В памяти всплыла одна из любимых прибауток отчима: гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Кузьма не сомневался в точности нарисованной Грибом карты, да только вот расстояние на ней не передашь, а оно, если верить рассказам бывалых сталкеров, зачастую имеет огромное значение. Те же фильтры для противогаза рассчитаны на определенное время работы, и если не взял с собой про запас, надеясь, что успеешь вернуться до критического момента, в случае непредвиденной задержки рискуешь навсегда остаться на поверхности.
Кузьма тряхнул головой, гоня прочь неприятные мысли (не хватало таким настроем беду накликать), и снова сфокусировался на листе бумаги. Груздев тем временем закончил рисовать карту и небрежно обвел слияние двух узких полосок в одну широкую полосу.
– Вот здесь, на островке перед аллеей Октябрьского проспекта, стоит танк.
– Настоящий?!
В глазах Кузьмы вспыхнул огонек неподдельного интереса. О танках юноша знал немного, только то, что рассказывали ему Знахарь и отчим в редкие минуты разговоров о прошлом.
– Ну конечно настоящий.
Кузьма открыл рот от удивления. Даже тех скудных знаний из бесед со взрослыми хватало, чтобы понять, что танк для их убежища стал бы мощным аргументом защиты от всяких тварей.
– Неужели никто так и не додумался скатить танк с постамента и пригнать на территорию комбината?
Гриб снисходительно усмехнулся:
– Без двигателя это просто груда фонящего железа и не более того. Да и какой в нем толк? Снарядов нет и достать неоткуда. Не догадываешься, почему я про него рассказал?
Кузьма помотал головой.
– А вот чтобы такие ненужные мысли в твою голову не лезли. Это памятник, а не боевая машина. Так что время на него не трать, а иди через дорогу к стадиону. Вот в этом доме я жил раньше. – Груздев заштриховал маленький квадратик позади обозначающего спортивное сооружение овала. – Зайдешь в подъезд, поднимешься на пятый этаж, войдешь в первую квартиру справа. В маленькой комнате в конце коридора увидишь деревянную этажерку. На одной из полок, не помню точно на какой, лежит альбом с семейными фотографиями. Все понял? Ну тогда иди переодевайся, а я решу вопрос с выходом на поверхность.
Еще до встречи с Грибом Кузьма решил позвать с собой Пашку Шульгина. На то было три причины.
Первая, и самая важная, – маскировка. Это сейчас, благодаря помощи Гриба, проблем с допуском наружу не будет, а десять минут назад Кузьма об этом не знал, потому и решил подстраховаться. Редко кто из сталкеров ходил в одиночные рейды. В основном на поверхность всегда поднимались с напарником. Так и спокойнее, когда знаешь, что спину есть кому прикрыть, и надежнее – в том плане, что добыча, какой бы большой и тяжелой она ни была, окажется в закромах убежища. Вот Кузьма и решил, что его появление возле шлюза с Паштетом не привлечет внимания хромого и кривого на один глаз Лехи Миклина, прозванного Вахтером за практически бессменное дежурство у выхода на поверхность.
Второй причиной был виденный Кузьмой сон, где он с Пашкой стоял возле затянутой плющом панельной пятиэтажки. Что это, как не сон в руку? Раз так, друг должен сопровождать его не только в ночных грезах, но и наяву.
Ну а третья заключалась в маниакальном желании Шульгина как можно быстрее стать сталкером. Кузьма не сомневался: Паштет с радостью примет его предложение без лишних вопросов.
Пашка оказался на месте.
– Тебе повезло, – небрежно сказал он, кивком приглашая друга зайти в отсек. – Загляни ты чуть позже, и мы бы разминулись.
Кузьма переступил через порог, снял ботинки и, отодвинув рукой потрепанную рогожку, шагнул из небольшого закутка в узкую комнату, как две капли воды похожую на его собственное жилище. Даже откидные кровати были одинаковые, только вот одна из них давно пустовала.
Пашкин отец погиб, выполняя важное задание. Сперва Паштета хотели определить к кому-нибудь из сталкеров-одиночек на проживание и дальнейшее воспитание, но потом оставили в покое. Решили – это будет ни к чему. На тот момент Пашке исполнилось тринадцать, и он многое знал и умел благодаря урокам отца. Да и соседка приглядывала за ним. Поговаривали, у нее с Пашкиным отцом был роман, но узаконить отношения они так и не успели.
Кузьма заметил на кровати друга лежащий кверху обложкой томик «Сердца трех» Джека Лондона и улыбнулся. Эта книга среди ребят убежища ходила из рук в руки, и очередь на нее была расписана чуть ли не на год вперед. На ознакомление с увлекательным произведением давалось три месяца, потом роман забирал следующий счастливчик. В свое время Кузьма едва успел дочитать «Сердца трех» до конца – так много навалилось на него разных дел. Он читал урывками перед сном и рано утром и очень переживал, что так и не узнает, чем закончилась история Генри, Френсиса и прекрасной Леонсии.
На предложение сходить с ним на поверхность Пашка ответил воплем индейца, как он сам называл оглушительное улюлюканье.
– Когда выходим? – спросил он, радостно потирая руки.
– Сегодня. Собирайся, жду тебя в раздевалке.
– А чего мне собираться? Ща трикотаны скину, надену камуфлу – и вперед.
