Особенно ярко видно геополитическое значение монгольского ритма на примере исторической судьбы России.
До него деление территории Киевской Руси на южную и северо-восточную (если оставить в стороне Белоруссию) лишь намечалось. Оно проявилось, как мы видели, в формировании разного типа вотчин. На юге они носили больше хозяйственное значение, на севере хозяйственно-политическое.
Однако уже в домонгольский период достаточно быстро протекал процесс политической дезинтеграции. Особенно после разгрома Киева в 1169 г. коалицией князей во главе с Андреем Боголюбским. Этот разгром и следует считать началом открытой политической дезинтеграции, тогда как ранее, со второй половины XI в., она шла скрытно. Таким образом, Русь трансформировалась из конфедерации племен в конфедерацию княжеств. Но политическая дезинтеграция, продолжавшая углубляться в начале XIII в., далеко не была завершена.
С одной стороны, Киев потерял свое значение как политический и экономический центр. Но и региональные центры: Чернигов, Владимир, Галич, Смоленск, Новгород не стали «новым Киевом». Хотя старшие князья переместились во Владимиро-Суздальское княжество, они не имели достаточных сил для поддержания своей гегемонии. Им успешно противостояли черниговские и смоленские князья. Наиболее влиятельным князем после смерти Всеволода Большое Гнездо стал князь торопецкий Мстислав Удалой, представлявший смоленскую ветвь Рюриковичей. Неудивительно, что он был приглашен княжить в Новгороде, а затем занял стол в Галиче, то есть, был влиятелен во всей Руси. После его смерти (1228 г.) более не было авторитетного князя для всей территории русских княжеств.
Хотя традиция княжения на всех столах русских княжеств клана Рюриковичей сохранялась, она уже нарушалась. Так, после смерти Мстислава Удалого Галичем стали управлять венгры. И все же, даже после монгольского нашествия в 1245 г. владимиро-суздальский князь Ярослав Всеволодович пытался укрепиться в Киеве, но вскоре покинул его, очевидно, по причине крайнего упадка. Неудивительно, что вскоре Киев покинули и митрополиты, переместившиеся сначала на Волынь, а затем в Москву. По свидетельству Плано Карпини, в то время в Киеве оставалось 200 дворов, а в его непосредственной близости кочевали орды татар.
Поэтому, можно говорить об огромном воздействии монгольского нашествия на политическое единство русских княжеств. Причем, это сразу же привело к размежеванию стратегических интересов выживших княжеств. Как мы видели, галицко-волынские князья Даниил, Василько, Лев немедленно переориентировались на отношения Европа — Орда (улус Бату). Используя буферное положение своего княжества, они пытались играть роль посредников в европейско-ордынских отношениях. В то же время другие южные княжества: Киевское, Переяславское, Черниговское, практически исчезли. Северо-восточные княжества: Владимирское, Рязанское, возникшие позднее Московское, Тверское, Нижегородское, также почти полностью переориентировали свои отношения на сотрудничество с Ордой. Причина этого была проста: жесточайший террор со стороны завоевателей. Жестокие карательные экспедиции против непокорных, чему способствовала близость северо-восточных княжеств к центру Золотой орды, не прекращались несколько десятилетий.
В итоге территория бывшей Киевской Руси разделилась на два геополитических пространства: буферную территорию Южной Руси, вошедшую в XIV в. в обширное буферное образование — Великое княжество Литовское, и все более смещавшиеся в глубь Евразии северо-восточные княжества. В процессе пространственного смещения и упадка улуса Джучи (Золотой орды) эти княжества консолидировались в Московскую Русь или собственно Россию. Тогда как именно Великое княжество Литовское после распада Орды становилось политическим образованием, отделившим Московское княжество, а затем и царство, от европейской цивилизации.
В результате, в момент появлении объединенного Московского княжества оно уже было евразийским. Но до правления первого русского царя Ивана IV, то есть, до середины XVI в., Русское царство было одним из государств Евразии, наряду с ханствами — осколками улуса Джучи: Крымским, Астраханским, Казанским и др. В Средней Азии существовали узбекские ханства. Иван IV развернул активную экспансию в восточном и южном направлениях, положив начало превращению Московского царства в евразийскую империю.
Нетрудно увидеть, что в ходе экспансии на юго-восток Московская Русь становилась преемником монгольских улусов Джучи, а позднее и Чагатая. Поэтому, очевидно, что монгольский «ритм Евразии» сыграл огромную роль в превращении относительно небольших и весьма аморфных русских княжеств северо-востока в громадную евразийскую субцивилизацию. Тогда как Южная Русь окончательно превратилась в буферную территорию.
