– Ты встретился с Робом? – спрашиваю шепотом.
Лев смотрит в сторону.
– Поездка прошла впустую, но это еще не конец.
Не в силах сдержаться, плачу.
– Ло, – встревоженно допытывается он, – что случилось?
– Я боюсь.
– Чего? – Лев прижимает ладонь к моей щеке.
Я крепко зажмуриваюсь. Вижу приближающуюся фуру. Тормоза отказывают. Слышу звонок. Дыхание на другом конце трубки: «Прощай».
– Крещения? – Лев касается моего лба губами, а щеки продолжают заливать слезы. – Доверься мне всем своим сердцем. Не пытайся понять это, просто верь в меня, и я покажу тебе путь.
– Если Би вернется, – спрашиваю я, – то какое место займет в нашей семье?
Открываю глаза. Они оказываются прямо напротив кулона. Он повернут якорем к горлу Льва, и мне впервые видна гравировка на его оборотной стороне – та самая, о которой мне сказал Роб: «Б. и Ф.»
Я медленно поднимаю взгляд к лицу Льва.
Он стирает с моей щеки слезу.
– Думаешь, она когда-нибудь вернется?
– Забудь все, что осталось позади, – говорит мне Лев, – и смотри вперед.
Сегодня. Я уйду с Эмми сегодня.
2017
Би ждет.
Пока Лев принимает в хижине душ, она сворачивается калачиком на диване и прикрывает глаза. Когда он выходит, Би притворяется спящей: лежит неподвижно, приоткрыв губы, ровно и глубоко дыша. На смеженные веки падает тень – Лев стоит над ней, разглядывая ее тело. И она молится, сама не зная кому, чтобы он не трогал ее.
Би боится того, что собирается сделать. Боится того, насколько легче будет остаться.
Лев тянется через нее за шерстяным пледом, накрывает им Би. Она слышит, как он перемещается по маленькому пространству, ждет, когда он уляжется спать на кровать без нее. И дожидается.
За шесть лет она хорошо изучила его. Прекрасно различает тот момент, когда он погружается в глубокий сон и можно спокойно вставать. Времени у нее совсем мало, в любую минуту Льва может снова призвать работа.
Би медленно выскальзывает из-под пледа, поднимается с дивана.
На цыпочках пересекает комнату, обувается, снимает с вешалки куртку, которую наденет на улице. Сделав глубокий вдох, идет к двери и напоследок оборачивается. Шесть лет назад она себе подобного и представить не могла. Но теперь она прозрела. Дверь со скрипом открывается. Би аккуратно закрывает ее за собой. От хижины ступает осторожно, неторопливо, а дойдя до сосен, бежит.
В доме не зажигается свет. Лев не проснулся, не поднял по тревоге Кейси.
Сердце чуть не разрывается от облегчения: еще один знак, что все идет как надо. Она заглядывает в окна гостиной. На полу растянулась Атара. Би заходит в дом. Собака поднимает морду, и Би успокаивает ее, погладив рукой. Она спешит по коридору в комнату Эмми, открывает дверь и проходит внутрь. Дочка спит, окутанная свечением ночника.
Би подходит к ней, стараясь не потревожить. Ей хочется запечатлеть эту картину в памяти: сотворенную ею совершенную крошку, безмятежно спящую всего за мгновение до первой встречи со своей мамой.
Ее глаза наполняются слезами. Вот это – любовь.
Март, 2018
– Эмми, – шепчу, поторапливая, – Эмми, надень сапожки.
Она смотрит на меня сонно, рассеянно. Я действую быстро: набрасываю ей на плечи куртку, грубовато просовываю ее руки в рукава. Это временно отвлекает ее.
– Хочу спать, – говорит она, ничего не понимая.
– И поспишь, обязательно поспишь, милая. Мы поедем в… – Бросаю взгляд через плечо, на закрытую дверь спальни, и прислушиваюсь, нет ли шагов или голосов в коридоре. – Мы поедем в путешествие. Все тебя ждут. Нужно только, чтобы ты обулась.
Я хватаю ее сапожки и насильно пихаю ее ноги в резину.
В ответ Эмми взвизгивает так громко, что у меня останавливается сердце. Черт с ними, с сапогами. Достаточно куртки. Набрасываю на голову Эмми капюшон. Она хнычет и извивается. А когда я беру ее на руки, малышка выходит из себя и визжит:
– Нет! Нет! Нет!
За окном свобода. Надеюсь, у меня достаточно форы. Я открываю дверь, выхожу в пустой коридор, и Эмми от внезапной смены обстановки смолкает. Мы доходим до входной двери, когда я слышу свое имя:
– Ло?
Загорается свет. Это Кейси. На ее лице лежит тень, и она смотрит на меня с Эмми так, будто уже видела такую картину.
– Объясни это мне, – велит Лев.
Фостер вырывает Эмми из моих рук и уносит в постель, утешительно шепча ей на ушко:
– Все хорошо, малышка, это была забавная игра, а теперь пора баиньки.
Кейси загораживает дверь, сложив руки на груди. Лев стоит у другой двери, между окон. Я устремляю взгляд в холодную ночь. Кейси позвонила ему в хижину, и я видела, как он с непроницаемым лицом вышел из-за деревьев. Раздаются шаги возвращающегося Фостера. Он заходит в комнату и тихо прикрывает за собой дверь.
– Объясни это мне, Ло, – повторяет Лев.
– Где Би?
