Все становилось на свои места. Неразрешимый вопрос, почему одни подлежат эвакуации, а другие – нет, отпал. Этот вопрос мне иногда не давал покоя, но я загонял его поглубже, оправдываясь тем, что всех спасти невозможно. Значит у программы, как я и предполагал, есть закрытая часть, второе дно. Каждое убежище должно заработать подобно сердцу, разгоняющему кровь по организму, в роли которой сейчас должны стать беженцы, перемещаемые по безопасным маршрутам. Но спасенных могут оказаться миллионы, нет скорее тысячи, судя по тому, что мне уже пришлось видеть. Ну или десятки тысяч, в лучшем случае. «Омега–центр» такое количество все равно принять не сможет. Даже если расширится в несколько раз, ресурсов не хватит. Где размещать людей? Какие дальнейшие планы? Этого я не знал, как и никто из присутствующих, вопросы задавать бесполезно. На лицах соратников читалось недоумение и только. Даже Сомов молчал.
– Что решаем, командир? – вернул меня Леший к действительности.
– Колонну поведет один из нас, а вот наш дальнейший маршрут придется пересмотреть. Я намерен в первую очередь отыскать Виталия Семеновича, пока все не зашло слишком далеко. Если эвакуация с двух объектов пройдет успешно, у нас в запасе появится много времени.
Обсуждение, кто из группы пойдет проводником, закончилось моим волевым решением. Желающих возвращаться не было. Дальше нам предстояло двигаться впятером. Алена и Сомов мне были нужны, от этого зависело выполнение задачи. Томский нужен был, как человек, способный возглавить автономную группу, возможность разделения на две группы я не исключал. Сургут сможет стать проводником из Владимира, он родом из Москвы, да и путь ему предстоит куда дольше. Оставался только Филин. Мое решение он принял без возражения, очевидно и сам понимая мотивы этого, но настроение у него упало. До конца совещания он молчал.
Начались сборы. Возникла мысль заехать в убежище в Ижевске, отдохнуть пару дней, пополнить запасы. Единогласно такое решение было отвергнуто. Лишних четыреста километров и трое суток потерянного времени сыграли в этом не последнюю роль. Я же знал еще и другое. Выполнение задания прерывать нельзя. На восстановление двух дней не хватит, а вот слаженность и боевой настрой будет потерян. Потом придется заново включаться в боевой режим, а обстановка к длительной адаптации не располагала. Запасы и боекомплект пополнили за счет группы Бородина, забив грузовой БТР до отказа. Тем самым освободили место для минометчиков. А вот для минометов и ящиков уже не было места. Их транспорт пока оставили в общине, осушив баки, пополнили свои запасы под горловину. После долгих уговоров Сомова, я согласился погрузить один миномет в БТР и ящик с минами к нему. Сомов выразил готовность спать на этом ящике, если потребуется. Вспомнив аналогичный спор по поводу транспорта, я пришел к выводу, что интуиция есть не только у меня и согласился. Остальные минометы оставили на хранение у общины. Больших усилий стоило уговорить на такое решение старшего лейтенанта Котова, командира минометчиков. Только после заверений с нашей стороны, что при первой возможности вооружение будет доставлено в убежище, он успокоился. Для него это был вопрос чести и сохранения подразделения как боевой единицы. Сознание упорно цеплялось за прошлое, а может это нечто сродни сохранению боевого знамени части, погибшей в огне ядерного взрыва, не знаю. Но такое поведение заставило меня еще больше уважать молодого командира. На него у Бородина уже были свои виды. Свою способность выжить, продолжая выполнять задачу, он уже доказал, это главное. У него был стержень, остальное вопрос подготовки и опыта.
Выехали в обед и через два часа пересекли некогда оживленную трассу, соединяющую Пермь и Киров. В поселке на четыре улицы, недалеко от дороги не было ни одной живой души, так же как и по пути сюда и дальше до разветвления маршрутов. Находясь на границе зоны заражения и пути следования колонн беженцев, они были заражены, сохраняя на себе следы повышенной радиации. Другой поселок, расположенный на значительном удалении от дороги встречал нас признаками обитаемости. Не далее как неделю назад, Бородин уже здесь побывал и встречали его как дорого гостя. Он познакомил нас со старшиной общины и заявил о необходимости короткой остановки. Нам же смысла задерживаться здесь не было. Долгих прощаний не было. Пожелали друг другу счастливого пути в надежде на скорую встречу и мы продолжили движение.
Выезжать на трассу не торопились, к вечеру преодолели почти триста километров и выехали на границу зоны заражения вокруг Кирова. Ночевали в заброшенной деревне. Только к обеду следующего дня обошли зоны заражения по просекам и второстепенным дорогам вокруг города выехали из опасной зоны. К поселку недалеко от границы с Костромской областью выехали на следующий день. Дальше наш маршрут до Владимира больше напоминал петляние зайца, уходящего от погони и старательно запутывающего следы, петель разве что не делали. Необходимо было выполнять три основных условия. Избегать ранее оживленных трасс и населенных пунктов на них, они были заражены. Обходить зоны заражения на месте больших и средних городов. Постараться избежать захода в малые города, обстановка в них была непредсказуемая и могла надолго нас задержать, этого мы позволить себе не могли. Еще одним необязательным условием было наличие устойчивой общины, готовой к сотрудничеству. Главным требованием оставалась безопасность маршрута.
