– А что за сумки вы с собой таскаете? В описи их не было, – обратил внимание Смолин. Помимо штатного ранца с приборами и проводами, у техников за спиной оказались приторочены небольшие брезентовые чехлы. Иногда там что-то глухо лязгало и бряцало.
– А, это так, частный вспомогательный инструмент. На всякий случай, – ответил Рафаил.
Гаврила поправил лямки, врезавшиеся в плечи, и добавил:
– Наша личная инициатива, как ударников труда.
Туннель уходил все глубже, закручиваясь спиралью, лишь изредка прерываясь на запертые двери. Смолин прикладывал выданный смене электронный ключ, и разблокированная дверь пропускала их дальше. Потолок становился все ниже, металлическую облицовку пола сменила старая кафельная плитка. Наконец, они вышли к широкой рабочей площадке. От нее прямыми лучами убегали четыре тоннеля. Именно их им сегодня предстояло пройти, проверяя относящееся к «ГорКоллектору» оборудование.
– Чтобы до ночи не торчать, предлагаю разделиться. Студент работает в третьем тоннеле, потому что он короче и проще. Я беру первый, Рафик второй. Потом сообща пробегаем четвертый. Тут разбросаны усилители связи, так что радиообмен функционирует и даже почти без помех. На нескольких отрезках туннели между собой соединяются вспомогательными ходами-связками. Они выкрашены в черно-желтую полосу. Ходить только по ним. Ни в какие другие двери, ответвления, лазы не соваться.
Марк понял, что этот курс знаний предназначался для него. Наверное, мужики забыли, что он уже год как вторым инженером в своей собственной смене ходит. Но обижаться не стал. Сам же при знакомстве предложил делиться опытом.
Гаврила закончил:
– Контрольное время общей связи каждые полчаса, – и словно спохватившись, поинтересовался: – Я все правильно говорю, господин инженер?
Смолин кивнул.
– Ну раз возражений нет, работаем.
«Так, проверим участок цепи. Полет нормальный, идем к следующему. Тоже хорошо. Фиксируем показания прибора, пломбируем блок и шагаем дальше». Тыц-дыц-щелк. Щелчки пломбиратора напоминали Смолину фрагмент недописанного им трека. Ритм постоянно крутился в голове, то удаляясь, то вновь притягивая к себе внимание. Иногда, инженер даже начинал напевать вслух формирующуюся мелодию. Работая таким образом, он шел все дальше и дальше, а тоннель никак не хотел заканчиваться.
За три часа Марку не раз приходила в голову мысль, что ему могли подсунуть далеко не самый короткий маршрут. Хорошо, если не самый длинный. А что? С мужиков станется его разыграть. Техники. Наверное, уже давно закончили свой фронт работ, сейчас сидят возле входа в четвертый тоннель, смеются над ним и алкоголируют. Хотя нет. Какой там алкоголь, не похожи они на пьющих. Смолин вдруг понял, что его раньше в них смущало. Они вообще не были похожи на обычных техников, с которыми ему доводилось работать. Нет, внешне все соответствовало: испачканные туннельной грязью спецовки, видавшая виды рабочая обувь, характерные стрижки. Но манера говорить и держаться выбивалась из общего портрета тружеников «ГорКоллектора». Оба глубоко и всесторонне образованы. Причем гораздо обширнее, чем бы это требовалось сотруднику их специализации. Самостоятельны. Нет в них привычного – «ты начальник, ты и думай». По большому счету, Марк как инженер им вообще не был нужен. Все делают сами, его мнением интересуются только для вида. Причем Рафик вежливо, а Гаврила хамит. Но хам умный. Глаза выдают. И если поначалу он казался занудой, то теперь превратился в язвительного грубияна. Так бывает у актеров, сыгравших множество ролей: незаметно для себя переключаются с одного амплуа на другое. Но какова цель этого спектакля?
Смолин оторвался от своих размышлений, ощутив, какой холодной и пронзительной была царившая здесь пустота. Как чуть ли не физически давит на плечи висящий над ним свод туннеля, унизанный ожерельем аварийного освещения. Марк вздохнул поглубже, чтобы успокоить тревожно бьющееся сердце. И в этой паузе он вдруг отчетливо услышал странный шорох. Тихий звук из-за плохо освещенного пространства электрических коробов. Так, как если бы кто-то крался, пытаясь замаскировать свое движение за работой смолинских инструментов.