Судьба благоволит смелым. Эту фразу отчима Кузьма не раз вспомнил по пути в раздевалку. Обычно в коридорах убежища всегда кто-то есть, но сегодня им с Паштетом никто не попался навстречу. В раздевалке тоже никого не оказалось, что было им на руку. По-любому начали бы спрашивать, зачем парни пришли. И если Кузьма еще мог сослаться на Испытание, полагая, что рядовые сталкеры не знают о несправедливом решении Зубра, то вот с Пашкой такой номер вряд ли бы прокатил.
В убежище строго следили за дисциплиной среди подростков, на корню пресекая попытки самоуправства. В этом случае даже заступничество Гриба мало чем могло помочь. Да он бы, наверное, и помогать не стал. Правила придуманы для всех, в том числе и для членов Совета убежища. Одно из этих правил гласит: путь наверх открыт только после шестнадцатилетия.
Несмотря на строгие ограничения выхода на поверхность, ОЗК и противогазы были у каждого подростка. Ребят учили быстро надевать средства индивидуальной защиты и осторожно, чтобы не натрясти радиоактивной пыли, снимать их. Проводили тренировки в полном облачении, заставляя мальчишек и девчонок таскать из одного конца коридора в другой тяжеленные, наполненные землей мешки. Делалось это не ради забавы. При возникновении нештатной ситуации потребовались бы дополнительные рабочие руки для эвакуации пострадавших в безопасные зоны убежища. Эта обязанность по умолчанию возлагалась на подрастающее поколение, ведь взрослым в это время будет не до того. На их плечи ляжет задача устранить проблему и ее последствия.
Стоя возле своих шкафчиков, Кузьма и Пашка облачились в ОЗК, плотно затянули хлястики на руках и ногах, надели противогазы. Это была необходимая мера предосторожности – на случай, если кто-то заглянет в раздевалку или попадется навстречу, когда они пойдут к шлюзу. Резиновая маска надежно скрывала лицо, а сквозь круглые стекла очков можно было лишь разглядеть разрез глаз да цвет радужки и не более того. Последним делом ребята взяли из шкафчиков арбалеты, закрепили на поясе плоские кофры с запасом заточенных прутков арматуры и вышли из раздевалки.
Глава 14Самоволка
Вахтер клевал носом, сидя на стуле спиной к двери шлюза. Кузьма почувствовал нарастающее разочарование: Гриб его обманул. Предупреди он Миклина о предстоящем выходе на поверхность, тот бы не дрых сейчас на посту.
«А вдруг он решил сдать меня Зубру?» – с тревогой подумал Кузьма.
Паштет дернул друга за рукав. Когда тот повернулся к нему, скрипнул резиной противогаза, вплотную прижимаясь к его лбу, и глухо пробубнил:
– Что делать будем?
– Вахтера будить.
Кузьма шагнул к тихо сопящему носом часовому и сильно встряхнул за плечо:
– Приказ коменданта! Открывай шлюз!
– А? Что? – Миклин подпрыгнул на стуле, ворочая по сторонам маленькой головой с глубокими залысинами на выпуклом лбу. Увидел стоящих перед ним подростков, захлопал ресницами правого глаза, левый закрывала черная блямба на шнурке.
– Приказ коменданта. Открывай шлюз, – повторил Кузьма и мысленно обругал себя за неожиданную дрожь в голосе. Зря расстраивался. Воняющая резиной противогазная маска исказила голос до неузнаваемости.
– Вы кто такие?
– Сталкеры мы, – буркнул Паштет. – Глаз спросонья протри, коль не видишь.
«Зря ты, Пашка, это сказанул», – подумал Кузьма, но у Миклина насчет Пашкиных слов было другое мнение.
В убежище каждый выполнял ту или иную работу, за что получал продовольственный паек и необходимые в скудном быту товары вроде того же мыла, например. За любую провинность следовало наказание в зависимости от тяжести проступка. Сон на посту мог стоить Миклину должности охранника и дополнительных выплат продовольствием за вредные условия работы. (Результатом вылазок на поверхность стало заметное превышение радиационного фона в коридоре перед шлюзом по сравнению с другими участками бомбаря.) В лучшем случае его ждала работа на ферме за гораздо меньшую пайку. В худшем – из-за увечий Вахтера вообще могли перевести в разряд иждивенцев и выдавать максимально урезанный паек. Последнего Леха боялся больше всего.
Не говоря ни слова, Миклин встал со стула, снял с вешалки длинный прорезиненный плащ, всунул руки в рукава и затянул хлястики все до одного. После чего надел противогаз, проковылял к входу в шлюз, схватился обеими руками за штурвал и резко повернул влево. Толстые пальцы ригелей с щелчками вышли из пазов. Вахтер проделал со второй створкой ту же операцию, надел рукоятку на штырь привода и открыл гермодверь.
Не веря своему счастью, Кузьма прошел мимо охранника на деревянных ногах. Следом за ним шагал Паштет, тяжело шлепая подошвами резиновых бахил.
Пройдя несколько шагов по широкому «предбаннику», приятели остановились возле наружной двери. Отполированные сотнями прикосновений штурвалы тускло блестели в свете маломощных ламп. Кузьма потянулся к одному из них, но вовремя отдернул руку и покосился на Вахтера.