Полторы тысячи километров растянулись почти вдвое и заняли две недели пути. За это время мы сильно изменились. У меня даже возникала мысль оставить один БТР, чтобы не оставлять никого из группы в одиночестве во время движения. Сомов ушел в себя. Его состояние было похоже на то, которое я уже наблюдал когда-то в убежище, во время подготовки. Томский, в начале пути охотно делившийся своими умозаключениями и прогнозами, теперь с трудом отвечал на вопросы, занятый своими мыслями. Алена в один из дней, когда мы остались наедине начала разговор, который закончился истерикой. Защитные системы организма не выдерживали. Чего только я не наслушался, но она выговорилась, ей стало легче, чего не скажешь про меня. Сургут держался особняком, но неожиданно пришел мне на помощь, стараясь как-то повлиять на обстановку.
Причины для этого были, я никого не винил. Когда было совсем трудно, я разговаривал с Водолеем, подключая при желании к этому любого из команды. Если раньше в конце дневного перехода мы обязательно находили общину и останавливались на ночлег, то сейчас это было раз в три дня, и то если повезет. Обширные территории были безлюдны. Причиной был голод, тела со следами лучевой болезни попадались редко. Те картины массового бедствия, которые в начале пути нас шокировали, сейчас стали привычными. Находя очередной безжизненный поселок, мы начинали готовить место для стоянки в одном из пригодных для этого домов. Тела выносили из дома и устраивали братскую могилу. Это было огромное кладбище, по которому мы двигались монотонно изо дня в день. В общинах зачастую дела обстояли не лучше. Мы практически раздали все свои запасы продовольствия, оставив минимум. То же самое было и с медикаментами. Люди были вынуждены питаться рыбой, которая не всегда была безопасна, но выбор был не велик. Умереть сейчас от голода или немного позже от лучевой болезни. Люди отчаянно боролись за жизнь, но проигрывали этот неравный бой. Боеприпасы отдавать не торопились, только в том случае, когда была полная уверенность, что они попадут в надежные руки. Каннибализм скорее был исключением, чем правилом. Только в одном поселке нам повстречались ранее уже виденные признаки. Закончилось там все, как и следовало ожидать. Последний из ублюдков просто застрелился, не дожидаясь голодной смерти или не выдержав угрызений совести. Его тело мы нашли в доме, который присмотрели для ночлега. Только сейчас мы нашли объяснение многочисленным телам вокруг поселков. Не желая обременять близких, предчувствуя голодную смерть, жители просто выходили за пределы поселка и шли, пока оставались силы, после чего падали и замерзали. Я не назвал бы такую смерть безболезненной. Что в этот момент они думали, я знать не хотел бы.
Контакты с местными проходили всегда по одной, уже сложившейся схеме. Начиналось, как правило, все с недоверия. Помимо вооружения неприязнь вызывал наш внешний вид. По сравнению с ними мы дышали здоровьем и благополучием, не смотря на истощение дорогой, моральную и физическую усталость. Только после того, как от нас следовали конкретные действия по поддержанию общины, отношение к нам менялось. К нашему отъезду от былого недоверия не оставалось и следа. Мы дарили людям надежду одним фактом своего приезда, не зная сами, когда сможем им помочь. Скафандры уже не скрывали, слишком велика была вероятность неадекватной встречи, но и демонстрировать их не спешили. В некоторых местах нас уже ждали. Между поселками была налажена связь. Слухи о группе обгоняли нас по маршруту, рождая самые невероятные версии от пришельцев до высших сил и всадников апокалипсиса. Среди глав общин я не встретил ни одного из бывших чиновников или бизнесменов высокого ранга. Как правило, это были крепкие хозяйственники или люди, занимавшие ранее ключевые должности на производстве. Своего рода рабочие лошадки. Раньше их назвали бы кулаками, прагматичный подход присутствовал, не без этого. Были и исключения, одну из общин возглавлял бывший глава, еще из прежних, выборных. Такой кадровый состав наводил на определенные мысли и выводы. Люди, влиявшие раньше на судьбы других людей, в час катастрофы в большинстве своем ни на что не годились. Они оказались не готовы отвечать не только за других, но и за себя. Пару примеров этому уже было. С бывшими уголовниками было не все однозначно. Одну из общин возглавлял сиделец со стажем. Приготовившись к плохому варианту развития событий, у меня была возможность убедиться в том, что люди находятся под надежной опекой и им ничего не угрожает. В этой общине дела обстояли вполне сносно.
Не было попыток организовать какие-то ханства или автономии, на это у жителей не было времени, были заботы важнее. Люди смирились с отсутствием власти, да и не приняли бы никого со стороны, даже в обмен на помощь. Ста