Пак опять убрал одну руку с руля, поймал подвеску, сжал в ладони.
Ну давай, помогай что ли!
Заменить его некому. Фео не справится с вождением, Кондр, скорее всего, тоже. Значит, придётся самому, сутки, даже не думая про сон и отдых. Может, он и не настолько крутой, как Торий, но реальности до этого нет никакого дела. Можешь, не можешь ‒ не суть. Должен, и ничего не поделаешь.
Фео проснулась, села, вытерла глаза рукавом. Опять она плакала, во сне. Наяву держится, а там ‒ не получается. Слёзы сами льются, стоит ослабить контроль. Смотреть на неё больно, но эта не та боль, которая ведёт к отчаянию, от которой хочется бессильно опустить руки. Наоборот, она делает крепче и весомей то самое «должен». «Ради себя» ‒ не настолько сильная мотивация, «ради других» ‒ превращает во всемогущего, вдребезги разбивает сомнения, особенно, если можно уточнить: «ради того, кого любишь».
Если останавливались, то ненадолго. Тут тоже работало: расслабишься чуть больше и уже не сможешь двинуться дальше. Всё потом. Лес закончился, началась равнина, не такая уж и ровная, но ехать по ней в сто раз легче. Темнеть начало, и Паку жутко хотелось отцепиться наконец от руля, устало прикрыть глаза, откинуться на спинку кресла, а лучше всего ‒ завалиться прямо на пол, свернуться калачиком. Пофиг, что жёстко, ему даже подушка ни к чему, вырубится мгновенно. Наверное.
Видимо, всё-таки придётся остановиться, не на несколько минут, хотя бы на час, чтобы не заснуть прямо за рулём. Хотел сказать, но Фео опередила, крикнула:
‒ Останови! Пак, останови!
Он надавил на тормоза.
‒ Что?
‒ По-моему, я кого-то видела. ‒ Фео ткнула пальцем в сторону одного из боковых окон. ‒ Там. За холмом.
‒ Кого?
‒ Человека. Точно человека. Он что-то большое тащил за собой.
Немножко проехали вперёд и тогда уже увидели все. Сначала замерли напряжённо, не решаясь предполагать. Фео придвинулась к окну, почти прижалась лицом к стеклу.
‒ Знаете? По-моему, это Антон. Антон, ‒ повторила с надеждой. ‒ Ну точно он. ‒ Оглянулась на Пака, потребовала нетерпеливо: ‒ Поехали к нему. Поехали, скорей!
Действительно, он. Шёл, волок за собой что-то, вроде бы спальный мешок, настолько погружённый в себя, что даже не сразу услышал близкое рычание мотора. Потом всё-таки вскинул голову, заметил подъезжающий вездеход, остановился. Ждал, внимательно всматривался и не торопился радостно бросаться навстречу. Только когда разглядел за лобовым стеклом Пака, шевельнулся, плечи расслабленно опали.
Пак выбрался из вездехода, и Фео, и Кондр, а Антон продолжал смотреть им за спины, потом качнул головой и не столько спросил, сколько констатировал:
‒ И всё? Больше никого? А…
Он глянул на Фео. Наверное, хотел узнать про Диньку. Но вовремя понял: не стоит, слишком тяжело. Вот и они не стали подтверждать, да и без слов было абсолютно очевидно.
‒ А нас ещё меньше, ‒ хмыкнул Антон, и от этой его показной насмешки, стало ещё жутче. ‒ Только я и Аделька.
Аделина тоже жива? Но ведь нет её, он один. Придумал, чтоб не оказалось совсем уж невыносимо? У Пака едва не вырвалось: «Где она?» А Антон присел, перехватил по-другому спальник, который тащил. Раньше держал его за верхний край, а теперь будто обнял.
‒ Она ранена, а эти мрази вездеход угнали. Пришлось пешком, ‒ рассказывал он, устало и бесцветно. ‒ Сначала шли, а потом Аделька уже не смогла. Сил не осталось. Вот и волок её. Думал, так и придётся пилить на своих двоих до базы, а тут вы. ‒ Голос его дрогнул, смягчился. ‒ Адель, вот видишь. Я же говорил, доберёмся. Теперь на вездеходе уже быстро. Немного потерпеть осталось. Аделька, слышишь? Спишь что ли?
От последней фразы у Пака опять кольнуло в груди, и Фео всхлипнула, совсем тихо, но он расслышал. Отогнал ненужные мысли. Не надо заранее.
Аделина сидела на спальнике, если бы Антон её не поддерживал, упала бы. Безвольная, расслабленная. Глаза закрыты. Белые волосы над правым ухом стали тёмно-красными и слиплись, куртка на плече пропитана кровью.
‒ Она совсем ослабла. Заснула вроде, ‒ произнёс Антон, вскинул глаза, посмотрел на них, на троих.
Во взгляде ‒ надежда, нерешительная, но всеобъемлющая, желание верить собственным словам. И тут же сердитое предупреждение: «Не вздумайте сказать, что это не так». Но ведь и им больше всего на свете хотелось согласиться, ещё как хотелось. Поэтому просто стояли, просто смотрели. Антон по-прежнему обнимал Аделину за плечи, не пытался разбудить.
Остановили время, зависли в одном мгновении, боясь шагнуть в следующее. Ведь в нём придётся решать: узнать правду, принять правду. Совершенно не верилось, что она будет отрадной. Слишком часто в последнее приходилось им видеть смерть, и ни разу надежда не оказалась сильнее.
