едственно курировали и украинское движение уже в 1915 г. Во всяком случае, по данным российской полиции Гельфанд был членом Союза освобождения Украины, а значит, наверняка выполнял ту же функцию финансового курьера Германии, что и в случае с большевиками в 1917 г.
По авторитетным свидетельствам генерала Романовского и виднейшего российского политика Милюкова, летом 1917 г. уже руководство ЦР продолжало не только получать денежные средства от Германии, но через процесс обмена пленными немцы переправляли через линию фронта здоровых украинизированных военных, которые, вероятно, вливались в формирования «Сечевых стрельцов» и гайдамаков. Эти-то части в дальнейшем, на протяжении 1918–1919 гг., играли роль гвардии украинских правительств, будучи едва ли не единственными надежными украинскими частями!
Так что Центральную раду и большевизм сближало стремление как можно быстрее подорвать и так уже расшатанное здание русской государственности. И не случайно. Украинские деятели видели в этой государственности своего векового врага. Большевизм, как будет показано далее, был не менее чужд русской государственности, так как во главе его почти исключительно стояли инородцы.
Так, и украинские деятели, и большевики сыграли едва ли не решающую роль (после Петроградского Совета, принявшего Приказ № 1) в развале русской армии. Уже летом 1917 г. Центральная рада начала украинизацию многих фронтовых частей, которая сопровождалась их хаотичным перемещением, ломавшим остатки организации Восточного фронта. Это еще более подрывало боеспособность русской армии. Тем же занимались и большевики, требуя немедленного прекращения войны в условиях, когда военные противники России продолжали вести захватническую войну.
Вот замечание в «Мемуарах дипломата», посла Великобритании в России в 1917 г. Джорджа Бьюкенена, человека исключительно компетентного: «Большевики приобрели себе больше сторонников на фронте, и украинская партия действует с ними сообща» (с. 309).
Причем здесь речь не идет о нравственности. В конце концов, политика, особенно в переломные моменты истории, вещь не только безнравственная, но и беспощадная по своей жестокости. Речь идет о том, что само становление украинской государственности и шире, украинства, получило всестороннюю многолетнюю поддержку со стороны милитаризированных империй: Германии и Австро-Венгрии. А в годы Первой мировой войны и значительную военную поддержку. Когда в 1919 г. эта поддержка полностью прекратилась из-за военного крушения самих империй, украинская государственность испытала необратимый упадок. Ее армии просто вымерли в «трикутныку смерти», а правительства превратились в химеры, кружившие по Правобережной Украине.
Последний факт очень важен. Он свидетельствовал о внутренней неразвитости украинского общества, так и не вышедшего до конца из малороссийского и русинского состояния. Украинское движение могло эффективно развиваться только при систематической поддержке центральных империй: Австро-Венгрии и Германии. Причем это в полной мере относится и к Галичине, которая после распада Австро-Венгрии была полностью поглощена Польшей.
Глава XIV
Октябрьский переворот и природа большевизма. Борьба Центральной рады и Совнаркома на Украине. Брестский мир и марионеточный характер украинской государственности: УНР Центральной рады (до 29 апреля 1918 г.) и Гетманата Павла Скоропадского. Контуры территории украинской государственности
Осенью 1917 г. политический распад России ускорился. Главной причиной было разрушение в ходе продолжавшейся войны рыночного хозяйства, промышленности, упадок сельского хозяйства, разложение сословного строя. Попытка командования русской армией во второй половине августа установить военную диктатуру была обречена на провал, ибо разложение вооруженных сил России уже приобрело необратимый характер. Наоборот, Корниловский мятеж оказал реанимирующее воздействие на крайне левые силы, которые были дезорганизованы июльским поражением. Но и без этого самые широкие массы, и особенно миллионы солдат на фронте, хотели немедленного мира любой ценой. Еще большая масса мелких земледельцев стремилась к захвату крупных, по преимуществу дворянских, землевладений.
Именно эти два стремления масс получили воплощение в декретах «О мире» и «О земле», изданных после захвата власти партиями большевиков и левых эсеров 25 октября (7 ноября). Такую смену власти трудно назвать революцией. Причем как с точки зрения способа захвата власти в виде военного переворота, так и с точки зрения характера свергнутого правительства. Ведь Временное правительство являлось одним из самых демократических даже по европейским меркам, а последний его состав вообще состоял исключительно из левых деятелей. К тому же Временное правительство не стремилось узурпировать власть, а готовилось ее передать Учредительному собранию, выборы в которое как раз проводились в конце 1917 г.
