А, кстати, почему повернуть? Зря она что ли надрывалась, топая вверх по склону? И ‒ подумаешь, Торий! Тут не закрытая территория, и не частная. Может свободно бродить, кто захочет.
Да и Торий, похоже, уже услышал её шебаршение и тяжёлые вздохи, повернулся, заметил. Теперь вообще глупо убегать. Подумает, что Фео его испугалась.
Макушка холма оказалась широкой и плоской, словно специальная сделанная смотровая площадка, и места на ней хватало. Фео выбралась наверх. Она тут постоит немного с краешка, даже приближаться не будет. Но Торий встретил её появление неприязненным вопросом:
‒ Ну и зачем ты сюда заявилась?
Сощурился недовольно. Словно он был властелином холма и единственный имел право торчать на его вершине.
‒ Посмотреть, ‒ буркнула Фео.
‒ На меня?
Ну конечно!
Фео не стала объяснять, что снизу его не видно, что, заметив чужое присутствие заранее, может, и не полезла бы сюда, а выбрала другой холм. Но почему она должна перед ним оправдываться? Достал уже со своим раздутым самомнением и сарказмом. И Фео, на мгновенье критично поджав губы, выдала:
‒ Очень ты мне нужен. На то, что вокруг.
Торий дёрнул бровью и отвернулся, уставился в перспективу, на ярко оранжевый шар солнца, который медленно скатывалось по склону самого дальнего холма за край мира.
По земным меркам эта сторона носила бы название «запада». И, вообще, всё здесь слишком напоминало Землю, но не на нынешнюю, а ту, которой она была до катастрофы. Даже тогда большую часть её поверхности занимали океаны, кажется, две трети, но на материках оставались огромные незаселённые пространства. Выглядели они примерно так же, как то, что расстилалось сейчас перед взглядом Фео.
Тихо и пустынно. Но скоро здесь появятся люди. И даже сомнений не возникает, что этот мир примет их с радостью. А ещё интересно ‒ у Тория сейчас похожие мысли?
Он стоит неподвижно, засунув руки в карманы, подбородок поднят и нижняя губа почему-то закушена. Сосредоточенно думает о чём-то, и оранжевое закатное пламя играет в глубине тёмных глаз.
Слова сами вырвались, потому что очень захотелось хоть что-то произнести. Даже смысл казался не столь важным, главное ‒ высказаться, быть услышанной и заполучить ответ.
‒ Торий ‒ это что? Имя? Или фамилия? Или прозвище?
Он не проигнорировал, откликнулся, пусть и не очень приветливо.
‒ Какая разница?
‒ Просто интересно, ‒ Фео независимо дёрнула плечами, а Торий опять повернулся в её сторону.
‒ Может, сокращение.
‒ От чего?
‒ Ну… ‒ протянул он задумчиво. ‒ Например, от «крематорий». ‒ Усмехнулся, отвёл глаза и, глядя вдаль, поинтересовался совершенно спокойно: ‒ Ты что, на меня запала?
Фео задохнулась. Будто втянула в себя порцию раскалённого воздуха. Он обжог горло, лёгкие, мгновенно вскипятил кровь. Та разлилась по телу расплавленной лавой, насквозь прожгла щёки, и вырвалась наружу возмущённым восклицанием:
‒ Вот ещё!
Но Торий, словно не услышал или, вообще, воспринял её вопль как подтверждение.
‒ Извини. Детишками не интересуюсь.
Его голос по-прежнему был спокоен и ровен.
Индюк заносчивый. Скотина самодовольная.
‒ Мне ‒ шестнадцать.
‒ Не в цифрах дело, ‒ бросил он снисходительно, обогнул Фео и зашагал вниз по склону. А она…
Она смотрела вслед, сгорая от ненависти, стыда и рвавшего с места желания: нагнать, ударить, толкнуть в спину, чтоб Торий не удержался на ногах, полетел вниз, кубарем, разбиваясь о твёрдую землю, обдирая колени и локти. И пусть ему будет больно. Очень больно. Так же как ей сейчас.
В бункере Фео сразу спустилась вниз, прошла в один из жилых отсеков, который выбрали для себя девушки, забралась на верхнюю полку двухъярусной кровати, отвернулась к стене, уставилась в её шершавую бежевую поверхность.
Сначала вообще никаких мыслей не было, словно разум заморозило, и он превратился в бесчувственный кусок льда. А потом вспыхнуло искрой огня, разгорающимся костром острое осознание: «А ведь Торий прав. Прав! Прав!» Фео запала на него. Втрескалась по уши. Влю-би-лась!
Глупо! Глупо! Как же глупо! И какая же она дура. Особенно с учётом того, что Торий легко догадался о её чувствах. А главное ‒ удачно улучила момент.
Именно сейчас. Именно тогда, когда мысли целиком должны быть заняты предстоящими исследованиями. Важнейшая миссия, спасение человечества, новая жизнь. Ещё и сбежавший из дома тайно проникший в другой мир младший брат. А у Фео в голове сплошные любовные переживания.
Нельзя так! Нельзя!
Ещё и выбрала самого… самого…
Лучше бы уж в Пака влюбилась. Хотя… и в него тоже не надо. Ни в кого не надо.
Ну почему не могли сделать команду из одних девушек? Кому нужны эти парни? Только всё портят и сбивают с толку.
И стена эта шершавая перед носом ‒ задолбала. Фео закрывает глаза, а они сами распахиваются, пялятся в темноту, стараются разглядеть в едва различимых царапинках, трещинках и неровностях хоть какой-то смысл. А его нет и быть не может. Потому что это не картина, не экран планшета, а обычная стена.
