е силы. И мы все очень надеемся на тебя.
— Надо спрятаться в кабинете Гуслярского под ковром? Только пусть предварительно меня переедет асфальтовый каток.
— Задание непростое, — Василий Федорович проигнорировал реплику. — Надо установить подслушивающее устройство в телефонной трубке. Это можно сделать лишь в ночное время. Теперь ясно, что от тебя требуется?
— А Хрунов? Где же ваша кагебешная солидарность? Ему-то это раз плюнуть.
— Ну, наши взаимоотношения достаточно сложны. К тому же с сегодняшнего дня он в Лондоне, на симпозиуме. А время не ждет. Переговоры начнутся завтра и закончатся в субботу. Три дня. Постарайся задействовать это устройство, — Василий Федорович вытащил из кармана маленький металлический стержень, — сегодня ночью.
Сергей почесал переносицу, подкинул на ладони странный предмет, словно определяя его вес.
— Внутри находится сам подслушивающий блок, на жидких кристаллах, аналогов ему в мировой практике пока еще нет. Руками содержимого не касайся! Механизм очень хрупкий, можешь нарушить теплоизоляцию. Просто отвинтишь крышечку и вытряхнешь капсулу на переговорную мембрану. — Василий Федорович вешал лапшу со столь серьезным видом, что и сам поверил в сказанное. — Справишься?
— Мы делаем обход каждые полчаса, длится он примерно минут семь, — ответил Сергей. — Но со мной в это время постоянно находится напарник. Потом глазеем на мониторы. Даже если я смогу выкроить пару лишних минут, как проникну в кабинет Гуслярского? Тем более что рядом с ним сидит дежурный администратор. А в коридорах установлены видеокамеры. Меня сразу же засекут другие охранники.
— Потому-то я и обратился к тебе, Сережа, — сказал Василий Федорович, по-отечески положив руку ему на плечо. — Дело очень важное, поверь. Кто, кроме тебя, сможет справиться?
— Вы преувеличиваете мои возможности, — ответил Днищев, но ему польстило замечание тестя.
— А вот это ключи от кабинета Гуслярского и других комнат на втором этаже. — Связка перекочевала в карман Сергея. — Как видишь, мы облегчаем твою задачу. Тщательно продумай все свои действия. Выбери момент, когда охранники отвлекутся, расслабятся. Администратор тоже человек, рано или поздно ему захочется в туалет. В общем, соображай по обстановке. Ума тебе не занимать. И ловкости тоже. Это я заметил еще тогда, когда ты окрутил мою дочку.
— Не я, она меня охмурила.
— Ладно, то вопрос десятый, — не стал спорить бывший генерал КГБ. — Главное, от вашего брака осталось маленькое существо, которое мы все очень любим. Ей жить дальше в нашей стране. И считай, что ты выполняешь особую миссию и делаешь это ради нее.
— Василий Федорович, в те, былые времена вы всегда напутствовали своих агентов подобным образом?
— А то как же? Семейные проблемы неотделимы от государственных, — улыбнулся тесть. — Короче, в твоем распоряжении три дня, когда можно установить эту штуковину. Чем раньше — тем лучше.
— А если меня все же застукают?
— Ну что ж… И такое бывало в нашей практике. Прежде всего постарайся избавиться от капсулы. Проглоти ее, что ли! Спусти в унитаз. Но, надеюсь, этого не произойдет. В любом случае ты чист. Ну, выгонят из банка, так ты и сам того хочешь. Жаль только, мы не узнаем, что замышляет этот прохвост Гуслярский. А он может натворить много бед…
— России?
— Ну не Америке же с Израилем? Что ты как маленький.
— Да я не маленький, я просто крохотный в ваших играх. Как песчинка, занесенная ветром.
— И песчинка может остановить самый сложный механизм. Помни об этом, Сережа.
«Темнит что-то старый лис, — подумал Днищев, расставшись с Василием Федоровичем. — Переигрывает в патриотизме. Где же он был со своей супермощной системой, когда ломали и уродовали страну? За кого он сейчас играет, чьими фигурами? Нет, все они словно гости на чумном пиру».
Он выбрался на Цветной бульвар, скользнув взглядом по висевшему на стене плакату: «Вступайте в „Братство отца Назария“, любимого сына Христова, истинного учителя на земле». Ниже шли контактные телефоны. Рядом стояли двое служителей в черно-белых одеяниях, собирая в коробку пожертвования. Вид у них был весьма отрешенный.
Размышляя над плакатом, Сергей подумал о Свете, еще одной жертве безумного и поганого времени. Где она, что с ней стало? Кому предъявить счет за ее уход от близких людей, от всего мира лжи и пошлости? Если она жива, то вполне могла оказаться в одной из каких-нибудь религиозных сект, расплодившихся в Москве, подобно поганым грибам. В том же «Братстве отца Назария». Или среди кришнаитов, буддистов, корейских, американских лжепроповедников. Ее душа, по существу, представляла чистую доску, на которую можно было занести любые иероглифы. Днищев вернулся к плакату и на всякий случай переписал телефоны.
— Интересуетесь? — вежливо спросил один из служителей.
— Ну! — грубо ответил Сергей. — Знавал я одного Назария, еще в армии. Старшиной у нас был. За сало мог Родину продать, не говоря уж о зенитной установке. Не тот ли?
Ему было жаль этих молоденьких ребят, которые по чьей-то воле забрались в самую глухую чащобу.
— Отец Назарий — святой, — обмолвился второй служитель, подставляя коробку. — Пожертвуйте на благие деяния.