Он хмурится, переводит взгляд с Кейси на Фостера, возвращает внимание ко мне. Пересекает комнату. И чем ближе он подходит, тем сильнее, суматошнее бьется мое сердце.
– Что с тобой случилось? – спрашивает Лев.
Обхватывает мой подбородок пальцами и поворачивает из стороны в сторону, словно ища ответа на моем лице. Его прикосновение вызывает приступ паники, я едва дышу. Меня трясет. И он чувствует это.
– Что случилось с Би? – спрашиваю я.
– Что это за вопрос?
Его прикосновение невыносимо. Я поднимаю руки, чтобы оттолкнуть Льва, но он перехватывает и стискивает мои запястья. Я кривлюсь от боли, и в ответ Лев усиливает хватку.
– Я вижу тебя, – выдыхаю слабо.
Он ни на секунду не отводит взгляда.
– Не понимаю, о чем ты.
– Что ты с ней сделал?
Кейси позади тихо и насмешливо фыркает.
– О чем она говорит? – не понимает Фостер.
– Это Пол? – интересуется Лев. – Ты снова с ним говорила?
– Снова? – ахает Кейси.
– Она слаба, – объясняет им Лев, по-прежнему не отрывая от меня взгляда. – Многие придут под моим именем и прельстят тебя, Ло[37]. Кто сбил тебя с пути? Кто увел от меня?
– Би.
Лев отпускает меня. Я срываюсь с места и несусь к двери.
– Фостер, – рявкает Лев.
Руки Фостера хватают и удерживают меня. Бороться с ним бесполезно, и я обмякаю. Он дает мне соскользнуть на пол, позволяя осознать поражение, но не выпуская на свободу. Сапоги Льва пересекают комнату и резко останавливаются возле меня.
– Где, – у меня надламывается голос, – моя сестра?
– Мы ходим верою, а не виˆдением, Ло[38], – произносит Лев тихо, разочарованно. – И, принимая тебя в Проект, я знал, что ты слаба, но решил довериться твоему пути, по которому ты должна была идти с закрытыми глазами. Но ты не сделала этого. – Он приседает рядом со мной. – А сейчас ты закроешь глаза и пойдешь по моему пути.
Он велит мне встать.
Меня отводят в комнату раздумий. Заваливают на пол и крепко связывают руки. Мое сопротивление ни к чему не приводит. Они выключают свет и оставляют меня лежать в темноте. Я смотрю в окно, на движущуюся по небосводу луну, чей свет медленно пересекает мое тело. Я плачу. Во рту противный соленый вкус слез. Я жду.
Открывается дверь. Дверной проем заполняет силуэт Льва. У него что-то в руках, но я не успеваю разглядеть, что именно, поскольку он аккуратно притворяет дверь и ставит принесенное на столик в углу. С минуту Лев смотрит на меня сверху вниз, а потом опускается рядом со мной на колени и начинает расстегивать мою рубашку.
– Нет, – со стоном выдыхаю я.
– Это хорошо, что ты боишься, – спокойно отзывается он, – боязнь кары божьей – начало познания. Глупое презрение мудрости и наставлений…
– Ты не бог, – прерываю его я.
Он долго смотрит на меня, затем убирает с моего лица волосы, словно бы утешая. Я пытаюсь увернуться, но мешают путы на руках, с которыми я ощущаю себя умирающим в корчах животным.
– Ты должна постичь страдания, Ло, – говорит Лев. – Ты думаешь, что они знакомы тебе, но это не так. Страдания без веры извращают, поглощают человека. Пережитая боль заставляет причинять боль другим, а это ведет к греху. И человек отворачивается от божьей благодати. Но если в твоем сердце вера, то страдания сделают тебя сильнее, спокойнее, цельнее. Так случилось со мной. Бог не покинет тебя в боли, он проведет тебя через нее. Когда я ездил в Индиану и в последний раз испытал ненависть матери, бог провел меня через нее. И сделал меня совершенным.
Он вытаскивает из заднего кармана джинсов то, что я сначала ошибочно принимаю за маркер. Однако предмет больше и толще. Лев снимает с него крышку, и я вижу два маленьких провода, сведенных на конце в идеальную точку. Лев нажимает кнопку, и они начинают светиться. Он приподнимает край рубашки и изучает мою кожу – после аварии на ней полно шрамов, но они не такие явные, как на лице. А следом без предупреждения прижимает коагулятор[39] к моему животу. Секунду я ничего не ощущаю, а потом плоть опаляет жгучая нестерпимая боль, от которой тело пытается избавиться. Я конвульсивно дергаюсь и извиваюсь. Лев давит на мои плечи ладонями, пока не затихаю. И тогда он метит меня снова и снова, и воздух наполняет тошнотворный сладковатый запах. Сначала я даже не осознаю, что этот запах исходит от меня.
Я горю.
К концу пытки я задыхаюсь. Перед глазами стоит живот Льва в ожогах. Живот Роба в ожогах. Мой собственный живот.
Лев опускает прижигающую ручку. По моему лицу текут слезы. Он вытирает одну из них, проходится пальцами по шраму.
– Я знаю, Ло, тебе больно. Но не прошу тебя выдержать больше того, что выдержал сам.
Я закрываю веки, сглатываю вставший в горле ком, пытаюсь восстановить дыхание.
– Ты и с Би это делал?
Лев не отвечает, и я опять плачу: мысль о том, что через это прошла сестра, невыносимее перенесенной боли, поскольку я теперь знаю – она прошла через это, считая, что в этом мире никому не нужна. Би была так одинока.