Майерс вздрогнул и взглянул на Саттона, который покачал головой.
Мама кинулась вперед и обняла меня, сжала ладонями мое лицо. Между нами оставалось всего несколько сантиметров.
– Нет! Нет. Ты лучшая из дочерей, какую только может пожелать любая мать. Никогда не сомневайся в моей любви к тебе, Мелинда. Никогда. Я люблю тебя всем сердцем. Это не твоя…
Один из солдат отстранил нас друг от друга и потащил меня к машине.
Я видела, как мама, в своей ночной рубашке, смотрела на Майерса и грозила крошечным кулачком.
– Сделайте все, что от вас зависит, Эндрю! И вы, и тот второй человек. Вы слишком многого хотели и никогда от этого не отмоетесь! Но попробуйте только обмануть меня еще раз, и я заставлю вас заплатить!
– Я доведу дело до конца, Вирджиния. Даю слово. И свое, и его слово.
Мама повернулась и медленно пошла к нашему трейлеру. Она, казалось, уменьшилась. И постарела.
Что-то подсказывало мне, что я ее больше никогда не увижу.
Вдруг Гвоздь повернулся и пнул ближайшего к нему солдата в пах. Тот упал, корчась от боли. Гвоздь попытался перепрыгнуть через него, но трое других мгновенно повалили его на землю. Гвоздь вырывался и рычал, словно пойманный зверь, пока один из военных не ударил его прикладом по голове. Он обмяк, и солдаты запихнули его в «хаммер».
– Полегче! – крикнул Майерс солдату, ударившему моего друга. – Это основные экземпляры, не повреди их! – Военный бесстрастно обернулся и оттолкнул директора.
Ноа забрался в машину за Гвоздем. Я тоже, не сопротивляясь, села в джип слишком разбитая, даже чтобы думать. Майерс втиснулся рядом со мной и захлопнул дверь. Через несколько секунд мы подъехали к воротам.
Майерс поднес к губам рацию.
– Лоуэлл, говорит Майерс. Ливингстон найден нашей оперативной группой. Следуем по направлению к месту сосредоточения. Прием.
Я подняла на него взгляд.
– Сосредоточения чего, директор?
Он поморщился. Наверное, из-за того, что я назвала его «директором», человеком, которому можно доверять. Он, кажется, собирался что-то сказать, но грохот, донесшийся с гор, прервал его.
Джип занесло на узкой гравийной дороге, которая вела вверх, к Куори-роуд, но он устоял, избежав опасности свалиться в кювет. Мы доехали до асфальтового шоссе и свернули к городу.
Майерс откинулся назад, отирая пот со лба.
– Директор! – повторила я, но он лишь покачал головой. Его губы сжались в мрачную линию.
– Скоро все закончится, – только и сказал он.
Я едва дышал.
Мин кричала на Майерса, но тот не отвечал. Голова Гвоздя лежала на моем плече. Он все еще был без сознания от удара. Я сидел неподвижно и молчал, стиснутый до такой степени, что почти не мог шевелиться.
Вот оно. Происходит на наших глазах.
Мы были пленниками «Проекта Немезида», который перешел в фазу открытой операции.
«Хаммер» проехал вниз по Мэйн-стрит к городской площади, заполненной людьми и машинами.
Вооруженные солдаты в серой форме стояли в оцеплении по периметру площади. Горожане, в свою очередь, напирали на барьеры, установленные военными, и рассерженно указывали на стайку напуганных подростков, столпившихся в центре площади у фонтана.
«Хаммер» затормозил прямо рядом с демонстрантами.
– Все на выход, – грубовато приказал Майерс. – Присоединяйтесь к одноклассникам на газоне.
– Зачем? – резко спросила Мин. – Чтобы вам было удобнее всех вместе расстрелять? Что с нами будет? Как вы могли впутаться в это?
Он помолчал, потом ответил:
– Прости меня, Мин. Мне очень жаль. Особенно вас, «беты». Мне пришлось сделать трудный выбор.
– Думаете, попросили прощения – и все в порядке?! Ничего подобного! – Лицо Мин побагровело. Она начала колотить его кулаками в плечо. Майерс не защищался.
А я смотрел. Обездвиженный. Не способный ни на какую реакцию.
Все это сон. Иначе и быть не может.
Один из солдат открыл дверь и вытащил наружу Гвоздя. Потом велел выходить мне. Небольшой отряд его товарищей в двух шагах от нас не спускал глаз с толпы за оцеплением. Из-за барьеров доносились крики и угрозы – жители Файр-Лейка требовали, чтобы их пропустили к детям. Военные держали оружие на изготовку.
Солдат толкнул Гвоздя на меня. Я подхватил его и поддержал под мышки, как мог. Гвоздь покачивался, бессвязно бормоча, а солдаты вытолкнули из «хаммера» Мин. Майерс остался внутри, он смотрел себе на руки, и кровь капала на них с рассеченного лба. Почему-то это напугало меня сильнее всего остального.
– Всем построиться! – скомандовал Саттон. Солдаты бросились выполнять приказ, окружая нас тесной фалангой.
Все вместе, причудливым строем, мы миновали фургон братьев Ноланов, припаркованный на бордюре за кордоном. Внутри охраняемой зоны я уже заметил Итана и еще кое-кого из ребят. Они переступали с ноги на ногу, глядя на вооруженную охрану со смесью страха и негодования.
Гвоздь наконец пришел в себя и оттолкнул меня. Его голова подергивалась.
