лышках висит натуральный автомат Калашникова, он же АКМ с деревянным прикладом — весло по армейской терминологии и разгрузка обычная советская еще с тремя подсумками для рожков спереди. Круто, я думал, у них тут дальше СКС дело не сдвинулось…
Человек в пятнисто-зеленой униформе без погон поднял голову, оторвавшись от чтения некого документа, без лишних слов приказал:
— Садись.
А я что, отказываться буду? Сел, привалившись к стене. Ружье между ног поставил стволами вверх. Если этот вояка думает, что может «сделать» меня одним взглядом — он ошибается. Мужик взял лист желтоватой бумаги и что-то начал писать.
— Фамилия, имя, отчество, год рождения, место проживания? — Казенно-формальным тоном негромко осведомился он, не поднимая головы.
— Это допрос? Чем обязан такой чести? К слову, вы-то мне не представились. — Желания поддержать игру даже не назвавшегося невнятного чела не было категорически.
Тот словно удивляясь, поднял голову, и чуть прищурив левый глаз, некоторое время испытующе смотрел на меня. Я в ответ предпочел просто молчать.
— Я старший караульной службы Алтынского гарнизона. Востриков Илья Павлович. Это не допрос, а обязательная процедура для всех новоприбывших землян. Мне доложили, что вы представились русским. И у вас дело к командованию. — Приятно, даже о вежливости вспомнил и на вы перешел, а то сразу «садись»… — Так что рекомендую вам не ерепениться, а отвечать, — так, похоже я поспешил с выводами… ладно.
— Понял вас, Илья Палыч, отвечаю. Ертаров Вячеслав Юрьевич, одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения, из Омска. Еще вопросы?
— Дата, место и обстоятельства перехода? — ишь старается, слышно даже как ручка по бумаге скрипит.
— Пять дней назад, ехали с друзьями по проселку и столкнулись с неким зверем. Машину разбило, мы не пострадали. Пошли пешком, вышли к хутору. Там хозяин — Егор Михалыч.
— Документы при себе имеются?
— Да, права, страховое свидетельство и разрешение на гладкоствол.
— Паспорт?
— Не взял в дорогу, думал, не пригодится.
— Дайте документы. — Вроде и просьба, а реально — приказ. Отдавать не хотелось, но почему-то рука сама вытянула из внутреннего кармана куртки коричневую корочку с документами.
Мужик тщательно изучил все, иногда бросая взгляды на меня, видимо, сравнивая оригинал с фото, блин, смешно.
— Что, не похож? — Не смог я удержаться и не съязвить.
— Разберемся. — Холодно ответил старший караульщик, надо же звание такое дурацкое… Настроение испортилось, в душе бурно начала копиться злоба. Не такой встречи я ждал с соотечественниками.
— С чем разберетесь? Что за игры, на каком основании вы меня здесь задерживаете? — Выпалил я в сердцах.
Старший в ответ спокойно спросил:
— У вас оружие заряжено?
— Да, — с вызовом бросил я.
— Это нарушение правил Алтына. В поселке ходить с заряженным оружием для гражданских лиц строго запрещается, а в пределах крепости — это уже преступление, караемое сутками ареста. Применение или угроза применения огнестрельного оружия — еще более тяжкое нарушение, тем более в отношении лиц находящихся при исполнении. Немедленно разрядите ружье, Вячеслав Юрьевич.
Что делать? Хоть и подмывало взять его на мушку, а еще лучше всадить порцию картечи в башку, но это уж совсем отморожено было бы. Приказ есть приказ. Тяжелые латунные гильзы встали на свои места в патронташе.
— Что дальше? Я хочу есть, я устал. И я требую встречи с вашим командованием по важному делу.
— Не спешите, всему свой срок. Я должен провести досмотр ваших вещей.
— Да что за бред!? — Окончательно возмутился я.
Развить мысль не удалось. Вскочив из-за стола, мужик заорал:
— Встать! Лицом к стене! Руки вверх! Маалчать! — Я тоже подскочил, сжимая бесполезное теперь ружье. Успел заметить расстегнутую кобуру на поясе старшего с торчащей рукоятью пистолета и понял, все, допек я его, вежливые разговоры кончились, теперь либо мне его мочить, либо подчиниться. Ах, как соблазнительно… нож в руку и воткнуть лезвие прямо в кадык… словно почуяв мой настрой, мужик потянул к себе пистолет — классический «ТТ» и, передернув затвор, направил ствол на меня. Елки…
В комнату грохнув дверью, ввалились два архаровца, навалились, вырвали ружье и заломив обе руки, прижали лицом к стене.
— Гады, больно же! Отпустите, сссуки! — промычал я, в ответ, получив пару ощутимых ударов под ребра. Твою мать! Вот попал! Чего делать теперь? Вывод прост — успокоиться и не сопротивляться. Так и сделал. — Тихо, тихо, беспредел-то не твори Илья Палыч. И это, я щекотки боюсь.
Блин, и откуда такой тупой юмор полез в ответ на быстрое ощупывание боков?
— Снимите с него патронташ и пояс. — Услышал приказ. Так, амба.
— Я хочу сделать заявление! Я требую встречи с командованием!
— Заткнись, мудак! Или я тебя прямо здесь шлепну, понял меня! — Угроза более чем реальная, и что прикажете делать? В голове куча мыслей, и ни одной толковой, сейчас они обнаружат золото и понеслось…
— Командир, пояс тяжелый, похоже, с золотом, такие у купцов бывают, я видел…
Короткая пауза, звуки возни с кармашками и тяжелый стук мешочков о столешню. Ептыть. Приехали.
