ориальную структуру. Она состояла из освоенных земель Левобережья (Черниговская, Полтавская, Харьковская губернии) и Правобережья (Киевская, Волынская и Подольская губернии). Следовательно, основная часть южнорусских земель, причем значительно расширившихся к востоку и югу, была сосредоточена в одной империи, в одной административной системе, в единых государственных границах.
К тому же, после разгрома польских восстаний и ликвидации униатской церкви (1839 г., на Холмщине позже) на Правобережье падает значение польского влияния и польской культуры. Но русификация здесь оказалась намного менее действенной, чем на Левобережье.
Сложные процессы происходили в Причерноморье (Новороссии), впоследствии ставшем Южной Украиной, и в Крыму. Здесь были созданы три губернии: Екатеринославская, Херсонская и Таврическая (включая собственно Крым). Население этих территорий в этническом отношении было весьма пестрым. Наряду с малороссами и татарами в эти губернии переселилось немало русских, греков, евреев, сербов, немцев, молдаван и др. Причем во второй половине XIX в. начавшийся процесс индустриализации в Российской империи и рост городов отнюдь не изменили этническую ситуацию. Вот данные, приводимые известным канадским историком Орестом Субтельным. В 1897 г. в Одессе, крупнейшем городе того времени на юге России, проживало около 400 000 человек, из них малороссы составляли лишь 5,6 %!
Таким образом, невозможно согласиться с переносом в историческое прошлое нынешних границ Украины и ее этнического состава населения. Даже в XIX в., не говоря уже о ранних периодах ее истории, например, Киевской Руси, как это нередко сегодня делается. Украина как современное государственное пространство, прошла длительный путь становления, и XIX в. был едва ли не решающим этапом его. Именно в этом веке как раз и шел активный процесс формирования будущей украинской территории, получивший свое завершение лишь в XX в.
Это же совершенно относится к экономическому развитию и его количественным показателям. Когда читаешь Дорошенко, Полонскую-Василенко и особенно Субтельного, то удивляет непоследовательность исторического анализа. Субтельный очень объективно показывает, что индустриализация и рост городов удивительно слабо затронули малороссов даже на коренных их территориях. Основным населением в городах рубежа XIX–XX вв., где и протекала индустриализация, были русские и евреи. Тем не менее, индустриализация рассматривается как исключительно достижение Украины, но не Российской империи, а неукраинское население именуется нацменьшинствами и «чужинцами». При том, что в таких регионах, как Донбасс или Таврическая губерния, во второй половине XIX в. малороссы вообще не были большинством населения. Вышеприведенный пример Одессы об этом ярко свидетельствует.
Очевидно, налицо подмена научного анализа политическими пристрастиями. Также очевидно, что Донбасс был важнейшим промышленным центром именно Российской империи, а не Украины, Одесса крупнейшим портом также всей империи. То же самое можно сказать о Екатеринославе, Харькове и даже Запорожье, в котором даже в 1923 г., по данным того же Субтельного, проживало лишь 23 % украинцев.
Особенно смехотворно выглядят утверждения о колониальной эксплуатации Украины в процессе индустриализации. В действительности, Донбасс был территорией, отвоеванной и промышленно освоенной Российской империей и по преимуществу русскими. Наоборот, появившаяся как административное образование в составе СССР Украина получила в свой состав те территории, которые никогда не составляли ни Малороссии, ни Украины. По составу населения они были смешанными.
Таким образом, индустриализация на территории Украины проводилась руками русских рабочих и инженеров, с привлечением французских, английских, бельгийских капиталов. И работали индустриальные предприятия на территории нынешней Украины как раз на общеимперские рынки. Следовательно, индустриализация была процессом интернациональным, хотя нельзя отрицать значительного, а местами и весьма большого в ней участия малороссов.
Данные замечания показывают, насколько тесно была интегрирована Малороссия в экономические структуры империи, а начавшаяся во второй половине XIX в. индустриализация еще и усилила эту интеграцию. Как мы увидим далее, уяснение данного вопроса не только важно для правильного представления о том, чем была Малороссия в XIX в., но и для осознания хода событий истории Украины в XX в. В частности, событий 1917–1921 гг., то есть периода возрождения южнорусской государственности.
Почти то же самое можно сказать о Карпатской Руси, и прежде всего о Галичине. Совершенно недопустимо отождествление ее современного состояния (т. е. в XXI в.) и положения на рубеже XIX–XX вв., когда даже в центре восточной Галичины — Львове абсолютное большинство населения составляли поляки и евреи.
Оно тем более показательно, что вхождение Галичины в огромную европейскую империю, каковой была Австро-Венгрия, и возможность выхода на европейские рынки сбыта вовсе не привели к экономическому подъему и процветанию. Галицийские русины оставались едва ли не самым бедным населением Европы.
