Он ведь смутно помнил прошлое. Сказали, побочный эффект. А ещё сказали, что в нём и не существовало ничего такого, чтобы печалиться о воспоминаниях. Слишком яркое и значительное точно не забылось бы. Самая обычная жизнь. Самая серая. Последнее Филин уже от себя добавлял.
Родители, детский сад, школа. Почему-то совсем не жалелось, что всё это провалилось в тёмные глубины памяти, утонуло безвозвратно. Даже если тогда он был Сержем Карцукевичем, да и чёрт с ним. Сейчас он Айк Гольденберг, точнее, Филин, и у него есть чем заняться, помимо разгадывания причин навязчивых мыслей. Вот о чём действительно жалелось, так это о том, что у него нет машины. Хотя бы мотовездехода.
Конечно, он более вынослив и менее подвержен усталости, чем большая часть людей, сможет, хоть целые сутки шагать и даже бежать без отдыха, только вот скоростью с автомобилем ему не сравниться. Поэтому, как бы ни хотелось успеть, он опять опоздал.
Всего на несколько минут. Вроде бы совсем мало и не так уж важно. Но в данном случае ‒ всё равно что если бы пришёл через день. Или даже через год. Не нагнать, не исправить.
Сначала раздался один выстрел, совсем рядом. Филин прибавил шаг, уже увидел вездеход и стоящего поблизости от него Кривого, и тут раздался второй выстрел, а сразу за ним злое и обиженное: «Дура!»
Кривой стоял над распростёртой на земле девушкой и что-то раздражённо объяснял ей, активно жестикулируя. Но она вряд ли его слышала. Лежала совершенно неподвижно. Или без сознания, или мертва. Кривой, наверняка, об этом знал, но не останавливался, выговаривал и выговаривал. Он всегда отличался излишней болтливостью. А прозвище своё получил из-за маленькой особенности во внешности ‒ несимметричности лица. Глаза у него разного размера. Он или постоянно прищуривал один, или тот действительно был меньше. И улыбка неровная. Один угол рта всегда заползал выше.
Кривой настолько увлёкся своим монологом, что совершенно не заметил появления Филина. А тот не стал окликать, предупреждать о своём прибытии. Ещё чего? Филин и раньше не испытывал к этим уродам ни жалости, ни сочувствия, а после того, что они сотворили с другой группой, разговор планировал короткий. Без слов.
Подкрался со спины, обхватил за шею, зажал, наклонил назад, заставив выгнуться и с силой всадил лезвие снизу-вверх в поясницу, правее от позвоночника. Удерживал, пока Кривой не перестал дёргаться и полностью не ослаб, а после отшвырнул в сторону, подальше от девушки, подошёл к ней, наклонился.
Она кудрявая, рыженькая, немного полноватая. Два кровавых пятна на одежде: на правом боку и на груди, слева, там, где сердце. Понимал, что бесполезно, но всё-таки попробовал нащупать пульс на шее. Ясно, что не нашёл.
И опять всплыло имя ‒ Серж Карцукевич. Почему? Он тоже был рыжим и толстым?
Да хватит уже думать неизвестно о ком!
Клинок по-прежнему торчал из запястья. Не убирался сам без мысленного усилия. Сначала его нужно обтереть, чтобы не тащить внутрь всякую гадость. Для этого Филин воспользовался чужой одеждой. Может, и не совсем порядочно, но хозяйке уже без разницы, а на Кривом слишком много грязи, да и сам не слишком чистый. Ну а теперь можно и скомандовать.
Лезвие задвинулось внутрь руки. Почти ничего незаметно, лишь тонкий разрез на запястье, прикрытый кожной складкой. Обычно Филин носил ещё и специальный широкий браслет, чтобы совершенно не привлекать внимания к этой своей анатомической особенности. Но здесь-то зачем?
Да-да-да, он не так прост, как кажется на первый взгляд. Филину даже нравилось, что чисто внешне он производил впечатление самого обычного парня, не слишком-то физически крепкого и не показательно крутого. Приятно было наблюдать за удивлением окружающих, когда им открывались его маленькие секреты. И скрытый клинок, вживлённый под кожу, тонкий, но суперпрочный, вылетающий наружу по мысленному приказу ‒ далеко не единственный.
Ещё у него есть электрические органы, искусственно созданные аналоги тех, что имеются у некоторых рыб, например, у угрей или скатов, способные вырабатывать высокое напряжение. Такой встроенный «электрошокер», очень полезный для самозащиты. Но и для нападения тоже. Убить не убьёт, но на время парализует.
Филин отличается от остальных людей. Он особенный. Более совершенный, более продвинутый по части сил и возможностей. Почти суперчеловек, только не придуманный, а вполне реальный.
Он потому здесь и оказался. Типа проверки, в экстремальных условиях. И даже сомнений не возникло, когда предложили. Полная уверенность, что он справится, из любой ситуации выкрутится. И то, что окажется среди тех ещё отморозков и моральных уродов, его не испугало, нисколько.
Их вытащили из тюрьмы, малолетних преступников. Набрали отбросов, потому что не жалко, наплели, что скостят срок или вообще выпустят, когда они вернутся. И, скорее всего, ещё чего-то наплели, но никак не правду. Что запустят в другой мир, словно партию лабораторных крыс, и будут смотреть: выживут ‒ не выживут и как долго протянут.