Но монгольское нашествие еще и усугубило буферное положение последней. Оно привело к тому, что в XIV в. резко усилилась экспансия в отношении остатков Византии на Балканском регионе мусульманской цивилизации. В результате в XVI в. Южная Русь оказалась уже буферной территорией не только, и даже не столько по отношению к занявшей место улуса Джучи евразийской России, сколько по отношению к форпосту мусульманской цивилизации в Евразии — Крымскому ханству. Теперь складывалась совершенно новая геополитическая ситуация, и положение Украины (Южной Руси) в ней было крайне уязвимым и неустойчивым.
Причем, экспансия европейских регионов в Евразию не привела к улучшению ее геополитического положения. Польское королевство постепенно поглощало южнорусские земли, но они не становились Европой, а продолжали выполнять буферные функции, то есть, находились у края — границы, а потому и закрепляли за собой геополитическую роль и название «Украины». Это поглощение Южной Руси (Украины) Польским королевством происходило в процессе втягивания в унию всего Литовского княжества, и продолжалось почти на два столетия.
Столь длительное поглощение Польшей Литвы объяснялось весьма просто. В Литовском княжестве слишком долго формировался присущий европейской цивилизации сословный строй, достигший определенной зрелости лишь в XVII в. Это хорошо видно по развитию литовского законодательства. Так, еще судебник Великого князя Казимира (1468 г.) в основном фиксировал вотчинное и уголовное право. Лишь в XVI в. последовательно составляются три Литовских статута (1529, 1568 и 1589 г.), в которых все более укреплялись сословные права шляхты и ограничивались права земледельцев. Следовательно, окончательное вступление в унию с Польским королевством как регионом европейской цивилизации Литовского княжества и формирование в нем сословного строя по времени абсолютно совпали. Очевидно, что в течение 200 лет от Кревской унии до третьего Литовского статута в княжестве шло формирование близких к европейским социальных структур.
Но и это далеко не означало завершение становления сословного строя, то есть, европеизацию буферного княжества Литовского. Здесь длительное время сохранялось не только обширное княжеское землевладение, но и волостной строй. Особенно в восточных воеводствах. Даже введение в 1557 г. «Уставы на волоки» не вело к ускоренному переходу к сословному строю. Южная Русь по-прежнему оставалась буферной как по отношению к евразийской России, так и по отношению к чрезвычайно агрессивной мусульманской цивилизации. Неудивительно, что здесь формировались особые неевропейские социальные слои, присущие буферной территории. Ими были магнаты-землевладельцы и казаки.
Впрочем, землевладение магнатов никогда и не исчезало на территории Южной Руси, а было прямым продолжением расширявшихся княжеских и боярских вотчин, возникших еще в Киевской Руси. Причина их устойчивости заключалась в слабости центральной власти в Литовском княжестве после смерти Витовта. Им реально управляли магнаты, входившие в состав Рады (паны-рада).
Особенно показательно то, что Люблинская уния не только не привела к уменьшению землевладения магнатов, но и даже к его росту. В этой связи можно говорить, что европейские структуры, например, тот же сословный строй, в Южной Руси приобретали евразийские черты вотчинного хозяйства. Ведь фактически магнатские владения таковыми и были.
Владения польских и ополячившихся магнатов Вишневецких, Потоцких, Жолкевских, Концепольских, Калиновских, Ружицких и т. д., занимали огромные территории. Их называли «корольками», т. к. их власть над приобретенными территориями фактически заменяла государственную, что и было характерно для вотчинного землевладения. Магнаты сами организовывали оборону от набегов татар, имели значительные вооруженные силы, владели целыми городами, контролировали торговлю и т. п. Для обозначения землевладельцев южнорусского происхождения использовался термин «дедичи», практически идентичный термину «вотчинник». Он известен уже в киевский период, например, в Галичине.
Другой вполне евразийский слой — это казачество. Его возникновение ярко отражало буферное положение Украины. С одной стороны, казачество являлось необходимым слоем для отражения частых нападений татар. С другой, казачество возникало как продукт сословных противоречий из разных сословий: мелкой шляхты, горожан, селян и даже духовенства. Так, существовала целая прослойка городового казачества. Более того, в середине XVI в. представителем магнатского рода Михаилом Вишневецким-Байдой была основана Запорожская Сечь, своего рода столица южнорусского казачества.
Уместно заметить, что Россия была единственным государством, где казачество имело такое же широкое распространение, как и на Украине. А так как Россия была крупнейшим государством Евразии, то очевидна евразийская природа казачества как социального явления и на Украине.
Эта природа хорошо видна из этнического состава украинского казачества, которое было насыщено не только тюркскими элементами, но в нем значительным был слой людей балканского происхождения. Есть свидетельства, что в конце XVI в. казачество было преимущественно тюркоязычным. В результате в эволюции самого казачества было две тенденции. Одна состояла в превращении его в сословие воинов степного пограничья. К ним можно отнести реестровое и городовое казачество. Эта тенденция проистекала из первой причины возникновения казачества — необходимости оборо