ман Шухевич. Утверждение коллективизации резко сужало социальную и экономическую базу вооруженной борьбы ОУН-УПА.
Однако даже после утверждения на Западной Украине советской социально-экономической структуры региональные различия, особенно между Востоком и Западом, оставались глубокими. Причем сразу по нескольким важным причинам. В СССР всегда проводилось не афишируемое, но действенное деление населения на привилегированные и пораженные в правах слои населения. Так, после завершения Гражданской войны, в 20–30-е гг., всячески ущемлялись в правах и подергались репрессиям явные антибольшевистские слои: бывшие дворяне, буржуазия, русская интеллигенция, церковнослужители, не говоря уже об офицерстве.
После завершения Великой Отечественной войны репрессиям и поражению в правах уже подверглись не только социальные группировки населения (например, оказавшиеся под оккупацией на принудительных работах или в плену), но и целые народы и этносы. Например, крымские татары, чеченцы, калмыки, частично западные украинцы. В частности, несколько сот тысяч их были высланы в восточные районы СССР за действительное и мнимое содействие бандеровскому подполью.
В целом в своей массе западные украинцы получили тавро неблагонадежного субэтноса внутри украинского населения. Даже на востоке Украины, не говоря уже о России или Белоруссии, закрепилось их презрительное прозвище — «бандеровцы», равносильное предателю.
Такое негласное, но действенное неравенство населения восточной и западной части Украины дополнялось вполне осязаемым экономическим неравенством. Практически весь индустриальный потенциал Украины был сосредоточен на востоке республики: в Донбассе, Днепропетровской, Запорожской, Харьковской областях. Причем крупнейшие города этих регионов по-прежнему были русскоговорящими. Половина и даже большая часть горожан Харькова, Донецка, Луганска, Днепропетровска, Запорожья была этнически русскими. Причем приток русских в промышленные центры Восточной Украины после войны даже усилился.
Современные украинские историки трактуют это как русификацию украинской территории, поддерживаемую коммунистическим режимом. Но такое представление не более чем идеологический прием. В действительности, такой регион, как Донбасс, собственно Украиной никогда и не был. Как мы знаем, к ней Донбасс присоединили кайзеровская Германия с целью грабежа, а затем большевистский режим, с целью создания в противовес Украины Грушевского и Петлюры другой, альтернативной псевдо-Украины.
Таким образом, большевистский режим на протяжении всей своей истории умело и беспощадно манипулировал Украиной и украинством, то содействуя его развитию, то жестоко подавляя, то противопоставляя одну Украину другой. В этом и кроется историческая правда, которую всячески игнорируют все украинские историки. Для них эта правда хуже любой лжи.
Неудивительно, что периоды поощрения украинства большевизмом, как это было в 20-е гг., сменялись периодами жестких репрессий. И это не была воля случая или прихоть большевистских диктаторов. Отношение между большевизмом и украинством определял ход развертывание коммунистического глобального проекта. Сразу после Второй мировой войны продолжался период жестких репрессий протии украинства, потерявшего свою привлекательность и полезность для системы сталинизма.
Стремительное развертывание коммунистического глобального проекта в Европе и Азии делали Украину внутренним пространством формировавшейся социалистической индустриальной цивилизации. Фронт противостояния с американским глобальным проектом продвинулся далеко на запад, в Европу: в центр разделенной на ГДР и ФРГ Германии. Все более актуальной становилось усиление внутренней консолидации СССР, подавление национального сепаратизма и даже чрезмерного национального своеобразия. И украинского, в первую очередь.
В результате, русский язык и русская культура, поставленные почти вне закона в 20-е гг. на Украине, были хотя и далеко не полностью, но реабилитированы. Этому в немалой степени способствовал ход Великой Отечественной войны, когда именно русские, русский народ оказался последним рубежом, остановившим нашествие нацистов под Сталинградом и на Курской дуге. К тому же развертывание глобального коммунистического проекта требовало выбора какого-нибудь одного языка общения на все расширявшемся его пространстве в Европе и Азии. Понятно, им не мог стать, например, украинский, или иврит, или польский. Ведь коммунистический глобальный проект зародился в России. Так что частичную реабилитацию пережил и русский язык как основной и более развитый, и даже русская дореволюционная, во многом дворянская, культура.
Сталин еще в конце 20-х гг. нашел идеологическое оправдание особому статуса русского языка на пространстве коммунистического проекта. Было объявлено, что это язык, на котором творил вождь мирового коммунизма Ленин. Хотя известно, что Ленин этнически не был русским.
