– Так и будем сидеть и ждать? – не унимался Сомов.
Планы безусловно были, но были и сомнения. Я непременно хотел дойти до Питера и убедиться своими глазами в том, что убежище уничтожено. Имею ли я право рисковать с учетом того, что в группе один необстрелянный боец? Вспомнился разговор с Борисовичем, поэтому с ответом я не торопился. Решать сообща было бесполезно, я не сомневался, что оба выскажутся за совершение такого рейда, необходимо было решать самостоятельно. Согласовывать ни с кем не нужно было, как заместитель руководителя проекта я был вправе принимать любые решения исходя из обстановки. В очередной раз пришли на помощь вновь обретенные способности. Не смотря ни на что, я знал, что идти в Питер необходимо.
– Сидеть и ждать не в наших правилах, – ответил я Сомову. – Пойдем в Питер, есть возражения?
Возражений не последовало. Я вызвал на связь Водолея, попросил проработать маршрут и оценить его безопасность. Какие-то наработки уже были. Группа, которая до нас была в Питере затратила на это три дня, но за это время обстановка изменилась, это нужно было учитывать. Последнее время я старался не беспокоить лишний раз Водолея. При моем вызове, имеющем высший приоритет, он прекращал сеанс связи с другими абонентами, а там в это время могли решаться вопросы куда более важные, чем прокладка маршрута из точки «А» в точку «Б». Через несколько минут информационная система скафандра сообщила о получении примерного маршрута от Водолея. Какое-то время затратили на его обсуждение. Выезд назначили на следующий день.
Первые километры пути заставили вспомнить время первых выходов на поверхность. БТР повышенной проходимости едва справлялся с заносами и толстым снежным покровом. Я не сомневался, что через год, максимум два движение по поверхности станет возможно только на снегоходах и транспорте на воздушной подушке. Даже гусеничная техника, от использования которой мы отказались, вряд ли пройдет. Приходилось делать частые остановки и тщательно выбирать дальнейший путь. Несколько раз приходилось отклоняться от запланированного маршрута, о чем немедленно сообщал Водолей. Я не представлял, как удалось пройти группе до нас, потому что даже по прошествии года мы едва находили проходы между многочисленными зонами заражения. От движения по прямой отказались сразу, была надежда на то, что удастся обнаружить выживших и вывести их в убежище. На вторые сутки пути мы уже таких надежд не питали. За все время пути мы не встретили следов пребывания человека, только заброшенные поселки. На то, что в разрушенных городах кто-то выжил, было еще меньше надежды, радиационный фон был слишком велик. Даже те поселки, которые были у нас отмечены как жилые по результатам рейда первой группы, были оставлены. Полное отсутствие людей угнетало. Мы сознательно избегали некогда оживленных трасс и крупных городов, опыт уже был и не малый. Если для обхода зоны заражения необходимо было искать объезд, то предпочтение отдавали более северному маршруту. О наличии ранее разветвленной сети дорог напоминали только кое-где сохранившиеся указатели, напоминая о том что раньше до того или иного города оставалось определенное расстояние. Теперь эти расстояния измерялись на километрами, а днями пути и дозой, исправно фиксируемой системой мониторинга скафандра. Мы сильно отклонились к северу от маршрута и вторую его половину проделали почти по прямой. О том, что приближаемся к конечной точке нашего маршрута, можно было судить по повышению уровня заражения и степени разрушений.
К тому, что предстало перед глазами я был не готов. Одноэтажные дома были почти полностью заметены снегом. Причина была не только в толщине снега. Какое-то время мы уже двигались по затопленному району. Уровень воды перед долгой зимой вырос минимум на полтора метра, после чего поверхность замерзла и покрылась толстым слоем снега. Перед нами была снежная равнина из которой повсеместно возвышались остовы зданий и сооружений, напоминая о том, что когда-то здесь были люди. Хотелось надеяться, что перед наводнением, уцелевшие люди, успели покинуть эти районы, но, скорее всего это было не так. Слишком мало было людей в убежище, которые раньше были в этих районах или что-нибудь могли о них рассказать. Память послушно выдала воспоминания последних дней перед вахтой и последующей катастрофой. В этих местах начиналась история моего участия в проекте и с этим было связано много воспоминаний. Казалось, что все это было вчера.
За неделю до Нового года мы с Аленой прилетели на частном самолете. В убежище, на окраине Питера у нас еще были дела, поэтому нас встречали. Оно ничем не отличалось от других, только было более современным что ли, чувствовалась близость к мегаполису. Это было и хорошо и плохо, одновременно. Хорошо, потому что были шансы успеть эвакуировать людей из города, а плохо потому что само убежище, с большой долей вероятности, в случае начала войны, попадало в зону поражения. В этом убежище я уже был, когда все начиналось.
