Возле кадушки с желтой пальмой, над которой заботливая Валечкина рука прилепила компьютерную распечатку: «Не посыпайте меня пеплом! Пожалейте!», толпились человек пять-шесть. Фотокора Гришки среди них не было: отсыпается, гад. Придется звякнуть разбудить.
С предстоящим «нужником» о президентском мероприятии Александр уже смирился. Все-таки Баба планирует общение не только с детишками, но и с прессой. А у него как раз назрел к госпоже Президенту конкретный вопрос: почему власть в ее лице до сих пор не проявляет ни малейшего интереса к делу Санина? Все-таки пропал не последний человек в стране. Причем — вполне допустимо ненавязчиво намекнуть — не совсем посторонний ей, А.И.Орлинской, лично.
— Я, конечно, далек от ваших мрачных дел, — изрек, затягиваясь, тощий культурист. — Но слушай, Гэндальф, какого хрена запороли твою тему?
Александр пожал плечами:
— Почему запороли? У меня первая подача уже готова, поставлю на своей полосе. Ну, без выноса, и фиг с ним. Все равно прочтут.
— И много успел нарыть?
— Да уж побольше, чем родные внутренние органы. Они ведь некоторых вещей в упор не хотят видеть! Например, что он пропал еще в пятницу, а искать начали только во вторник, потому что Влад вроде бы говорил на работе, будто хочет свозить жену куда-то на уик-энд. Но почему Наталья сразу не заявила, а?.. Мне она сказала. А ментам — нет, потому что они ее и не спрашивали. Это первое. Потом цирки с тем трупом в Дубравах… кстати, сегодня должны быть результаты экспертизы, и я не удивлюсь, если положительные, хотя коню понятно…
— Что понятно? — встрял в разговор Пашка из отдела экономики. Первая редакторская «шестерка».
Александр сделал загадочное лицо.
— Подробности в номере. Не пропустите!
Выпустил фирменное «гэндальфовское» колечко дыма и стряхнул пепел на несчастную хиреющую пальму. Причем — какая жестокость! — прямо на глазах у Валечки, которая зачем-то спустилась из приемной, хоть и была некурящей.
— Гэндальф! — От укора в ее голосе в пору было пустить слезу. — Тебя к телефону. Оля.
— Валюшенька, меня нет! — взмолился он. — Нет, правда, через десять минут еду на мероприятие. Ну пожалуйста, пупсик…
Возможно, женская солидарность и отступила бы перед мужским обаянием. Если бы не пальма.
— Через десять минут? Я так и передам, — безжалостно отчеканила милая девушка.
Развернулась и могучей поступью потопала в приемную. Александр поплелся следом, затушив окурок о пальмовый ствол. Культурист Филя напоследок состроил очень выразительную сочувственную морду. Филя был свободным человеком. Он уже года полтора как развелся с женой.
— Доброе утро. Как съездил?
Приветливый голос в трубке сбил Александра с толку, и он чуть было не попалился. В последнюю секунду вспомнил-таки свое алиби:
— Привет, Оль. Нормально, только устал, как собака…
— Понимаю. — Тут он почувствовал подвох и не ошибся. — Знаешь, Саша, я звонила Гришиной жене. Представляешь, он тоже — как собака. Приволочился в два часа ночи и до сих пор дрыхнет. Но перед этим, она говорит, тебя вспоминал.
— Само собой. — Александр решил держаться до последнего. — Мы же вместе ездили. Гришаня у нас единственный фотокор, кого б я еще взял?
— Заберешь Дашку из садика.
Оля всегда была мастером на крутые перекиды темы.
— …И по дороге купишь хлеб, масло, стиральный порошок. Запиши. Сегодня у МЕНЯ командировка на день рождения Зиминой. Приду пьяная, поздно, возможно, под утро. А ты остаешься на хозяйстве, и чтобы к моему возвращению…
— Ты прелесть, Олька, — улыбнулся он. — Слушай, напомни Гришкин телефон, пора уже выдергивать его на Бабу…
— Куда-куда?!.
…Александр прыгал через две ступеньки, поскольку лишь в последний момент допер, что единственный редакционный водитель куда-то повез шефа, а потому до интерната для одаренных детей (бывшая загородная дача некоего графа, теперь в черте города, но в о-о-очень отдаленном районе) придется добираться на перекладных, да еще и где-то пересечься с фотокором. Поэтому экономист Пашка, шагнувший ему навстречу из-за пальмы, был ну совсем не в тему.
— Чего тебе? Только быстро, я уже опаздываю.
Под лестницей уже никто не курил. Было тихо и гулко.
— Гэндальф, — негромко выговорил Пашка. — Главный очень просил тебя попридержать пока материал по Санину.
— С какой это стати? — Он все-таки притормозил.
— Главный просил. Очень.
Александр подошел поближе и, преодолевая желание взять «шестерку» за грудки, раздельно выговорил в упор:
— Нет, Паша, материал будет. Влад был моим другом. Так и передай Главному.
Получилось малость патетично; у экономиста дрогнули губы, и он стал похож на человека. Улыбнулся во всю ширь и сказал примирительно:
— Да ладно, он же только просил. Слушай, если ты дружил с Саниным, почему не стрельнул у него с десяток компов? А то две машины на всю редакцию, это ж смех… Хотя теперь-то что говорить.
Александр шагнул на ступеньку. Обернулся через плечо:
— Если я говорю «был», то не потому, что верю в его смерть. Труп в Дубравах — подстава, липа. Что бы там ни показала экспертиза.
