– Я понял, спасибо командор. Какие будут дальнейшие указания? К чему готовиться?
– Отдыхать и восстанавливаться на базе, Борисович тоже будет рад. На все про все пять дней, – встал и пошел в кабину пилотов.
От таких указаний я потерял дар речи, в счастье не верилось, даже глаза прикрыл от удовольствия. Алена, которая во время полета не находила себе места, перемещаясь между кабиной пилотов, Сомовым и мной, наконец то заняла место рядом со мной.
– Я поговорил с твоим отцом…
– Я знаю, – Алена улыбалась – похоже у нас медовый месяц?
– Всего пять дней, – я обнял ее за плечи.
– Целых пять дней, – поправила она меня.
После приземления на знакомой полосе в лесу, мы поехали на базу на своем мародерском БТРе. Сомова перенесли в другой и, в сопровождении медиков и командора, он отправился в другую сторону, куда точно мне было пока неизвестно, но я догадывался.
Глава 4. Проект «Омега»
"Тактика выигрывает битву, а стратегия – войну"
Сунь-цзы. Искусство войны.
Возвращались на базу как домой, было приятно. Борисович встречал нас по всем законам гостеприимства, разве что без хлеба и соли, зато протопленной докрасна баней, куда и отправил нас едва ли не с порога. Ожидаемых вопросов о Сомове не последовало, очевидно, уже был в курсе. Оставалось только догадываться откуда, или не в его правилах было задавать вопросы. Собрались было за оставленными вещами в убежище, но оказалось, что они уже в наших комнатах, о чем он нам и сообщил. Его не удивило, то обстоятельство, что мы пошли в баню вместе с Аленой, как и то, что после ужина мы снесли свои вещи в двухместную комнату, попросторнее. Во время ужина, Алена, по обыкновению ушла на кухню и о чем-то недолго шепталась с Татьяной. Все это было на втором плане, главным для меня стал тот факт, что теперь я в этой жизни не один. Это было давно забытое чувство, которое радовало и пугало одновременно, извлекая из памяти тяжелые воспоминания о потере близких. С этого дня и на протяжении всего отпуска, мы с Аленой не расставались ни на минуту. Временами чувствовали себя гостями на какой-нибудь базе отдыха, а не там где совсем недавно доводили себя до изнурения постоянными тренировками и занятиями, от этого становилось неловко. От нашей помощи в бытовых вопросах и охране Борисович категорически отказался, мотивируя тем, что сам прекрасно справляется и сильно обидится, если мы поступим иначе.
Пару раз, в удачную погоду мы сходили в лес за грибами и даже на рыбалке были вместе. Ощущение, что знакомы тысячу лет не покидало. Вначале было договорились, что о проекте на отдыхе ни слова, но постепенно этот уговор сошел на нет, так или иначе, разговоры касались проекта и к нему же впоследствии сводились. Выходило по закону финских лесорубов: «В лесу говорим о женщинах, с женщинами – о лесе». Это обстоятельство нас не беспокоило, однако первый серьезный вопрос с моей стороны касался мамы Алены. Если с позицией Виталия Семеновича было все понятно, ожидаемой бури эмоций с выговором об обманутом доверии не последовало, что уже хорошо, то вот с отношением ее мамы было пока непонятно. Об этом я и спросил Алену.
– Она знает, и одобрила мой выбор. Она вообще мне доверяет, мы можно сказать лучшие подруги.
– Познакомить собираешься? Кто знает, будет на это время потом или нет.
– Обязательно, она должна будет приехать сюда, как освободится. Ты ее видел уже.
– Что-то не припомню, – честно признался, не стараясь даже сосредоточиться.
– Она приезжала сюда с медиками, в первый день, вспомнил?
– Вспомнил, – на память пришла волевая женщина приятной наружности, больше некому. -Теперь понятно в кого ты такая.
– Какая? – Алена кокетничала, напрашиваясь на комплименты, что было не часто.
– Самая красивая и умная. И если ты не знала – я тебя люблю.
– Я тебя тоже.
Короткие беседы происходили не редко, мы старались узнать друг друга как можно лучше. Разговаривали обо всем на свете, включая детские воспоминания и первую встречу, однако были и закрытые темы, которых коснувшись однажды, мы больше предпочитали не поднимать. Одной из таких тем было ожидание грядущей катастрофы, другая касалась заграничного периода моей жизни и потери родителей. Вопрос о детях, неизбежно возникающий у взрослых людей, начинающих отношения и совместную жизнь тоже попал в это число. Оказалось, что Алена пока не может иметь детей. Она в медицинских терминах, как будто ставила диагноз пациенту, а не говорила о себе, объяснила причины этого, которые сводились к врожденной патологии, была только одна надежда на излечение в капсуле. Выяснилось, что кроме ее мамы и меня, об этом больше никто не знает, включая Виталия Семеновича, иначе ее участие в группе может оказаться под угрозой, а в научный отдел уходить она не хотела. Этот факт во многом объяснял для меня ее мотивы, но не был определяющим и никак не мог повлиять на наши отношения.
