‒ А мне от родителей попадёт за то, что сбежал?
Ну вот, опомнился. Раньше надо было думать и пугаться наказания.
‒ Мне кажется, ‒ уверенно произнесла Фео, ‒ сначала они обрадуются, что с тобой всё в порядке. Ну а потом ‒ убьют. Или запрут в комнате лет на пять.
‒ Думаешь, они волнуются? ‒ предположил братишка настороженно.
Фео не думала, она знала точно: волнуются, сходят с ума. Что это происходит, она прекрасно понимала. А вот как, не представить, не испытать нужные чувства. Да и почему? Ведь вроде бы серьёзных причин нет.
Динька тут не один, в компании надёжных спутников. И вездеход у них есть, и всё необходимое, и Фео за ним присматривает. Вот если бы он на Земле непонятно куда сбежал, было бы гораздо хуже. Одни подземные уровни в городе чего стоят.
Там, где много людей, всегда опасней. Потому что гораздо выше вероятность нарваться на каких-нибудь гадов. Или равнодушных, которым дела ни до чего нет. Они, конечно, не обидят, но, если понадобится, и не помогут. А здесь Динька среди своих, и мир, в котором они оказались, довольно приветлив. Все сомнения и тревоги в нём просто от непривычности, от неизвестности, от новых впечатлений.
Но у родителей своё отношение к жизни. Они спокойны только когда дети рядом, когда можно в любой момент схватить их за руку, уберечь, укрыть, защитить. Ведь у реальности, по мнению родителей, единственная цель ‒ обрушить на бестолковые детские головы как можно больше неприятностей и несчастий.
‒ Не удивлюсь, если они тоже сюда проберутся, чтобы тебя домой вернуть.
‒ Представляю, ‒ протянул братишка, и Фео легко почувствовала, что сейчас он улыбается. ‒ Но, знаешь, я ни капли не жалею, что у меня получилось. Что я с вами сюда пробрался. Ну, я же не виноват, что ещё пятнадцати нет. А ждать… Пока ждёшь, всё самое интересное пропустишь. Через четыре с половиной года здесь уже, наверное, города будут. Дома же не долго построить. И лес вырубать не надо. Вон там сколько места было свободного.
Он бы так ещё долго болтал, но Фео его остановила:
‒ Динь, давай спать всё-таки.
‒ Ага, ‒ не стал возражать братишка.
На следующую ночь и им пришлось спать на открытом месте. Заросли стали гуще, на вездеходе сквозь них больше не получалось проехать. Потерять машину не боялись, в её навигационную систему был встроен радиомаяк. Собрали рюкзаки, на всякий случай прихватили оружие, двинулись дальше, вглубь леса, к горам. И почти сразу столкнулись с новой сложностью. Ни у кого не было опыта пеших походов с тяжёлыми рюкзаками за спиной, никто и предположить не мог, что окажется настолько трудно, даже несмотря на хорошую спортивную подготовку у многих. Ведь одно дело бегать по стадиону и заниматься на тренажёрах, и совсем другое ‒ шагать по лесным зарослям с огромной поклажей, давящей на плечи.
Во время перевала Марк просто уронил под ноги рюкзак и сам рухнул следом, растянулся на траве и не шевелился.
‒ С тобой всё нормально? ‒ поинтересовались у него чуть ли не хором.
Марк облизнул пересохшие губы и выдавил:
‒ Угу. Это просто с непривычки. Никогда столько не ходил.
Но и остальные чувствовали себя не лучше, по той же причине.
‒ То есть мы сюда отдыхать прибыли, ‒ криво ухмыльнулся Торий.
И не думая вскакивать пристыжённо, Марк чуть повернул голову, скосил глаза в его сторону.
‒ Да ладно. Приспособлюсь.
И улыбнулся миролюбиво.
Какое-то время они все просто сидели или валялись, даже не пытаясь ничего делать, только потом начали потихоньку подниматься. Решили, что всё-таки не стоит слишком загоняться, сроки-то не поджимают. Потом привыкнут, разгонятся, а пока можно как следует осмотреть ближайшие окрестности. Тем более уже стали попадаться намёки на смену рельефа: перепады высот, подъёмы, даже крутые обрывы.
Кондр с Самиром отправились за дровами. Рубить деревья пока не решались, но кругом и сушняка достаточно валялось и сломанных стволов. Правда, поначалу особо не усердствовали, просто брели, глазели по сторонам. Потом наткнулись на поваленное дерево, не очень длинное и толстое, легко можно дотащить. Хотя верхушка и лежала на земле, но слом был не полный, нижняя часть крепилась к пеньку тонким слоем древесины и коры. Кондр долго думать не стал, пнул с силой, метясь подошвой ботинка.
Короткий сухой треск, словно приглушённый выстрел, ствол рухнул в траву. Теперь можно брать и нести. Кондр наклонился, но Самир не спешил ему помогать, стоял, замерев неподвижно, сосредоточенно смотрел вперёд, на лице ‒ замешательство.
‒ Ты слышал? ‒ спросил.
‒ Что? ‒ удивился Кондр.
Листья шелестели под ветром, и всё. Самый обычный в лесу звук.
‒ Кто-то кричал?
‒ Наверное, наши опять собачаться, ‒ Кондр хмыкнул.
‒ Нет, не наши, ‒ мотнул головой Самир. ‒ Ребёнок.
‒ Ну, может, пацан дурит.
‒ Не пацан, ‒ Самир говорил так, будто сам не верил собственным словам, растерянно пялился в заросли. ‒ Вот, опять?