Пак подошёл, присел перед Аделиной на корточки, тронул лоб. Холодный, такой безразлично неестественно холодный, ни капли живого тепла. Она не дышит, и пульса нет, ни на шее, ни на запястье. Пока проверял, Антон ревниво наблюдал исподлобья за каждым его движением. И язык не повернулся ему сказать.
Да он и сам знал, не спросил, не стал опять утверждать упрямо, что Аделина просто спит. Сглотнул, желваки вздувались на скулах. Прижал её голову к своей груди. Глаза заблестели, налились влагой.
Фео отвернулась, отошла в сторону, только Кондр проговорил чуть слышно:
‒ Надо ехать.
Антон, не глядя, кивнул.
Аделину с собой не взяли, не смогли. Жутко, наверное, нечеловечно, но оставили там, под холмом, в наглухо застёгнутом спальном мешке, накрыв сверху ещё одним. Даже Антон не возразил. Достаточно и того, что их теперь всего четверо. Из двадцати. Даже из двадцати одного. Уже знание об этом сводит с ума, а если бы ещё рядом мёртвое тело. Нет, не получилось.
Свет от включённых фар метался в накрывшей мир ночной темноте, Пак ещё держался какое-то время, а потом глаза начали неудержимо слипаться. Он пару раз клюнул носом и чуть не опрокинулся на руль. Антон заметил, сменил. Хотя, он-то, наверное, устал ещё больше. Но мысли об Аделине не давали ему заснуть. И об остальных из его команды 2Б, наверное, тоже.
Пак, как и мечталось, улёгся прямо на пол, подложил локоть под голову, заснул, пожалуй, ещё на середине движения, уже сквозь сон почувствовав, как его накрыли чем-то, не разобрал, кто.
До базы добрались где-то в середине дня, никто на время не смотрел, но солнце стояло высоко. Подъехали прямо ко входу в бункер, вылезли наружу.
Совсем недавно происходило − всего несколько дней назад − почти вот то же самое: подъехали, вышли. Только вездехода было три и людей намного больше. И путь другой, который одновременно и намного длинней и короче. По ощущениям — несколько метров, а на самом деле — даже невозможно предположить, насколько протяжённо пространство между двумя мирами. Но не в том самый огромный контраст, а в их чувствах, в их ощущениях, в том, что представляли, и что получили в реальности.
Думали, душевная боль от разочарования и потерь уже не может быть сильнее, а оказалось, её глубине нет предела. Она ‒ самая настоящая бездна.
Место ни капли не изменилось, холм с бетонной аркой, и тоже бетонная площадка там, где находился портал, в данный момент совсем неразличимый. Слишком светло, а он неактивирован даже, проявится ярко, если только что-то попадёт в него. Но если попадёт именно сейчас, не пройдёт насквозь, а разлетится на элементарные частицы, поэтому нужно послать запрос на открытие, через аппаратуру в бункере.
Двинулись по коридору к металлическим воротам, все, никто не остался ждать на месте. Кондр шёл первым, перед самыми воротами растерянно замер.
− Открывай, − сказал Пак, но Кондр отступил, освобождая ему дорогу.
− Лучше ты.
Пак нашёл плитку, отделённую едва заметной щелью от монолитной бетонной поверхности, нажал. Небольшой квадрат отъехала в сторону, вперёд выдвинулась панель с окошком сканера и сенсорной клавиатурой. На мерцающие цифры Пак даже не посмотрел, сразу приложил к сканеру ладонь. Пара секунд прошла, и ворота дрогнули, поехали вниз.
Стоило войти в помещение, включился свет, озаряя уже знакомую обстановку. Грузовой вездеход стоял на месте, лестницы вели на галерею с аппаратурой. Пак направился к той, по которой уже пришлось когда-то подниматься, взбежал по ступеням. Кресло, стол, компьютер — он помнил. Остальные остались внизу.
Экран засиял, клавиатура отозвалась под пальцами легкими щелчками, курсор заметался. Это он тоже помнил, куда надо зайти, чтобы отправить запрос на активизацию портала. Вбил своё имя в открывшееся окошко, опять приложил ладонь к подсоединённому сканеру, когда потребовалось подтвердить личность. Он и в прошлый раз проделал весь путь, просто так, только на последнее «ОК» не нажал, когда появился вопрос: «Отправить?» А теперь даже не раздумывал, да даже не прочитал толком, когда зажглась нужная кнопка, щелкнул по клавише.
Выскочила надпись: «Запрос на активизацию портала отправлен». И сколько теперь ждать, пока он дойдёт, пока на него отреагируют? Больше никаких сообщений, а ведь было бы логично, если бы ещё написали, например: «Портал будет активирован через десять минут», ну или через полчаса, через час. Не через сутки же.
Пак спустился вниз, Фео встретила его вопросом:
− Получилось?
А что он мог сказать?
− Запрос я отправил.
− И когда откроется?
Не хотелось отвечать: «Не знаю», совсем не хотелось. Всё равно, что расписаться в бессилии, в бессмысленности их устремлений.
− Скоро. Наверное. Там ничего не было написано про это. Но можно ведь проверить.
Вышли из бункера, опять все вместе, Антон вяло тащился последним. На лице безучастное выражение. Словно руководствовался принципом: не важно, куда и зачем, все пошли, и я пошёл. Остановились у края бетонной площадки, уставились в пространство над ней, пытаясь разглядеть призрачную сеть и вспышки разрядов. И не увидели ничего. Пару раз сверкнуло что-то, но могло и привидеться, уж слишком напряжённо смотрели.