Не менее важен был для последующей истории Украины и другой аспект индустриализации: стремительное разложение сословного общества и развитие классов и классовых отношений.
Как мы видели, именно сословная консолидация во второй половине XVIII в. привела к поглощению Гетманщины как южнорусской государственности, имперскими структурами России. Соответственно, следовало ожидать, что разложение сословного строя должно было возродить и активизировать политическое движение малороссов.
Хотя кризис сословного строя в России проявился уже в середине XIX в., активный процесс его разложения начался лишь с 1861 г., когда было отменено крепостное право. Причем, внешним толчком к этому было поражение России в Крымской войне (1855 г.). Этим поражением заканчивался земледельческий «ритм Евразии», начало которому 200 лет назад было положено Переяславской радой и переходом Малороссии под протекторат России.
Разложение сословного строя после отмены в 1861 г. крепостного права протекало весьма интенсивно. И неудивительно. Если в странах Западной Европы (Англии, Франции, Нидерландах) сословный строй разлагался в XVI–XVIII вв., когда индустриализация еще не началась или только начиналась (конец XVIII в.), то в Российской империи разложение сословного строя и индустриализация протекали одновременно. Взаимозависимость этих процессов была обусловлена тем, что начало формирования индустриального общества означало трансформацию земледельческой цивилизации в индустриальную.
Как мы увидим далее, смена цивилизаций сыграла противоречивую роль в истории Украины. Южнорусское население, причем как в России, так и в Австрии, оставалось, в своей массе в социальных слоях, присущих земледельческой цивилизации. В частности, во многом сохранялась структура семейных земледельческих хозяйств, особенно после реформы 1861 г., а на Правобережье огромные латифундии польских землевладельцев.
Поэтому разложение сословного строя в единстве с индустриализацией не привело к немедленному национальному возрождению Малороссии. И не только потому, что царское правительство осуществляло преследование украинского национального движения. Но как раз потому, что разложение сословного строя не привело к быстрому росту индустриальных слоев южнорусского населения. Бывшая элита Гетманщины — казацкая старшина — на рубеже XIX–XX вв. по большей части обрусела. Малоросская интеллигенция составляла 2–3 %, рабочих также было вряд ли более 5 % от всей массы населения, незначительной была и прослойка предпринимателей. Причем все эти слои в той или иной степени также подвергались русификации.
Следовательно, разложение сословного строя Малороссии коснулось даже слабее, чем России. Хотя на малороссийских землях, особенно на Правобережье, сохранялись огромные латифундии польских землевладельцев, подавляющая масса украинцев по-прежнему оставалась мелкими и мельчайшими земледельцами. То же следует сказать о Галичине. Так, около 50 % земледельцев-русинов относились к беднякам, имевшим до 3 га земли. Следовательно, несмотря на отмену крепостного права и индустриализацию, сословный строй на южнорусских землях оказался очень устойчив.
Это, естественно, обостряло поземельные и социальные противоречия и тормозило развитие украинского национального движения. Так, Волынь оказалась одним из важнейших оплотов русских националистов. На выборах в Государственную Думу здесь большинство избирателей голосовало за крайне правые партии (черносотенцев). Очевидно, причина этого состояла в противостоянии на Волыни южнорусского населения и поляков.
Особенно остро сословные противоречия проявились в ходе революции 1905–1907 гг. Но как раз эти очень важные события выявили слабость политического развития малороссов, его зависимость от общероссийских процессов. Хотя предвестником антисословной революции 1905 г. можно как раз считать выступления селян в малороссийских губерниях, прежде всего в Киевской и Харьковской в 1901–1902 гг. Они свидетельствовали о крайней остроте сословных противоречий на Украине.
Фактически именно эти противоречия, а не национальные были основными в революции 1905–1907 гг. Это же подтверждает развитие политического спектра партий. Украинские партии, по существу, повторяли структуру общероссийских партий, только спектр их был уже. Отсутствовали правые партии, что свидетельствовало об интеграции украинского дворянства и крупных предпринимателей в общероссийские хозяйственные и политические структуры.
Так, членами партии конституционных демократов (кадетов) были малороссийские деятели: Лучицкий, Василенко, Яснопольский и др. Первая украинская партия Революцийна Украинська партия (РУП, осн. в 1900 г.) в 1905 г. превратилась в Украинскую социал-демократическую рабочую партию.
Специфика партийного движения в Малороссии состояла в том, что украинские партии одним из важнейших пунктов своих программ вводили требование национальных прав Украины. Так, возникшая в 1904–1905 гг. Украинская демократическо-радикальная партия была близка российской партии кадетов, но выступала за развитие основ украинской культуры. В нее входили такие видные деятели, как Сергей Ефремов, Дмитрий Дорошенко и др.