И закончил уже пролетом ниже:
— Просто Влад Санин очень давно перестал быть моим другом.
— До чего же в кайф работать с Бабой! — сказал Гришаня.
Недавно он справил себе цифровой фотоаппарат и теперь щелкал без перерыва, запечатлевая, как Президент страны изящно нагибается, чтобы чмокнуть в щечку какую-нибудь особо одаренную девочку с бантиками или подарить коробку конструктора способному мальчику-очкарику. Она действительно неплохо смотрелась в окружении юной поросли — прям-таки супермногодетная мать-героиня с бесконечно любящей, мягкой и улыбчивой гримаской на лице. При этом, надо признать, безумно стильная и элегантная.
Странно, припомнил Александр, в институте ей, разумеется, не отказывали ни в уме, ни в пробивной силе, но почему-то не считали красивой, даже обаятельной. И все, конечно, выпали в осадок, когда сам Андрей Багалий, очаровашка, всеобщий любимец… ну и где он сейчас, этот ваш Багалий?..
Официальная часть мероприятия подошла к концу, детишек построили концлагерной колонной и погнали в столовую. Александр мысленно дал себе слово ни за что не позволить Оле засунуть Дашку в это заведение. Хотя если Олька упрется… он ведь и комбинаторировать дочь категорически не хотел, а толку?
Проверил, не глючит ли диктофон. Старая машинка работала нормально, только вот обещанное общение с прессой, похоже, откладывалось, поскольку Баба в окружении свиты и расфуфыренных работников интерната направилась в противоположную от журналистов сторону — вслед за детишками, видимо, дегустировать здешний общепит. Рослый телевизионщик позади Александра тихо матюкнулся.
Вернулся довольный Гришаня. Рухнул рядом на лавочку и тут же принялся просматривать отснятые кадры на миниатюрном цифровом мониторчике. Их было нескончаемое количество: Гришка фанател от Бабы, над этой его страстью прикалывалась вся редакция.
— Вчера выводил фоты Палыча, — заговорил он, не поднимая головы. — Тоже фактурный мужик, но как подумаешь… нет, ты глянь, Гэндальф, какой ракурс!.. Как представишь себе: выбрали б его, и пришлось бы каждый божий день снимать эту морду кирпичом. Я за Бабу голосовал. За нашу Ба-а-абу, — любовно протянул он и снова сунул фотоаппарат Александру под нос. — Вот эту на полосу и не проси, отдам на выставку.
— А Палыч как вышел, ничего?
— Все путем, третий сорт не брак. Уже в папке у верстальщиков.
Александр довольно покивал. Свежая, послевыборная фотография Владимира Николаенко была большой удачей. Экс-кандидат в Президенты, давно всеми похороненный политический труп некомбинаторного возраста, до вчерашнего дня вообще наотрез отказывался встречаться с журналистом. Пока сам не убедился — не без помощи родных органов, — что якобы санинское тело вовсе не случайно обнаружили именно в Дубравах, на территории, непосредственно прилегающей к его даче.
Это интервью должно было послужить запалом к бомбе. Никто, кроме Палыча, которому уже, в сущности, нечего терять, не посмел бы вслух обвинить в исчезновении Владислава Санина всемогущий проект «Миссури».
Интересно будет сопоставить с тем, что скажет по данному поводу Баба. А что-то сказать ей таки придется.
— У меня через сорок минут эфир, — с ненавистью процедил за спиной телевизионщик. — Где она там, эта…
Александр молниеносно, раньше Гришани, развернулся к матерщиннику лицом и негромко, почти без угрозы, предупредил:
— Не оскорбляйте женщину.
— …наше Будущее. Во все времена люди надеялись, что их дети достигнут большего, чем удалось им самим. Но только теперь подобные мечты стали реальностью. Сегодня я познакомилась с маленькими, но уже проснувшимися талантами, даже, не побоюсь быть высокопарной, гениями, уникальные способности которых обнаружили себя исключительно благодаря ранней комбинаторике, разработанной в рамках проекта «Миссури».
— Не пиши, — шепнул громила-телевизионщик своему оператору.
— …Я на собственном опыте знаю, как трудно овладевала общественным сознанием идея о необходимости всеобщего комбинаторирования. По сей день НК-центры работают в режиме полной конфиденциальности и на добровольных основаниях. Однако не за горами время, когда нейронная комбинаторика будет производиться непосредственно в роддомах и станет такой же всеобщей и обычной процедурой, как профилактическая прививка. Прививка против нелепых случайностей, неправильно выбранных путей и сломанных судеб. И тогда во всем мире заговорят о поистине великой комбинаторированной нации, как сегодня в нашей стране уже говорят о комбинаторированном поколении. Я верю, что наши дети изменят мир!
«Комбинаторированная нация» — сильно сказано, усмехнулся Александр. Черт, до чего же убойно можно было бы поприкалываться на эту тему, если б материал предназначался оппозиционной газете…
Баба стояла на верхней ступеньке интернатского крылечка, а вокруг плотным кольцом громоздились телекамеры. Запасливые телевизионщики и радийщики тянули к ней микрофоны-«удочки», менее запасливые горбились на полусогнутых под камерами, держа микрофоны в протянутых руках, по два-три сразу: выручали коллег, оттертых в задние ряды. Большинство газетчиков толпились у Бабы за спиной, но ему, Александру, не повезло… или как сказать.