Поэтому продолжение украинизации в том виде, какой она была в 20-е гг., противоречило новому состоянию коммунистического проекта. Ведь это была борьба с языком Ленина! А без государственной поддержки и насильственной украинизации украинский язык и украинская культура не могли на равных конкурировать с русским языком, имевшим более чем тысячелетнюю историю, и русской культурой, оказавшей в XIX–XX вв. существенное влияние даже на всю мировую культуру. Этим объясняется, например, факт введения в 1958 г. права выбора родителями языка преподавания в школах Украины. Причем, несмотря на протесты украинской интеллигенции, стремившейся сохранить свое привилегированное положение в сфере языка, Хрущев поддержал право выбора.
Эти факторы и определили вплоть до конца 80-х гг. внутреннее языково-культурное русско-украинское противоборство на Украине. Пространственно оно определилось как противостояние юго-востока и запада. Причем, как уже подчеркивалось, коммунистический режим поддерживал промышленный и сильно русифицированный юго-восток. Даже в нач. 80-х гг. в самой столице Украины Киеве, как и 100 лет назад, повсеместно была слышна именно русская речь. В середине 80-х гг. сфера преобладания украинского языка все сужалась. Он просто не выдерживал здоровой конкуренции с русским. Да было бы и неестественно, если бы полуискусственный, узкорегиональный язык вдруг начал вытеснять язык, исторически развивавшийся из глубин русского этноса и православия на протяжении более чем тысячи лет.
Вместе с тем было бы неверно представлять дело так, что советский режим был сугубо прорусским и даже являлся новым изданием русской империи. Наоборот, как мы видели ранее, Октябрьский переворот в 1917 г. носил именно антирусский характер, был разрушением исторической русской государственности. Поэтому некоторая реабилитация русскости вовсе не означала возврата к политике русского национализма образца времен Российской империи. Жестко и последовательно провозглашалась и фактически проводилась политика интернационализма, равносильного денационализации. И в отношении русских не меньше, чем в отношении украинцев. Насаждался особый тип патриотизма — советский.
Так, если русской культуре было возвращены режимом такие дворянские поэты, как Пушкин или Лермонтов, то и Украина вся покрылась памятниками Тарасу Шевченко, которых было, наверное, не меньше, чем памятников большевистскому пророку Ленину. Много публиковались и широко были известны произведения и других видных украинских писателей, например, Леси Украинки, Ивана Франка, Марко Вовчок и т. д.
Идеология интернационализма в полной мере соответствовала глобальному коммунистическому проекту, реализацию которого как раз осуществляли последовательно вожди советского режима: Ленин, Троцкий, Сталин, Хрущев и Брежнев.
Поэтому наступление на украинский национализм было только одной, и отнюдь не единственной, стороной послевоенной внутренней политики советского режима на Украине. Другой его стороной стало придание украинской государственности некоторых атрибутов независимой страны, например, голоса в ООН, расширения территориального пространства за счет целого ряда территорий: Галиции, Буковины, Закарпатья, наконец, в 1954 г. Крыма. Отторгнут он был как раз от России, при том что население последнего процентов на 90 состояло из русских!
Невозможно отрицать факта, что на протяжении послевоенных десятилетий Украина оказалась весьма жестко интегрирована в общую структуру не только СССР, но и всей социалистической цивилизации. Более того, можно говорить, что она превратилась в типичную советскую республику, своего рода эталон национального образования в структуре глобального коммунистического проекта. Причем уровень жизни населения Украины был одним из самых высоких на пространстве СССР. Особенно в восточных, промышленно развитых регионах. В частности, был выше, чем в соседних регионах России.
И не только из-за относительно высокого уровня развития экономики Украины по сравнению с другими республиками СССР, сколько из-за перекачивания за бесценок сырьевых ресурсов из России. Особенно это относится к нефтепродуктам и природному газу. Неудивительно, что за послевоенный период, прежде всего на востоке Украины, сложился исключительно энергоемкий индустриальный комплекс, доживший в усеченном виде до сего дня. Поэтому он был достаточно эффективным до того времени, пока входил в единое комплексное хозяйство СССР.
Следовательно, нахождение в поле развертывания глобального коммунистического проекта имело для Украины не только серьезные отрицательные, но и немало положительных моментов. Именно: за несколько десятилетий развития этого проекта украинский этнос перешел в новое состояние, превратившись из аграрного в индустриально-аграрный.
Соответственно, вместе с остальными территориями Советского Союза, УССР прошла все послевоенные периоды советской истории, практически не отличаясь сколько-нибудь значительным своеобразием. Так, после смерти Сталина (март 1953 г.) Украина, как органическая часть СССР, перешла в новое состояние — «оттепели». Ее проводил один из ближайших сотрудников Сталина, многолетний руководитель Украины Никита Хрущев. Это был курс на определенную либерализацию коммунистического режима, причем достаточно радикальную. Так, был подвергнут жесткой критике культ лично