Даже видимость особой подготовки создали, обеспечили походной одеждой, запасами продовольствия. А потом выкинули в незнакомый мир мощным равнодушным пинком.
Никто и не думал об их возвращении. Только Филину достались особые привилегии и доступ к аппаратуре, возможность послать сигнал об открытии портала.
Его отправили в качестве присутствующего наблюдателя, дополнительно к датчикам, вживляемым в обязательном порядке любому заключённому. По тем можно было только отследить местонахождения и определить, жив носитель или мёртв, а Филин подробно докладывал о происходящем.
Никто другой с этой обязанностью не справился бы, давно бы прикончили. Они и между собой разборки устроили, как только поняли в какой заднице оказались, срывали злость друг на друге. И с Филином пытались разделаться, только обломались быстро. К нему незаметно не подкрадёшься, и на чужую угрозу ему есть чем ответить, и предельно ясно, кто при этом в накладе окажется. Поэтому быстро признали его исключительность и особое право, и отступились. А он и не сомневался, что так будет, и сейчас намерен не только наблюдать со стороны, вмешаться.
Вдали по-прежнему звучали выстрелы. Вторую команду не удалось застать врасплох.
Филин подобрал с земли пистолет, обронённый Кривым. Давно он не держал в руках огнестрела. Пальцы обхватили прохладную ребристую рукоять, и это касание показалось каким-то особенным, значимым. Восприятие сосредоточилось в сжимавшей оружие ладони.
И опять нахлынуло странное ощущение, особенно при взгляде на рыженькую, пустыми глазами смотрящую в небо, на бурые пятна у неё на одежде. И опять реальность поплыла, пытаясь унести куда-то. Филин вскинул руку, прицелился в один из древесных стволов, указательный палец лёг на спусковой крючок, надавил легонько.
Да что с ним? Захотелось пострелять просто так? Но и без того патронов немного.
Он опять подошёл к девушке, осмотрел кобуру, вытащил два запасных магазина, засунул в карман и снова углубился в заросли. Может, хоть теперь он не опоздает?
Лес отвечал отзвуком на каждый выстрел, будто тоже участвовал или пытался заучить наизусть происходящее и вспоминать потом, когда больше никого постороннего не останется. Филин легко определял направление по слуху. Стреляли с двух противоположных сторон, по нескольку стволов на каждую группу. Звуки накладывались друг на друга. Он не мог точно сказать с какой стороны, кто, но достаточно увидеть, чтобы определить. Своих-то питомцев Филин легко отличит от кого угодно. И вышел он удачно, ближе к ним.
Его не заметили, потому что не ожидали, и Филин без особого напряга снял одного стрелка. И, кажется, никто толком ничего не понял, что это был за выстрел неизвестно откуда, прозвучавший в случайное мгновенье тишины, после которого раздался короткий вскрик, и кусты затрепыхались, когда в них рухнуло тело. А потом и второй словил пулю. Не от Филина. От кого из тех, новеньких. Обозлился, забыл про осмотрительность, подставился. Ну и заработал. Немного постоял, пошатываясь, попытался ещё раз вскинуть руку и выстрелить, но только взмахнул пистолетом, прежде чем тоже повалиться на землю.
И тишина воцарилась, настороженная, напряжённая. В такую вслушиваешься с недоверием, ожидая подвоха.
Филин не стал обнаруживать своего присутствия. Во-первых, не уверен был, что из отморозков никого в живых не осталось, во-вторых, никакой гарантии, что и другие, увидев его, тут же не пристрелят, приняв за одного из напавших на них уродов. И объяснить ничего не успеешь, слушать не будут, не захотят зря рисковать. Поэтому он затаился до времени, отодвинулся подальше, чтобы его случайно не заметили, и наблюдал. Как ему и полагалось.
Какое-то время ничего не менялось, та же тишина, наполненная ожиданием. Оно, словно аромат, разливалось в воздухе и чувствительно давило на нервы. Так едва заметный запах дыма сообщает о приближающейся катастрофе ‒ лесном пожаре.
Наконец кто-то из новеньких осмелел, перебежал от одного дерева к другому, не решаясь сразу открыто выйти. Филин почти не успел разглядеть. Только определил ‒ точно парень, довольно высокий и крепко сложенный. Наверняка, он и подстрелил второго отморозка. А потом тот всё-таки вышел, внимательно вглядываясь в заросли напротив, двинулся вперёд, добрался до нужного места, удостоверился, что ничего больше не угрожает. Тогда и остальные появились. Ещё один парень, с ярко выраженной азиатской внешностью, и две девушки. Они по-прежнему держали оружие наготове.
Эти четверо переговорили о чём-то, а затем трое отправились в одну сторону, а высокий в другую. Скорее всего, к вездеходу. Именно ему и лучше всего показаться. Выглядит адекватным и уверенным, не станет палить сдуру.
Филин засунул пистолет за спину, за ремень на брюках, и неторопливо двинулся навстречу, готовый в любой момент поднять руки, продемонстрировав свою безоружность и мирные намерения. Вышел на открытое место, чтобы парень заметил его издалека. И тот, увидев незнакомого человека, предсказуемо вскинул пистолет.