– Что…
– Спокойно! – Я на всякий случай положил руку ему на плечо. – Нас перевезли.
– Надо что-то делать! – шепнула Мин, но Саттон уже отдавал новые приказы.
– Доставить всех в зону ожидания! – бросил он конвою, а потом обратился к нам: – Вы трое, идите к центру пощади и оставайтесь там. И без фокусов. Любые попытки неповиновения будут решительно пресекаться.
Он отвернулся и зашагал прочь.
Руки Мин были сжаты в кулаки. Я увидел, что на костяшках запеклась кровь, и мне чуть не стало плохо.
– Надо делать, как они говорят, – бросил я ей.
Мин стрельнула в меня взглядом. Она считала меня бесхребетным, но я видел бойню у Бревна. Не следовало испытывать терпение этих парней.
Кто-то схватил меня за плечо. Я повернулся, едва не закричав.
Это был доктор Лоуэлл. В военной форме он выглядел нелепо: огненно-рыжие волосы контрастировали с серым обмундированием. Психиатр пронзил меня взглядом, пальцы вцепились в меня, словно когти.
– Послушай, Ноа! Ты сможешь через это пройти, ты справишься! Просто доверься себе! Повинуйся инстинктам, естественным инстинктам, которые мы с тобой так глубоко закопали. Ты понял?
Как громом пораженный, я покачал головой. Естественно, я ничего не понял. Но в тот же миг к нам бросилась Мин, пытаясь добраться до Лоуэлла.
– Вы чудовище! Я знаю, что вы сделали!
Лоуэлл отступил назад, за линию оцепления, охранники пропустили его.
– За тебя я не беспокоюсь, Мин. Ты всегда была сильна духом. Удачи вам обоим! Простите, что не смог сделать больше. – И он исчез в толпе.
Наш конвой прокладывал дорогу сквозь скопище протестующих горожан, применяя, когда требовалось, и грубую силу. Заградительные барьеры и линия кордона на секунду раздвинулись, и нас втолкнули в пустое пространство позади них.
Оказалось, что солдаты выстроились в две круговые линии: внутренняя держала на мушке ребят, сгрудившихся у фонтана, внешняя удерживала на расстоянии от нас жителей Файр-Лейка. Все солдаты были суровы и вооружены. На всех была серая форма с теми же черными звездообразными нашивками.
У нас не было выбора, и мы поспешили присоединиться к стайке одноклассников. Итан, с непроницаемым лицом, перехватил нас на полпути. Мин напряглась, и я забеспокоился, как бы ее ярость снова не выплеснулась наружу. Вот уж это нам сейчас меньше всего нужно.
Но Итан кивнул нам.
– Значит, вы тоже здесь? А я думал, может, хоть трейлерный парк объедут стороной. – Он указал пальцем на фонтан. – Тут почти все. Весь класс. Накрыли, как преступников. И сотовую вышку в городе отключили – никакой связи.
Он взглянул на что-то за моей спиной. Через толпу по направлению к оцеплению опять кого-то вели.
– Ставлю что угодно, это Гектор, Бенни и Даррен Фелпс, – сказал Итан. – Их одних еще не привезли.
Цепь охранников расступилась, и на газон, споткнувшись, шагнул Гектор Кино и двое других парней, упомянутых Итаном. Бенни Эриксон пошел к одноклассникам, но Даррен бросился к охранникам в надежде выбраться за кордон. Трое бойцов попытались схватить его, но он продолжал отчаянно сопротивляться до тех пор, пока один из военных не ударил его в живот, не повалил на землю и не выхватил пистолет. Широко распахнув глаза, задыхаясь от боли и бессилия, Даррен начал отползать. В конце концов, Гектор помог ему подняться на ноги. Тот солдат, что ударил его, проследил за отступлением, хладнокровно сунул оружие в кобуру и вернулся в цепь.
Толпа забурлила, послышались проклятия и угрозы в адрес охранников. То и дело взгляд натыкался на лица родителей моих одноклассников или хозяев местных лавочек – людей, среди которых прошла вся моя жизнь. На них отражались испуг и возмущение, но оружие, нацеленное на всех и каждого, делало положение безвыходным.
Откуда-то из задних рядов приковылял Майерс и принялся что-то кричать в лицо тому солдату, что «разобрался» с Дарреном. Тот не реагировал. Тогда с красным, как помидор, лицом директор школы направился к группе офицеров на углу площади.
– Здесь все? – резко спросила Мин. К этому времени она уже взяла себя в руки.
– Все, – ответил Итан, на сей раз решив не усугублять положение словесной пикировкой. – Вы шестеро – последние. Итого шестьдесят четыре человека. – Он безрадостно улыбнулся. – Как ты думаешь, может, они хотят устроить нам «Голодные игры»[53]?
Гвоздь указал на импровизированный «командный пункт», куда только что отправился Майерс.
– Скоро узнаем.
Северную часть оцепления вокруг нас замыкали автомобили. Мы молча наблюдали, как Майерс с трудом взобрался на платформу грузовика и принялся возиться там с мегафоном. Но прежде чем он успел что-либо сказать, позади него поднялся какой-то шум.
– О, нет. Отец! – охнул Гвоздь.
Уэнделл Руссо отчаянно пытался проложить себе путь на газон. Одного солдата он свалил коротким апперкотом – тот рухнул на траву. Следующий задержал его, но Уэнделл схватил его за руку, и через секунду боец уже валялся по другую сторону от него. Тогда в дело вступили еще трое – и они вскоре оказались у ног разъяренного отца Гвоздя.