Фео надоели стены со всех сторон, надоели ограничения. Ей нравится простор новой реальности. Так зачем она сама выстраивает перед собой какие-то пределы? Ведь любовь ‒ это тоже несвобода, тоже ограничение. Если она заставляет думать только об одном, видеть только одного, заслоняя им целый мир, вознося его даже над самой возвышенной целью. Ещё и заснуть мешает, когда надо как следует отдохнуть.
Давно свет выключили, только осталась одна тусклая лампочка над дверью. Все остальные, наверняка уже спят, и только Фео сверлит взглядом стенку и мучается из-за дурацких мыслей.
Она развернулась на другой бок, уставилась в неплотный сумрак. Взгляд невольно потянулся к самому яркому пятну.
Над дверью светилась не просто лампочка, а табличка с надписью «Еxit». Было бы неплохо, если бы в каждой ситуации имелась такая дверь с таким знаком, заметным издалека, даже в полной темноте. Она, конечно, существует, почти всегда. Только обычно прячется среди тысяч подобных дверей, и никаких надписей на ней нет.
Ищи сам. Мучайся и ищи. И не факт, что выберешь правильную.
А имеются ли они вообще ‒ безоговорочно правильные? Выходы, за которыми найдёшь нужное решение, обретёшь желаемое и ничего не потеряешь.
Шорох раздался, едва различимый. С нижней кровати поднялась Иви. Фео увидела её макушку прямо перед глазами. Иви тоже смотрела в сторону двери, прислушивалась, наклонив голову к одному плечу. Потом шагнула, остановилась, замерла неуверенно.
‒ Иви! ‒ шёпотом позвала Фео. ‒ Ты куда?
‒ Я? ‒ Иви оглянулась, сжала губы, сдвинула брови в задумчивости. ‒ Мне показалось.
‒ Что показалось? ‒ Фео приподнялась на локте.
Иви ответила не сразу, словно какое-то время тщательно анализировала собственные ощущения. Или сомневалась, стоит ли делиться ими с другим человеком. Потому что казались они не совсем реальными.
‒ Кто-то стучался в ворота бункера.
‒ А разве здесь было бы слышно? ‒ удивилась Фео.
‒ Не знаю. ‒ Похоже, Иви задавалась тем же вопросом. ‒ Может, мне приснилось?
Она не двигалась с места, но и ложится не собиралась.
‒ Ну, давай проверим, ‒ предложила Фео, спустилась с кровати.
Спать по-прежнему совсем не хотелось, а странное заявление Иви взбодрило ещё больше.
Они тихонечко выбрались из комнаты, поднялись на этаж. Свет включался автоматически, стоило им оказаться в новом помещении, но не слишком яркий, в экономном режиме. Слегка разгонял темноту, не давая заблудиться или налететь на что-нибудь по дороге.
На среднем уровне царила сонная тишина. Девушки несколько минут стояли, прислушиваясь, ожидая, но ничего не случалось. Ни внутри, ни снаружи.
‒ Значит, всё-таки приснилось, ‒ заключила Иви, но Фео видела на её лице выражение лёгкой растерянности, тревоги и прежнего ожидания. Словно существовало ещё что-то, заставлявшее Иви верить в правдивость её ощущения. Она бы, наверное, предложила открыть ворота, выглянуть наружу, если бы это не являлось настолько безрассудным и неосторожным.
‒ А можно посмотреть через камеры видеонаблюдения, ‒ вспомнила Фео. ‒ Они же есть снаружи. Перед воротами и в самом начале прохода.
Полезли на галерею, отыскали пульт с несколькими мониторами, включили. Они заработали сразу все, но в основном показывали темноту, царившую сейчас в помещениях. Что-то разглядеть удалось только на экране, передававшем изображение с камеры, расположенной над воротами. Она фиксировала общий план сразу двух уровней, гаража и галереи.
Девушки и себя на нём увидели, только очень мелко, едва разберёшь. При желании можно приблизить, но в данный момент их интересовало совсем другое ‒ изображения с наружных камер. Только и те не показывали ничего особенного. Ворота, бетонный коридор, застывший ночной пейзаж. Словно не видео, а фотография. Ни малейшего изменения. Никого.
‒ А запись здесь есть? ‒ Фео уставилась в сенсорный экран на пульте, прочитала надписи под иконками. ‒ Вот. ‒ Её пальцы ловко заскользили по гладкой поверхности. ‒ Она включается, когда происходят какие-то значительные изменения. Резкий перепад температуры. Громкий звук или движение. Но через сутки удаляется. Тут есть и наше появление. Но после того, как все зашли в бункер, за последние часы ‒ ничего.
‒ Ну да, ‒ Иви кивнула, соглашаясь, улыбнулась сдержанно, совсем чуть-чуть растянув губы. ‒ Я сама себя завела и тебя всполошила.
‒ А я всё равно заснуть не могла, ‒ отмахнулась Фео.
‒ Волнуешься?
‒ Наверное, ‒ неопределённо протянула Фео. Не признаваться же Иви, какие мысли на самом деле мешают спать. ‒ Возвращаемся?
‒ Давай.
Но до комнаты они не дошли, спустившись, свернули в сторону хозяйственного блока. Там кухня и столовая, и вообще, как-то по-домашнему. Откопали в шкафах упаковку травяного чая ‒ мята, душица, ромашка, лимон, ‒ заварили. А потом сидели, обхватив ладонями нагревшиеся бока чашек. Не потому что замёрзли. Так становилось не только теплее, но и спокойней, уютней, приятней. А ещё искренней. И Фео не сдержалась, спросила: