– А где твое досье? – вдруг спросил Гвоздь, оглядывая россыпь папок на ковре. Те, что начинаются на «У», должны быть в моей коробке, но я тебя тут не нашел.
– У меня папки от «А» до «К». – Для верности я пролистала еще раз. – И здесь меня тоже нет.
Гвоздь просмотрел свои папки снова.
– И Ноа тоже нет!
– В этой коробке тридцать восемь папок. С твоими вместе получается – семьдесят одна.
– Да, по одной на каждого. – Гвоздь сделал широкий жест рукой, словно телеведущий. – Итак, за нами следят и держат на мушке, как террористов, а заправляет этим делом сомнительный тип с докторской степенью, по уши погрязший в преступном сговоре с властью. Сговор этот, или точнее, заговор, называется, судя по всему, «Немезида». Хорошенькие времена настали. Просто супер. И так приятно находиться в центре этой круговерти!
Я почувствовала тупую боль в застарелом шраме. В ушах словно зазвучали выстрелы.
Да ты и половины всего не знаешь, Гвоздь…
Бета-пробы. Результаты пациента А. Результаты пациента Б…
Но, во всяком случае, дело касается не только Ноа и меня. Теперь в этом нет сомнений.
– А ты заметила, что некоторые имена перечеркнуты? – спросил Гвоздь.
Я кивнула.
– Шесть таких в моем ящике. Это те, кто учился в нашей школе раньше, но теперь уже не учится.
– А в моем – пять. – Гвоздь для примера извлек досье с перечеркнутой красной линией фамилией. – Вот. Питер Мерчант. И еще мне тут попадалась Мэри Рок.
Я невольно поежилась. Пити Мерчант утонул, когда нам было десять. Его каноэ перевернулось во время летнего шторма на самой середине озера, а плавание не было его сильной стороной. Вскоре после этого его семья переехала.
Мэри Рок умерла в тринадцать. Ее ужалила пчела, а оказалось, что у Мэри аллергия на пчелиный яд. Никто об этом не знал.
Я быстро подсчитала в уме.
– Таким образом, у нас остается шестьдесят не перечеркнутых имен.
– И это почти совпадает с количеством учеников в нашем классе. Вот уже два года, как у нас в классе шестьдесят четыре ученика. Минус ты и Ноа, которых нет в коробках.
– Значит, куда-то подевались еще двое. Кто же, интересно знать.
Я вновь принялась изучать папку за папкой, разложив их, как пасьянс, на ковре. Чтобы понять, кого еще здесь нет, надо было составить список.
– Давай сфотографируем каждую. – Я полезла в карман за мобильным. – Тогда у нас будет железное доказательство. Я отправлю снимки на свой и-мейл, чтобы нас обезопасить.
Однако, увы, мой айфон выключился ровно в ту минуту, когда я собиралась вызвать на экране изображение. Вот что значит шастать ночами по чужим кабинетам вместо того, чтобы мирно заряжать электронные устройства. Я посмотрела на Гвоздя, но он покачал головой.
– Мой умер, когда мы еще сидели в кустах.
– Проклятье! – Я оглядела кабинет, пытаясь найти иной выход.
В куче папок что-то желтело. Я наклонилась ближе. Простой лист бумаги, не относящийся ни к чьему персональному досье. Возможно, его просто засунули между папок.
Бумага была из штаба генерала У. П. Гарфилда.
– Что там у тебя? – спросил Гвоздь.
– Меморандум «Проекта Немезида», – ответила я, внимательно просматривая строчку за строчкой. – Генерал благодарит всех за службу и преданность делу. Он горд тем, что они «хладнокровно работали над проектом до печального конца». Что бы это значило?
Сердце забилось сильнее.
– А вот, слушай дальше: «Последние приготовления уже сделаны. В течение следующих десяти дней мы должны проявить стойкость и перейти к выполнению конечной цели. Бог в помощь!».
Гвоздь развел руками.
– Какого дьявола это может означать?
– Понятия не имею. Тут стоит дата – два дня назад. Лоуэллу предписывалось уничтожить этот меморандум – вот распоряжение об этом прямо в документе. Интересно, почему он этого не сделал?
Подняв глаза, я увидела, что Гвоздь внимательно смотрит на меня. Синяки на его лице в мрачном пространстве полутемной комнаты придавали ему какое-то инфернальное выражение. Стенные часы продолжали безразлично тикать, а мы сидели на полу, ненадолго погрузившись каждый в собственные мысли.
– Что происходит, Мин? – спросил Гвоздь очень тихо. – Что такое «Проект Немезида»?
У меня не было ответа.
И времени на размышления тоже не было.
Снаружи, на парковке, взвизгнули шины, следом захлопали автомобильные двери.
Часть вторая. Ноа
Сердце останавливается.
Я замерзаю, сжимая в руке пакет с мусором. Единственное освещение на много метров вокруг – уличный фонарь за полквартала от меня.
Если честно, я сам виноват.
Ложусь на землю. Закрываю глаза. Всего на секунду, но этого достаточно.
Кто-то уже здесь, рядом. Прячется в темноте у обочины дороги.
Мой палач.