Теперь уже и Кондр озадаченно поглядывал по сторонам, напрягал слух, скорее всего просто так, чисто из любопытства, потому что в какие-то там странные звуки совсем не верилось.
‒ Я ничего не слышу. ‒ Он не врал: никаких криков, писков, голосов. ‒ Тебе просто мерещится.
Самир не возразил, но в глазах его читался упрёк.
‒ Я всё-таки пойду, посмотрю.
‒ Да как хочешь! ‒ раздражённо буркнул Кондр. Он нарочно сделал вид, что не понимает намёка в устремлённом на него взгляде Самира. А тот, похоже, надеялся на поддержку, на то, что Кондр потащится с ним проверять истинность его галлюцинаций. Нет уж! Чужие съехавшие крыши ‒ сугубо их личная проблема.
Кондр подхватил ствол, демонстративно крякнул, направился в сторону лагеря, предполагая, что Самир одумается, точнее усовеститься, забудет про тупые отмазки и поможет тащить. Но нет, тот потопал дальше. Действительно медленно, будто прислушиваясь. Но Кондр не улавливал никаких лишних звуков, кроме ставших уже привычными лесных шорохов. Ещё и ветки дерева, которое он волок, усиленно шелестели и шуршали, цепляясь за кустарник, траву и почву.
Самиру тоже поначалу не верилось, что подобное возможно, попробовал убедить себя, что это всего лишь игра воображения. Он же прекрасно понимал, отчего частенько всплывают мысли на одну тему. Чувство вины не проходило, не позволяло забыть, и со временем становилось только въедливей и сильнее, даже не думало, как полагалось, притупиться и приутихнуть.
Голос доносился издалека, но Самир его хорошо слышал. Для него он был особенным. Самир сразу его узнал, потому и отвечал Кондру с такой уверенностью: «Не наши. Не пацан». Голос принадлежал маленькой Гульнаре, дочери старшей сестры.
О том, как могла очутиться девочка в незнакомом мире, Самир задумался лишь на мгновенье. В ушах раздавались всё явственней то смех, то тревожные вскрики, то слова песенки про дождик, которую Гуля любила напевать, и все сомнения рассеялись.
А что такого? Ну как-то попала. Почему нет? Да какая разница? Главное, не бросить её опять одну. Чтобы не случилось… как тогда.
Взрослые ушли, а Самира оставили дома с маленькой племянницей. Это было три года назад. Ему ‒ четырнадцать, Гуле ‒ четыре. Сидеть с такой малявкой не очень-то интересно. Ещё ничего, когда можно заняться чем-то своим: поиграть или кино посмотреть, поэтому Самир включил девочке мультики, а сам ушёл в соседнюю комнату. Чтобы не мешали бесконечные вопли мультяшных зверушек.
Он заглядывал к племяшке время от времени, но та преспокойненько сидела на полу, заворожённо пялилась в планшет, тыкала пальчиком, самостоятельно выбирая новые серии: это она уже умела. А потом и заглядывать надоело: ну что такого может произойти?
От собственных дел Самира отвлёк резкий звук. Как будто дверь хлопнула. А дальше тишина, не похоже, что это мама с сестрой вернулись, они бы переговаривались и шуршали в прихожей. И Гуля уйти из квартиры не могла, ей не открыть запертую дверь. Может, в туалет пошла? Сейчас натворит там дел.
Самир обречённо вздохнул, нехотя поднялся с кровати.
‒ Гуль, ну куда тебя понес… ‒ заговорил недовольно уже с порога, но оказался перед дверным проёмом соседней комнаты и застыл, не закончив последнее слово.
Гуля стояла на подоконнике, оконная створка была широко распахнута. Самир услышал не дверной хлопок, а стук о стену пластиковой рамы, которую девочка толкнула слишком сильно.
Сразу обожгло, будто совсем рядом вспыхнуло пламя, пот прошиб, колени ослабли.
‒ Ты что делаешь? ‒ заорал Самир. ‒ А ну-ка слезай! Быстро!
Племяшка вздрогнула, обернулась, посмотрела испуганно.
‒ Я просто…
Она упёрлась ладошкой в край оконной створки. Тот самый, ближайший к стене, на котором были петли. А тут ещё замок щёлкнул, входная дверь распахнулась, разгоняя неподвижный воздух. Сильный сквозняк потянул оконную створку за собой, намереваясь захлопнуть.
Самир сорвался с места. Он прекрасно видел, как двигался торец белой пластиковой рамы, как плясали блики по стеклу. Словно на мгновенье возникшая памятная фотография на стене, удивлённое лицо Гули за ним. Створка налетела на девочку, толкнула с размаху, выпихнула наружу.
Короткий вскрик и противный звук, вырвавшийся из-под ногтей, царапнувших ускользнувший пластик. А потом ещё крики, ударившие в спину, громкие, бессвязные, надрывные. Створка плотно вписалась в проём, встала на место, как будто ничего и не было.
Всё. Захотелось, чтобы это мгновенье так и замерло навечно. Что будет дальше, знать совсем не хотелось, а уж тем более переживать это. Очень многие ошибки можно исправить, только не подобные. Сколько ни раскаивайся, сколько ни отрабатывай, всё равно мало. И даже от клятвенного заверения, что никогда-никогда больше так не поступишь, не становится легче. Ведь за осознание, за науку заплатил не ты, а другой.
Гуля упала на крышу крытой галереи, соединяющей стоящие рядом дома, не разбилась насмерть, врачам удалось её спасти. Только вот ходить она больше не могла, передвигалась на инвалидном кресле. Но ни разу, ни разу не сказала Самиру, что именно он виноват в её несчастье. Наверное, слишком маленькая была, не понимала ещё.