На Украине это явление также получило развитие, но имело традиционно националистический аспект. Украинские диссиденты боролись не за абстрактную демократию и права человека, а за преобладание и господство на территории Украины украинцев, украинской мовы, украинской литературы и т. д. Причина тому была вполне очевидна. В послевоенный период коммунистический глобальный проект охватил все континенты, Украина потеряла характер буферной территории и ее культурно-территориальная автономия, которую большевики поддерживали и даже насаждали в 20–30 гг., неизбежно подвергалась существенной редукции. Из-за изменения геополитического положения СССР после 1945 г., превращения его в ядро социалистической цивилизации, коммунистическая элита стремилась проводить жесткую внутреннюю консолидацию. В том числе и этническую. Руководство СССР перед лицом такого мощного противника, как американский глобализм, не могло допустить внутренней дезинтеграции. Как мы знаем, когда Горбачев это допустил в годы перестройки, рухнул весь коммунистический глобальный проект.
Идеологическим обоснованием для сворачивания украинизации, а затем и наступления контрукраинизации в 60–80-е гг., было поначалу провозглашенное Хрущевым строительство коммунизма. Позднее советскими идеологами во главе с Сусловым было объявлено, что до коммунизма сформируется «развитой социализм» с новой общностью людей: «советским народом». Важно подчеркнуть, что хотя в целом подобного рода «теории» были далеки от научных истин, все же они отражали тот факт, что в СССР достиг зрелости социалистический сословный строй и советские республики приобрели достаточно однотипную социальную структуру.
Естественно, что начатое с конца 50-х гг. сворачивание культурной автономии было встречено резко негативно, прежде всего, в среде украинской интеллигенции. Именно с этим, а не с борьбой за демократические свободы нужно связывать развитие диссидентского движения. Например, в конце 50-х гг. вызвала протест даже коммунистических чиновников Украины поддержка Хрущевым права родителей на выбор языка преподавания в школах. Но такое право как раз было элементом демократии в народном образовании. Следовательно, в украинской среде по-прежнему украинизация мыслилась не как демократический процесс, основанный на праве выбора, но как принудительная культурно-языковая ассимиляция больших масс русского населения по указанию коммунистических украинизаторов. При этом, как и ранее тщательно скрывался факт того, что «украинцы» не кто иные, как русские и русины, сменившие самоназвание.
Другой пример, известное письмо литературного критика И. Дзюбы в ЦК компартии Украины «Интернационализм или русификация?», написанное в 1965 г. В нем прямо противопоставлялся украинский и русский языки и культуры, а аргументы для оправдания украинизации И. Дзюба находил у Маркса и Ленина! При этом совершенно игнорировался вопрос: а хотят ли говорить на украинском языке сами жители Киева и Одессы, Симферополя и Донецка, Луганска и Харькова и других крупных городов. Совершенно замалчивался факт того, что целый ряд территорий был объявлен Украиной при полном игнорировании мнения их жителей со стороны коммунистического режима. Причем нередко большая часть жителей этих территорий вообще не считала себя украинцами.
Таким образом, с момента формирования оппозиционного и диссидентского движения на Украине с конца 50-х гг., оно несло на себе явную печать национализма, лишь прикрываясь демократическими лозунгами. На самом деле их идеологией был все тот же лозунг ОУН, только несколько смягченный: «Украина для украинцев», причем для правильных (свидомых) украинцев. Неправильные, путем украинизации, подлежали принудительной культурно-языковой ассимиляции.
Неудивительно, что наиболее видными диссидентами на Украине были ярые националисты вроде бывшего коммунистического чиновника Левко Лукьяненко, братьев Горыней, более умеренного журналиста Вячеслава Черновола. К ним примыкали группировки украинских писателей — и поэтов-шестидесятников вроде Драча, Сверестюка, того же Дзюбы и др. Это были деятели, то клявшиеся в верности идеалам ленинизма и коммунизма, то пытавшиеся быть оппозиционерами.
В ноябре 1976 г. в Киеве, вслед за Москвой, была создана Хельсинкская группа, называлась она опять же Украинской. Как будто на Украине нарушались права только одних украинцев! И как будто не украинцы Шелест и Щербицкий давали указания на проведение репрессий против диссидентов. Естественно, что в Украинской Хельсинкской группе видную роль играли националистически настроенные деятели, тот же Левко Лукьяненко, генерал Григоренко и др.
Но проявление открытой оппозиционности весьма узкого слоя украинской интеллигенции в отношении коммунистического режима практически не оказало какого-либо влияния на политическое и социальное развитие Советской Украине. Юго-восток Украины, с преобладанием русского и русскоговорящего населения, в большинстве был вообще равнодушен и даже враждебен национал-демократизму. Причина поразительной аполитичности и безразличности не только к весьма абстрактной для украинцев 60-х — начала 80-х гг. защите прав человека, но и к националистической агитации состояла не только в тоталитарном характере коммунистического режима, но и в социальной структуре, характерной для СССР как центра коммунистического глобального проекта.
Практически полное отсутствие политического противоборства этому режиму объясняется сложившимся в 60–80-е гг. социалистическим сословным строем, при котором все общество было поделено на большие социальные и профессиональные группы. Каждый советский человек был винтиком в огромной централизованной социально-экономической системе. Выпадение из этой гигантской системы, и тем более противостояние ей означало для отдельного человека превращение в изгоя, потерю средств к существованию, изоляцию и смерть.
Так что само диссидентское движение, в том числе и Хельсинкских групп, больше апеллировало к США и Западу в целом, т. е. к противоположному глобальному проекту, противостоявшему коммунистическому.
Закономерно, что после завершения разгрома партизанских группировок ОУН в начале 50-х гг., на протяжении четырех десятилетий, вплоть до конца 80-х гг., мы не видим на Украине сколько-нибудь значительных антисоветских выступлений, подобных тем, что имели место в Восточной Германии в 1953 г., в Венгрии в 1956 г., в Чехословакии в 1968 г. или в Польше в 1980 г. Этот факт однозначно свидетельствует об органической интеграции Украины в коммунистический глобальный проект. Ее социально-экономическая структура оказалась куда более соответствующей социализму, чем структура вышеперечисленных восточноевропейских стран. Неудивительно, что все они раньше и решительнее вышли из коммунистической системы, чем Украина.
Причина этого очевидна. В отличие от последней Польша, Венгрия, Чехословакия, Румыния и т. д. были настоящей Европой, а не буферной территорией, каковой столетиями являлась Украина. К тому же она входила в СССР, которой был военно-политическим ядром всего коммунистического глобального проекта. Следовательно, трансформация в рыночное состояние всего советского общества, и Украины в том числе, должна была протекать особенно болезненно и неравномерно.
Глава XXIV
Перестройка и Украина. От ограниченной культурно-территориальной автономии к независимости. Противоборство коммунистической и националистической элит. Начало нового этапа украинизации как насильственной ассимиляции неукраинцев и русскоязычного населения. Возврат к украинской истории путем манипуляции «белыми пятнами»
Начало крушения коммунистического глобального проекта, как это ни покажется сегодня парадоксальным, было положено его высшей элитой. Как известно, весной 1986 г. очередной Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Гобачев, избранный за год до этого, объявил о начале новой политики — перестройки. Сегодня можно определить содержание перестройки как процесс умеренной демократизации всех сторон жизни в СССР. При этом важно заметить, что перестройка началась хотя и в тоталитарном обществе, но весьма далеко отошедшим от своего раннего состояния: открытой террористической системы власти времен большевизма и сталинизма.
Другими словами, можно говорить о либеральном тоталитаризме брежневского типа, свойственном СССР 70-х — начала 80-х гг. Хотя это время в годы перестройки получило презрительное название «брежневские годы застоя» в действительности они были стартовым полем для перестройки.
Но претворение в жизнь этой новой политики оказалось катастрофическим для всего коммунистического глобального проекта. Причем такой исход перестройки был предопределен самой сущностью коммунистического строя, который был несовместим с развитием демократических отношений в обществе. Соответственно, и распад СССР, в результате которого возникла независимая Украина, также был следствием несовместимости проводившейся демократизации в годы перестройки с коммунистическим глобальным проектом.
Последний изначально формировался как жестко централизованная и крайне милитаризированная общественная система. Естественно, что она могла существовать только в условиях политической и полицейской диктатуры коммунистических вождей.
Однако к середине 80-х гг. сверхцентрализованная система власти и управления, прежде всего в экономике, себя изжила. Хозяйство СССР, и особенно Восточной Европы, топталось на месте и даже деградировало, тогда как США, Западная Европа и Япония начали стремительно наращивать постиндустриальный потенциал. Это угрожало не только углублением экономической отсталости, но и критическим отставанием в развитии военного потенциала коммунистического проекта.
Именно стремление партийных вождей не допустить военного отставания было главной причиной, подтолкнувшей коммунистическую элиту к перестройке. Второстепенной утопической причиной начала перестройки была иллюзия о коммунистическом проекте как высшей организации человеческого общества, потенциал которой неограничен. Эту иллюзию поддерживала огромная масса бездарных советских обществоведов: историков, экономистов, философов и т. д.