В связи с тем, что захват власти большевиками и установление коммунистического режима оказало огромное влияние на ход истории Украины в XX в., причем с самыми глубокими последствиями, мы уделим отдельное внимание рассмотрению природы большевизма. Без этого невозможно понять смысл дальнейших событий в украинской истории.
К тому же, практически все собственно украинские историки, в том числе и современные, никогда не исследовали глубинной природы большевизма, довольствуясь тенденциозными утверждениями якобы о его чисто русском происхождении, о «власти Москвы» и т. п. примитивизмах. Другое, весьма поверхностное мнение состоит в том, что большевики просто воплощали в жизнь марксистские идеи коммунизма. Причем нередко вопреки здравому смыслу и путем жесточайшего террора.
В действительности, большевизм вовсе не представлял собой силы, воплотившей коммунистические идеи Маркса. Дело в том, что марксизм невозможно воплотить в жизнь, ибо это было утопическое учение. Большевизм был движением, возглавлявшимся почти исключительно инородцами, городской полуинтеллигенцией, крайним продуктом разложения сословного строя России. Вожди большевизма практически не имели никакой связи с существовавшими социальными структурами русского дореволюционного общества. Даже в революции 1905 г. большевизм имел второстепенное значение, ибо тогда сословный строй России не пережил того полного распада, который был вызван Первой мировой войной в 1917 г.
Другими словами, захват власти большевизмом были прямым и одним из важнейших результатов мировой войны. Следовательно, большевики захватили власть именно потому, что в ходе войны произошел внутренний распад экономического и социального строя в России. Причем сам большевистский переворот сделал факт этого распад необратимым.
Следовательно, если бы Первой мировой войны не было, то большевики никогда не пришли бы к власти. Так что большевистская диктатура, а впоследствии и весь коммунистический глобальный проект, который эта диктатура олицетворяла, были порождением военного столкновения империй, а не только внутренних противоречий России.
Уже осенью 1917 г., еще до Октябрьского переворота, останавливается русская промышленность, переставала работать банковская и финансовая система, города и фронт оставались без продовольствия, разложение армии приобрело необратимый характер. Особенно это относится к Северному фронту, как раз и прикрывавшему Петроград.
Катастрофическое положение вполне осознавалось, и военный министр Временного правительства генерал Верховский за два дня до Октябрьского переворота потребовал от его главы немедленно обратиться к союзникам с требованием перемирия и прекращения войны. Так что захват власти большевиками и левыми эсерами был закономерным итогом военного, экономического, политического, социального крушения русского общества и государства. К власти пришли силы, которые на иной основе и иными методами должны были консолидировать то, во что должна была превратиться Россия. Важнейшим элементом этого нового строя должно было стать всеобщее огосударствление и централизация общественной жизни, что и выдавалось за новый строй — коммунизм.
В действительности, в истории человечества было немало примеров такого огосударствления, начиная с древности. Так, сверхцентрализованным был Египет времен первых династий, Месопотамия времени третьей династии Ура, Китай при первом императоре Цинь Шихуанди, Спарта времен Пелопоннесской войны и т. д. В более близкое к нам время также можно назвать немало примеров сверхцентрализованных государств: на рубеже XIII–XIV вв. таковым был Делийский султанат при династии Хильджи, Османская империя в середине XVI в. при Сулеймане Великолепном, сама Россия во второй половине XVI в. при тирании Ивана IV, империя Великих Моголов в конце XVII в. при Аурангзебе и т. д.
Уже в XX в., в эпоху индустриальной цивилизации, авторитарные и тоталитарные режимы десятилетиями существовали в Европе. Причем как право-, так и левототалитарные.
Так что коммунистический режим, установленный большевиками после Октябрьского переворота, как раз и был одной из исторических разновидностей сверхцентрализованного государственного режима. Но уже в условиях перехода от земледельческого общества, каковым была еще Россия (а с ней и Украина) в XIX–XX вв., к индустриальному.
Но политическая сверхцентрализация не могла быть устойчивой без тотальной централизации экономики. Отсюда патологическая неприязнь большевизма не только к частной собственности, но и к любым негосударственным экономическим структурам.
Нетрудно понять, что жестоко централизованное общество никак не могло быть прогрессивной государственной моделью для XX в. Наоборот, это скорее был большой шаг назад с точки зрения истории человечества. Хотя большевики, использую псевдонаучную марксистскую казуистику, пытались выдавать свой захват власти за начало новейшей, самой справедливой эры в истории человечества.
Вместе с тем Октябрьский переворот действительно положил начало коммунистическому глобальному проекту, как одному из возможных вариантов развития человечества, шедших на смену империям и империализму. Как мы увидим далее, были и другие варианты глобализма: американский и нацистский.