— Это золото я вез в поселок, чтобы передать владельцам.
— Отпустите его, пусть сядет, бойцы, свободны, мы сами с господином Ертаровым поговорим.
Хоть что-то хорошо. Можно снова сесть на лавку. Руки болят. Бока болят. Мрачно посмотрел на Вострикова. Но желания высказать все, что я о нем думаю, пропало не родившись. Старший сидел с пистолетом в руке, подбрасывая в левой тяжелый мешочек с золотым песком.
— Ну что, Ертаров, рассказывай, откуда у тебя это?
— Что рассказывать? С хутора пошли с друзьями сюда, в поселок, по дороге услышали выстрелы, спрятались, а тут всадники. Точнее, один всадник, а за ним целая шайка проскакали. Ну, мы решили дойти и посмотреть, чего там. Повозка, рядом трупы и разбойничек сидит. Короче, повязал я его и оружие забрал. Один из убитых жив оказался, перевязали его, в фургон сунули и поехали. Бандит, чтобы не убивал я его, про золото сказал. На переправе на нас снова бандиты напали, я один уйти смог, потом блуждал по лесу. Сюда его притащил, чтобы владельцам отдать. Все.
— Вот значит как… мутная история, Вячеслав Юрьевич, очень мутная. Посиди до утра в камере, а там разберемся. Золото это я пока в сейф уберу. Так надежнее.
Елки, а зачем ему это надо? Прирежет меня ночью, а золотишко себе… как пить дать. Дураком я родился, дураком видно и помру. Горькие мысли. А морда то у нашего Палыча… так сейчас и треснет, еще бы, такой ломоть отвалился дуриком… На душе тоскливо и пусто. Доигрался…
— Прощай радость, жизнь моя, знаю, едешь без меня, знать один должно остаться, тебя мне больше не видать… — Тихо запел я, а что делать? Говорить с этим козлом мне больше не о чем…
— Семенов! Увести заключенного, головой отвечаешь, понял!
— Куда его, старшой?
— В камеру, боец, в камеру.
— Руки за спину, вперед! — Это мне. Вот я и арестант, но жизнь еще продолжается.
— Темна ночка, ноченька, да не спиться… — напевая, шагал я через полутемный уже двор к невысокому срубу с узким, зарешеченным оконцем и толстой, оббитой железом дверью. — Сам я знаю почему, ты девчоночка меня, ты одна меня тревожишь…
— Молчать! Арестованным не положено петь и разговаривать! — ствол больно ткнул меня под лопатку, черт, а вот хрен вам.
— … одна лишила мой покой, темна ночка, ноченька, а не спиться…
— Принимай певуна. Русский, старшой сказал до завтра у тебя на постой определить.
Тюремщик — крепкий мужик непривычно лысый среди всех этих буйно-волосатых аборигенов, с тяжелой челюстью и оттопыренными какими-то мятыми ушами, с покатыми, массивными плечами и тяжелыми руками борца произвел на меня тягостное впечатление. Настоящий палач. А он, не обращая на меня никакого внимания, отпер дверь камеры и жестом указал, мол, ходи до места, зек Ертаров.
Замок лязгнул за спиной, все я заперт. Внутри пусто и почти темно. Две пары нар у стен, помещение маленькое, метра два в дину и ширину — не больше. Даже отхожего ведра нет, это-то как понимать? Охренели в атаке совсем… Ладно, пока надо передохнуть немного. Сел на нары, благо, все свободны. Один я. И дверь — глухая, с окошечком. Чего делать? Лег на грубый, набитый соломой матрас, руку под голову. Прикинем дальнейшее. Некто Востриков поимев бесконтрольно кучу золота, явно постарается пригрести его себе в карман, такими «подарками судьбы» подобные человекоподобные не брезгуют никогда. Или я ошибаюсь? Рад бы, да что-то не верится в чистую совесть старшего караульного.
Тогда что? Ждать ночью гостей? Зарежут и вся недолга. Но ведь видели меня люди, не может быть, чтобы все мимо прошло. Эти двое архаровцев… Ну, так он с ними поделится, отсыплет от щедрот, чего уж… Вот ведь угораздило меня… надо было это золото на хуторе оставить, потом бы вернулся, так нет, хотел как лучше. Дурак.
И что за мир такой бестолковый? Как тут все устроено? Черт, как жить хочется! Рано мне умирать, ни жены, ни детей, ни дела настоящего! Ой, рано! Значит, надо придумать, как выбраться отсюда. Приняв решение, подскочил с нар и принялся колотить по двери.
— Отройте!
Окошечко со стуком открылось и оттуда — из свободного мира упал луч света, слепя глаза.
— Зачем кричишь, арестованный? — Глухо пророкотал тюремщик.
— Я хочу пить и пожрать чего-нибудь. У вас тут кормят вообще?! Я никакого преступления не совершал, просто до выяснения сижу. Обязаны накормить и воды дать. И я в сортир хочу!
Замок лязгнул и дверь моего узилища отворилась. Что сейчас будет? Начнут бить или строго наоборот? Елки…
— Выходи, руки за спину, шагай вперед.
— Куда это?
— До ветру, куда еще? — Хмыкнул тюремщик.
На это отвечать мне было нечем и мы молча двинулись по сильно потемневшему двору в сторону до боли знакомой постройки. Пробыл я там не долго, успев надышаться могучим букетом разнообразной вони. Толково засирают, ниче не скажешь.