совершенно нечем было заняться. Разве что домашкой по углубленному английскому. Но это не считается.
Впервые Олли попросила меня пофотографировать ее где-то полгода назад – и постоянно пыталась мною командовать. Какое-то время я терпел (уже почти год в моих ушах звучал хриплый шепот мамы: «Будь помягче с сестренкой»), но в конце концов поставил камеру на штатив, выдал Олли пульт управления и оставил ее развлекаться. Она радостно принялась рулить процессом и щелкала минут пятнадцать, а потом заявила, что закончила.
Я просмотрел снимки на фотоаппарате. Обычные селфи типа «на отлично не тянет», только в высоком разрешении. Ну, вы знаете какие: модель слишком близко к камере, рот/нос/подбородок чрезмерно подчеркнуты, взгляд прямо в объектив, губы выпячены «уточкой», фон перегружен, свет плоский и так далее.
– Круто, – сказал я. – А мне можно пару раз щелкнуть?
– Валяй!
Я увеличил фокусное расстояние и отодвинул штатив назад на несколько шагов, усадил Олли на другой стул и развернул ее так, чтобы падающий из окна свет добавлял глубины. Перевел камеру в ручной режим, открыл диафрагму на максимум, затем навел фокус на лицо, оставив фон размытым. Олли смотрела куда-то в другой конец комнаты, и я быстро сделал несколько снимков, прежде чем она это осознала.
– Я же не подготовилась!
– Знаю. Так и было задумано. Ладно, можешь посмотреть вон туда.
Олли послушно развернулась, привычно выпятив губы, словно изображала Дональда Дака.
– А теперь улыбнись как можно шире.
Она принялась корчить дурацкие рожи.
– Убери улыбку, посмотри в камеру.
Сестра стерла с лица идиотскую ухмылку, склонила голову, заглядывая в объектив, и я это поймал. А потом сделал еще дюжину снимков, хотя был почти абсолютно уверен, что именно тот удался.
– Дай посмотреть!
Я поднял камеру повыше, чтобы Олли не дотянулась, – будто бы играл в «попробуй отними» с терьером.
– Покажу, когда закончу. Мне нужно вполовину меньше времени от того, что ты потратила на подготовку. Подожди, ладно?
Она фыркнула и ускакала, а я принялся за дело. Перебросив фотографии на компьютер, я прежде всего быстро проглядел свои. Первый снимок оказался вполне ничего, да и парочка следующих тоже. Но в том, где она смотрела в камеру, была изюминка – вот за него я и взялся.
Я выбросил из головы, что она моя сестра, и подошел к кадру так, как если бы снял кого-то чужого на улице. Сделал снимок монохромным, но в теплых тонах – и он стал похож на черно-белую фотографию из старого журнала мод. Затем усилил контраст насколько возможно, не доводя до зернистости на коже. Слегка обрезал оригинал, чтобы бóльшую часть снимка занимала голова, а также затемнил края, еще сильнее выделив лицо на расплывчатом фоне. Немного естественного драматизма, а не слащавая голливудщина. Я отодвинулся от монитора и посмотрел на картинку. Неплохо.
Потом сложил в одну папку все снимки, которые сделала Олли, а также тот, что обработал, и позвал сестру.
Она села рядом, и я принялся пролистывать селфи под ее комментарии:
– Ладно… следующий… неплохо… погоди, вернись назад на секунду… давай посмотрим на следующий…
А потом я открыл обработанный снимок.
– Ой… – все, что вымолвила Олли.
Она очень долго на него смотрела. Затем забрала у меня мышку и пролистала фотки назад, просматривая несколько последних из тех, что сделала сама, и снова вернулась к моей. После внимательного изучения она постучала по экрану.
– Отправь мне вот эту.
– Не за что! – бросил я ей в спину, когда она выходила из моей комнаты.
Сестра не обернулась, но с тех пор никогда не пыталась мной командовать в процессе съемок.
Олли пришла на кухню, когда я устанавливал аппаратуру.
– Я готова!
– Ладно, давай разберемся с этим поскорее, – ответил я, словно у меня имелись дела поважнее. Ну да, конечно.
Я отвлекся от камеры: Олли выглядела как заядлая пляжница с густо подведенными енотьими глазами. Или как енот с растрепанной прической пляжницы. Сестра явно пыталась подражать какой-то модели из любимых журналов.
– Тебе не кажется, что ты переусердствовала с маскировкой под грабителя? – спросил я, чувствуя себя довольно глупо. Но мама ведь просила присмотреть за сестрой… Вот только что вообще значит это «присмотреть»?
– Заткнись и щелкай!
Похоже, Олли тоже была не в курсе. Я пожал плечами:
– Звучит так, словно ты хочешь, чтобы тебя пристрелили, да побыстрее.
После первой фотосессии мы разработали целую технологию. Экран моей камеры слишком маленький, с расстояния в несколько шагов на нем ничего не разглядишь, поэтому рядом с ней я ставил зеркало на подставке. Благодаря чему Олли могла проверить, как она выглядит, поправить позу и снова перевести взгляд на камеру. Большинству людей такой метод бы не подошел, но моя сестра точно знала, чего хотела добиться (надо признать, чутье у нее было неплохое), и я смирился.
Мы уже не раз проводили подобные фотосессии (как только сестре взбредало в голову изменить аватарку в профиле, то есть пару раз в месяц), и много времени процесс не занимал. Я почти закончил, когда Олли вдруг сказала:
– А ты можешь сделать мне глаза побольше? Отфотошопить или еще как-то?
В моей голове пронеслась сотня возможных ответов, но я только покачал головой:
– Нет, я не стану.
– Почему?
– Может, потому, что на самом деле это сделает твои глаза меньше?
Олли прищурилась в недоумении.
– Представь, кто-то увидит тебя вживую – а ты разительно отличаешься от своего снимка.
– Девяносто процентов тех, кто увидит мое фото, в реальной жизни меня никогда не встретят.
– В таком случае почему бы нам не поискать девушку, похожую на тебя… только красивее? Запостим ее фотку под видом твоей. Делов-то.
Олли сердито уставилась на меня, не говоря ни слова.
Я задумался.
– Ладно, погоди минутку.
Вскоре я вернулся с полотенцем, расческой и наполненным водой пульверизатором.
– Что ты собрался делать? – спросила Олли.
Я бросил ей полотенце.
– Да есть одна идея. Прикрой лицо, намочи волосы и зачеши их назад.
Олли посмотрела на меня с таким видом, словно я предложил ей сунуть голову в ведро с холодным куриным супом.
– Ты хоть представляешь, сколько мне потребовалось времени, чтобы сделать такую прическу? – Она помахала рукой вокруг растрепанной копны.
– А то! И мы уже нащелкали кучу фоток в таком виде. Давай попробуем что-нибудь новенькое.
В конце концов она согласилась, намочила волосы и зачесала их назад, убрав с лица. Я приготовил камеру.
– Хорошо, теперь наклони голову вот так и посмотри в объектив. Не надувай губы и не улыбайся.
Мне не пришлось повторять дважды. Щелк!
Когда мы рассматривали обработанные фотографии, она взглянула на снимок с зализанными назад волосами и сказала:
– С ума сойти! Джей, как круто! Откуда ты узнал, что это сработает?
Я пожал плечами:
– Просто удачная догадка. Мне показалось, если прическа будет не такой объемной, то глаза покажутся больше.
Олли снова уставилась на фотографию.
– Хм… а если ты ее отфотошопишь?
– Даже не думай! – ответил я, убирая аппаратуру на место. – Я согласен тебя фотографировать, но превращать во что-то, чем ты не являешься, отказываюсь.