Такой простой и скучный сон. Вынос мусора? Что может быть скучнее, если бы не то, что случится после.
Я слышу мерные шаги. Тот Человек приближается к вершине холма. Мешок с мусором выскальзывает из рук.
Я закрываю глаза.
Попытка представить себе, что сегодня не особенный, а самый обычный день, провалена. По четным годам вообще ничего не помогает. Это все равно должно случиться, так что лучше просто принять все как есть. Пережить. Я не помню, как заснул, но, вообще-то, со мной всегда так.
Открываю глаза.
Поблизости вспыхивает и быстро гаснет какой-то красный блик. Экран мобильного? Зажигалка? Мой самый жуткий ночной кошмар еще и курит?
Не могу пошевелиться. Не могу дышать.
Опять.
С нашей последней встречи прошло два года, и вот опять. Он подбирается медленно. Осторожно. Думает, наверное, что я побегу. Но я не стану убегать.
Спасения нет. Ничто не поможет. Ведь это происходит в моей голове, а от себя не убежишь.
Я опять закрываю глаза.
– Тебя нет. Ты ненастоящий.
Мой голос дрожит, но я повторяю свое «заклинание». На сей раз чуть громче:
– Тебя нет!
Он подходит ко мне вплотную. Я кожей чувствую, как он разглядывает меня. Сердце колотится так громко, что, наверное, ему слышно.
Я открываю глаза.
Лицо, словно высеченное из камня. Черный костюм. Ботинки. Солнцезащитные очки в серебристой оправе, несмотря на тьму.
Такой же, как всегда, во всех деталях. Кроме одной-единственной: он курит. Раньше никогда не курил. Раньше он вообще никогда ничего не делал, кроме главного. Того, что сейчас произойдет.
Человек в костюме бросает на землю окурок. Растаптывает его каблуком. Он ведет себя странно. Не так… роботообразно. Я готов поклясться, что он чувствует усталость, не знаю, почему я так решил, но уверен.
Ах, нет, я знаю, отчего я так решил! Ведь он – часть меня. Живет во мне. Каким-то образом, не знаю уж каким. А я точно устал.
Человек в Черном Костюме достает из кармана пиджака зазубренный нож.
– Сегодня последний раз.
Голова инстинктивно дергается назад. Раньше он никогда ничего не говорил.
– Последний раз? – заикаясь, переспрашиваю я. – Вы уверены? Откуда вы знаете?
– Знаю.
Это сложно, но я улыбаюсь. И одновременно с облегчением всхлипываю.
– Спасибо. О господи, огромное вам спасибо. – Слезы ручьями текут по щекам. – Я так хочу, чтобы все это закончилось.
Лицо Человека в Костюме искажает гримаса.
– Никогда не благодари меня.
Я взволнованно киваю. Мне есть что сказать, о многом самого себя в его образе спросить, но я не решаюсь. Если каким-то чудом мой кошмар заканчивается, нельзя рисковать.
Закрываю глаза.
– Тогда приступайте.
Сердце стучит. Делаю глубокий вдох.
Нож пронзает грудь.
Агония. Может, все это нереально, но, тем не менее, очень больно.
Тихий шепот у самого уха: «Прости».
Он выдергивает нож. Я падаю.
Кровь толчками вытекает на тротуар. Струится под откос.
Холодно.
Темно.
Небытие.
Слава богу.
Все закончилось.
Голова резко дернулась, и я проснулся, едва не свалившись на пол. Адреналиновая волна накрыла, словно удар по яйцам. Стоп. Хватит метаться и стараться все контролировать.
Несколько секунд ушло на то, чтобы сориентироваться. Я – в унылой приемной доктора Лоуэлла. Сижу в самом неудобном кресле в мире.
Я потер глаза. Повернулся и сплюнул в мусорную корзину. Мысли метнулись от ужаса воспоминаний о кошмаре до паники. Господи, ну куда он подевался? Лоуэлл – единственный человек на свете, с которым я могу быть собой.
Ждать пришлось минут двадцать. Я даже снова задремал. Еще бы. Я уже несколько дней нормально не спал.
Или несколько лет? Или никогда не спал спокойно?
Ну, если мне это и удавалось, то только с таблетками. Срок действия рецепта всегда заканчивался в день моего рождения. Раздобыть новый можно было только у Лоуэлла. А мне сейчас очень нужны те таблетки. Мне нужно, просто необходимо наконец выспаться без кошмаров.
Я опять взглянул на часы: 06:10. Ну, давай же!
Он отменил сеанс, исчез на два мучительных дня, и вот теперь опаздывает!
Я вскочил и начал расхаживать по комнате. Боже, ну до чего некстати. Менять годами установившийся график лечения в тот самый момент, когда оно мне нужно больше всего на свете. Он был мне нужен. Не то чтобы я ждал сеанса с радостным нетерпением.
Просто еще одна встреча по «итогам» дня рождения в «плохой» год.
И следует признать, что я все еще безумен. Славно! Вот дерьмо…
В конце концов я почувствовал, что не могу больше ждать. Метнувшись через приемную, я распахнул дверь в кабинет и постучал по косяку, уже зайдя внутрь.