Что касается самого проекта, от Алены я с каждым днем узнавал много нового, становясь такой же частью проекта, как и она. Особенно красочно она рассказывала о возможностях боевого скафандра, как на ее месте любая другая рассказывала бы о бесподобной красоте платья из бутика или сумочке невероятного кораллового цвета. Остальное я должен буду увидеть своими глазами и узнать до вахты. Выяснилось, что скафандры обладают уникальной системой маскировки, становясь практически невидимыми. В это мне верилось с трудом, как и во многое другое, что она рассказывала. В подтверждение своих слов она спросила:
– Помнишь тепловое пятно на экране, когда я ночью разбудила тебя? Мы еще долго потом разговаривали.
– Конечно, – мне бы еще не помнить, я не забыл ее сбивчивые признания в любви.
– А неизвестные следы на поверхности? Ты на них несколько раз обращал внимание.
– И что? Подожди, ты хочешь сказать, что помимо нас на базе еще кто-то есть?
– Сейчас нет, но были. Наблюдатели. Они в боевых скафандрах, поэтому ты их и не видел. Я просто знаю, что искать, поэтому иногда видела и сейчас узнаю, если появятся. Они были не постоянно, периодически, вмешиваться не имеют права, только наблюдают.
– Почему раньше не сказала? – мне стало неуютно.
– Во-первых: у них тоже задание, во-вторых: ты не спрашивал, а мне категорически запретили об этом говорить.
– Ты и сейчас говоришь, только то, что тебе разрешают? – я говорил немного резко, но ничего с этим не мог поделать. Не люблю, когда не договаривают или не доверяют.
Однако Алена нисколько не обиделась.
– Не подумай ничего плохого и не обижайся. О проекте ты не знаешь и десятой его части. Все и сразу я тебе рассказать не смогу, всему свое время, на это понадобится не один месяц. Я сама не уверена, все ли я знаю о проекте. Есть вещи, которые я вообще никому не должна говорить, касается это в основном исследований. От этого мне иногда самой тяжело, но таковы условия и я на них согласилась.
– Пожалуй, ты права, извини, – она действительно была права, это не ее тайны.
– Есть еще одно, что меня тяготит, – немного подумав, продолжила Алена.
– Продолжай, – я приготовился услышать очередную дозу правды, похоже, она решила избавиться от всех недомолвок в предпоследний день отдыха и настроена серьезно.
– Я одиннадцатый участник группы, – она смотрела на мою реакцию, но ее не было. Я просто не мог пока этого осознать, ждал продолжения и оно последовало.
– Один из нас, я или Сомов должны были в конце подготовки уйти из группы, возможность того, что ты не пройдешь курс даже не рассматривалась, в группе всего две вакансии. Скорее всего, это была бы я, мне предложили бы перейти в научный отдел, меня там хотят видеть. Теперь, когда Сомова уже поместили в капсулу, скорее всего так и будет. Я буду тебя ждать, даже если для этого потребуется вечность.
Задавать вопросы, почему мне не сказали, что, зачем и как так – было глупо и не по адресу, но такое меня точно не устраивало. Если вместе, то до конца.
– Что ты предлагаешь? – я надеялся, что у нее есть решение.
– Я не знаю.
Мы шли по тропе вдоль реки, но до красот золотой осени уже и дела не было, молчали. Я думал, как можно исправить ситуацию и в конце тоннеля появился свет, призрачная возможность.
– Сомова сейчас поместили в одиннадцатую капсулу, резервную и до конца вахты он останется там, правильно я понимаю?
– Правильно, – она пока не знала, к чему я веду разговор.
– Еще десять освободятся в ближайшее время, и мы их сменим, правильно?
– Ну да, верно
– Тогда в чем проблема? Капсул же двенадцать и одна неисправная, тринадцатая.
– Тогда резервной не останется, никто на это не пойдет, – она догадалась.
– Так есть же двенадцатая, – я настаивал.
– Там собака, долгосрочный эксперимент, рассчитан на пятьдесят лет, – как неразумному ребенку толковала она мне.
– И что вы нового хотите узнать за пятьдесят лет, чего нельзя было узнать почти за сорок? – задал я последний вопрос.
Она задумалась теперь надолго, стереотипы менять трудно.
– А ведь ты прав, программа уже давно выполнена, я могу поговорить с мамой, думаю это возможно. Только вот отец…
– Это я возьму на себя. Если сейчас все намного серьезней, чем обычно, я думаю, что смогу его убедить.
– Поясни.
– Если катастрофа неизбежна, это будет последняя вахта, в таком случае каждый человек, способный решать широкий круг задач, будет на вес золота. Мне нужны вы оба, и ты и Сомов, и наши отношения тут не причем.
– Теперь поняла, осталось дело за малым, убедить всех, от кого это решение зависит.
Знакомство с Лидией Михайловной состоялось на следующий день. Она приехала до обеда и, судя по всему, не надолго. Устроили обед пораньше, хотя она и пыталась протестовать. Она оказалась легкой в общении, но иногда проскальзывали командные нотки, особенно когда интересовалась мнением Алены по тому или иному поводу. У меня же сначала сложилось впечатление, что меня рассматрив