— А где ваши мессы проходят?
Сергей нащупал в кармане оторвавшуюся когда-то пуговицу и бросил ее в коробку.
— На Новой Басманной.
— Нет, видно, это не тот Назарий. Того, кажется, контрабандисты прибили, когда он пытался всучить им два ящика хозяйственного мыла вместо гранат. А у этого, вашего, еще все впереди.
Круто развернувшись, Сергей пошел прочь. Теперь все его мысли сосредоточились на задаче, поставленной перед ним бывшим тестем. Пока что он даже не представлял, как взяться за ее решение.
Глава тринадцатаяУСЛУГА ЗА УСЛУГУ
Не спеша двигаясь в сторону Агропромбанка, Сергей не мог избавиться от ощущения, что Света попала в беду, а ее жизнь находится в опасности. Он не сомневался, что она еще жива и ждет помощи. Доверчивой и неопытной девушке, возможно, впервые пришлось столкнуться с дьявольской волей, которая увела ее за собой. Эта воля может выступать в любом обличье. Разве тот же Савва, заманивающий русских красавиц в Каир, не верный проводник бесовского зла? Имя им — легион. Кто же сможет освободить Свету? Родители бессильны — это Сергей понял после разговора с ними, они не хозяева даже собственной жизни. На Милу надежды мало. Милиция и пальцем не пошевелит. Да и сам Сергей вряд ли что-нибудь сделает в одиночестве: слишком велика Москва, чтобы найти в ней потерявшегося. Есть только один человек, который в состоянии ему помочь. Но для этого надо пожертвовать кое-чем. Дьявол требует выкупа, так просто он ничего не возвращает.
Днищев вошел в телефонную будку и набрал нужный номер.
— Василий Федорович, это снова я, — сказал он, услышав голос бывшего тестя. — Я к вам с предложением. Давайте совершим взаимовыгодный обмен.
— Махнемся штиблетами? — пошутил тот.
— Нет. Я выполняю ваше поручение, но отказываюсь от кредита в банке: надобность в деньгах отпала.
— Интересно. А что же ты хочешь взамен? Или это благородный порыв души?
— Хочу, чтобы вы разыскали мне одного человека, пропавшего три дня назад. С вашими связями и возможностями вы сделаете такое за пару дней. А я к этому сроку установлю «игрушку».
— Годится, — проворчал Василий Федорович.
— Возьмите ручку, запишите. Светлана Муренова, двадцать лет, блондинка среднего роста, серые глаза, выглядит еще моложе, в лице этакий детский вызов взрослому миру. Отец — известный в очень узких кругах поэт Вольдемар Муренов, но конечно же его настоящее имя Владимир. А учится она в Инязе. Мне кажется, что ее затянули в какую-то секту — так мне говорит внутренний голос.
— А ты спроси его, не попала ли она просто в психушку? Сейчас многие женщины как-то быстро и внезапно сходят с ума.
— Нет, Василий Федорович. Поищите ее в разных братствах. Известно, что все эти секты вылупились из тайных лабораторий КГБ, и у вас наверняка есть там свои люди.
— Допустим. Но мне придется слегка попотеть.
— Баш на баш, — жестко ответил Сергей. — Иначе я отказываюсь от задания.
— Ты все-таки странный человек, — помолчав, отозвался бывший тесть. — Менять крупный кредит на какую-то…
— Осторожнее, — предупредил его Днищев.
— Кто хоть она тебе? Любовница?
— Нет. Я и видел-то ее всего несколько раз.
— Тогда зачем ищешь?
— Да дурак потому что!
— Ладно, хорошо, что сознался. Найдем мы твою Свету Муренову, не волнуйся.
— Вот и договорились.
Сергей повесил трубку и улыбнулся: ему показалось, что в эти минуты Света тоже думает о нем, словно их соединяла какая-то невидимая нить, сотканная из иллюзий.
И он не ошибся. Света уже четвертый день находилась в молельном доме братства на Новой Басманной, погруженная в мечтательное, сладко-безмятежное состояние от гипнотических проповедей отца Назария, послушно следуя указаниям служителей. Ее убаюкивала вся атмосфера обители, где витали тихие голоса и курились одурманивающие сознание травы и куда не мог проникнуть внешний мир с его неспокойными помыслами. Радостно было ощущать свою защищенность, изолированность от него, разделяющую пропасть. Света будто попала на чудесный остров, выросший посреди океана, исполненный непогрешимого величия и простоты, где обитали тени, лишенные плоти. И она сама превращалась в одну из них.
Но сейчас, около восьми часов вечера. Света вдруг очнулась в своей узенькой кельюшке, где находились только жесткий топчан, тумбочка и огромная фотография отца Назария на стене. Она приложила холодные пальцы ко лбу. Кто-то думал о ней, помнил, ждал, посылал свою энергетическую силу. Но то были не новые братья и сестры и не отец Назарий. Это был человек из прошлой жизни, той, никчемной и мелкой, как выброшенная на берег галька. Теплые волны увлекали ее обратно в море, на глубину, не позволяя задержаться на прогретом солнцем песке. Но Света, пребывая в каком-то пронзительно-откровенном трансе, отчетливо увидела идущего ей навстречу Сергея, преследовавшего ее все предыдущие дни, и — странно — не убоялась его ненавистного лица, объятой пламенем фигуры, протянутой руки, а, наоборот, коснулась ищущих пальцев. И тотчас же взметнувшийся вихрь, следивший за ними, налетел со стороны моря, разомкнул руки и погрузил все во тьму.