Тогда нас встретил майор Алейников, который недавно вышел с вахты и возглавил этот объект. Мы были уже знакомы. Он полностью оправдывал свой радиопозывной «Бугай». На вид ему было чуть за тридцать, на самом деле далеко за пятьдесят. Один из немногих, у кого было на счету две полные вахты по десять лет. Ростом много ниже Сомова, он не уступал ему по ширине плеч. Ладони в полтора раза больше моих не оставляли сомнений в его физических данных. Не сомневаюсь, что при желании он сможет разогнуть подкову или забить гвоздь голыми руками. Вместе с тем, он не производил впечатление неповоротливого или сколько-нибудь неуклюжего человека. Крепко сбитый, подвижный, энергичный человек. Он напоминал мне легендарных цирковых силачей начала прошлого века, какими их изображали на афишах. Басовитый голос только усиливал это впечатление и невольно располагал к себе, заставляя улыбаться в ответ. Он не удивился тому, что мы хотели ознакомиться с убежищем и сам сопровождал нас. На третий день мы поняли, что нам здесь делать нечего. У Олега Геннадьевича все было под контролем. Вопросы, которые возникли при приеме объекта, к нашему приезду были уже решены. Сразу после вахты находиться постоянно под землей было непросто, поэтому нашему приезду он был только рад. Интересовался, как обстоят дела в других убежищах и с интересом слушал об этом. По умолчанию, о мрачных прогнозах мы тогда не говорили.
Нам с Аленой было не до того. Перед отъездом под надуманными предлогами мы забрали наши старые паспорта и решили пожениться, тайком от всех. На третий день мы покинули убежище, пообещав обязательно навестить перед отъездом. От варианта разместиться в особняке ее родителей на другом конце города, мы отказались сразу. Слишком далеко от убежища. Накануне свадьбы разместились в гостинице. Тогда я первый раз узнал о размере подъемного пособия, и был немало удивлен. Сумма была чуть меньше той, которая уже была на моих счетах. Это обстоятельство пришлось весьма кстати. Меньше чем за сутки нам нужно было подготовиться к свадьбе, включая платья и костюмы, лимузин и программу отдыха. Деньги в том мире творили чудеса. На полдень следующего дня было назначено время регистрации. Мы всерьез обсуждали вопрос о том, чтобы свадебные наряды заменить скафандрами. В том безумном мире этим никого не удивили бы, но здравый смысл тогда взял верх. Тогда же она заявила о намерении взять мою фамилию. С учетом научной династии, я на этом не настаивал.
Регистратора не удивило полное отсутствие свидетелей и родных, все необходимые формальности были завершены. Мы вернулись в гостиницу и, не сговариваясь, отменили все намеченные мероприятия по программе отдыха. Сейчас это казалось лишним. За оставшиеся трое суток мы обошли пешком почти весь город. Гуляли, наслаждались в меру морозной погодой и видами предпраздничного города. Время перед Новым годом было особенным. Люди спешили завершить свои дела перед затяжными праздниками. Повсюду царило оживление и суета. В вечерние часы город преображался, заливаясь гирляндами разноцветных огней. Я понял, что за время подготовки отвык от многолюдных улиц, светофоров, от людей, занятых своими делами, потоков транспорта. Казалось бы, беспричинное гнетущее настроение на третий день начало усиливаться. Алена заговорила об этом первая.
– … Ты никогда не думал оставить проект?
– Знаешь, я не так долго в проекте, чтобы думать об этом. Ты хочешь выйти из проекта?
– Наверное, нет, – она задумалась. – Я не хочу покидать этот город… навсегда.
В трех словах она смогла передать то, что подсознательно беспокоило меня все это время. Наш отпуск был больше похож на прощание с городом. Как я мог ее успокоить? Я не сомневался, что катастрофа неизбежна. Прошла молодая пара, целуясь на ходу и радуясь жизни. Они обречены. Молодая семья с пакетами вышла из магазина напротив. Загружают подарки в багажник машины, рядом бегают счастливые дети, радуясь наступающему празднику. Они тоже обречены. Пожилая пара… все вокруг…Мир изменился. Не сам мир, он остался прежним, изменилось его восприятие. Если бы был тогда хоть один шанс предотвратить неизбежное, я бы им воспользовался. Думаю, что не только я. Предчувствие не отпускало до тех пор, пока мы не вернулись накануне Нового года в «Омега-центр», где провели праздники в кругу семьи.
Голос Ильи вырвал меня из воспоминаний.
– Вижу огни на горизонте, – он был наблюдателем и первым заметил свет.
Не дожидаясь команды, Сомов остановил БТР. Изнутри был ограниченный обзор, уже спускались сумерки. Выбрался на броню и осмотрелся. Ни одного знакомого ориентира. На горизонте, действительно, полыхало зарево, похожее на отсвет пожара или северного сияния. Но это было совсем другое. Горизонт был укутан паром, подсвеченным снизу красным светом. Догадка стала реальностью, когда подъехали ближе. На месте убежища просматривался купол защитного поля, укутанный паром. Сам купол едва заметно пульсировал, повышая и без того тревожные ожидания. Достал коммуникатор, подключил к шлему. Думал, что уже не пригодится. В ожидании вызова прошла вечность, прежде чем я услышал знакомый голос.