«Что это? Кто-то из техников? Но зачем им подкрадываться?» По позвоночнику расползся липкий страх. «У них уже была сотня возможностей застать его врасплох, зачем ждать именно этого момента? Тогда кто? Зверь, человек, дух подземелья?» Глубоко под землей, в одиночестве, в голову человека приходят самые разные мысли. Нелепые слухи и легенды уже не кажутся такими очевидно-смешными, как на поверхности. «Сходить посмотреть? Или ну его, одному не соваться? Если я сейчас вернусь к мужикам за помощью, те поймут. Но если потом окажется что там ничего не было, или хуже, какая-нибудь мышь шалила, то я для них так и останусь студентом. Вечно «молодым», шарахающимся от каждого сквозняка. И пойдет об этом трезвон по всем сменам. Нет, я должен сам посмотреть. Любой страх можно преодолеть!»
Из-за короба снова тихо зашуршало. Но уже левее.
Смолин набрал в грудь побольше воздуха и медленно потянулся к сумке. Выбрал гаечный ключ потяжелее. Осторожно, чтобы не выдать себя, Марк на цыпочках двинулся к источнику звука. Вот уже пыльные кожухи коробов совсем рядом. Еще чуть-чуть и он сможет заглянуть за них, выяснив природу загадочных звуков. В полуметре от цели Марк внезапно почувствовал тяжелый смрадный запах. Он появился сразу, вдруг и так стремительно, словно удар «крюком» профессионального боксера. Зловонная вонь шарахнула в нос, заслезились глаза, к горлу подкатила тошнота. И тут же за спиной Смолина кто-то громко сказал:
– Прошу прощения.
Марк дернулся от неожиданности и чуть не выронил импровизированное оружие. Резко повернувшись на сто восемьдесят градусов выставил перед собой ключ.
Перед Смолиным стоял бродяга. Типичный бездомный, коих с избытком хватало в городских трущобах и заброшенных зонах. Власти то не замечали их вовсе, то вдруг устраивали «охоту на ведьм», объявляя бичей «рассадниками болезней и очагов криминала». Периодически полиция и нацгвардия проводили рейды по их поимке с последующим выдворением за периметр города. Как знал сам Марк, большинство бродяг были абсолютно безобидны и старались не попадаться лишний раз на глаза.
– Я прошу прощения, – повторил тип в мятой испачканной одежде. – Не хотел вас пугать, но нам никак было не разминуться не потревожив друг друга. Тем не менее я попытался. – Он виновато развел руками и новая волна ужасающих запахов взволновала обоняние Смолина. Амбре из давно немытого человеческого тела, застарелого пота и разлагающейся пищи заставило Марка сделать шаг назад.
– Кто вы и что тут делаете? – Смолин подпустил в голос строгости, но оружие опустил. – Это закрытая территория «ГорКоллектора», посторонним доступ запрещен. Как вы вообще сюда попали?
– Кличут меня Баюн. Что я тут делаю? Да просто иду себе мимо. На Рижском жесткая облава была, пришлось драпать. Сутки-другие пережду, потом можно будет вернуться. А про то, как я сюда попал, не спрашивай, все равно не скажу. Иначе опять наши ходы законопатите, а это новые хлопоты.
– И что мне с тобой, Баюн, делать?
– Да понятно что. Разойтись миром и забыть. Нам обоим это на руку.
– Это отчего же так?
– Ты новенький что ли? Ну смотри. Если ты обо мне сообщишь в дежурку, то должен будешь оформить встречу по всем правилам. Составить рапорт, написать объяснительную. Дождаться наряд охранной службы, а потом под протокол объяснять, почему ты меня не задержал. Ты же не думаешь, что все это время я их буду тут дожидаться?
Смолин только сейчас подумал, что действительно не представляет, как задерживать этого бродягу. Руки ему что ли вязать?
– И все это вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями. – Баюн наставительно поднял грязный палец вверх. – А за невыполненную работу тебя по головке никто не поглядит. Так что сам видишь, от такого расклада одни убытки.
– Ловко ты все разложил, – задумчиво протянул Марк. – Наверное не в первый раз с нашими встречаешься?
– Соображаешь, композитор. Это хорошо. Ну так что, я пойду?
– Ладно… Эй, погоди, а почему ты меня «композитором» назвал?
– Ну ты же вслух сочинял что-то музыкальное. Пока работал. Я давно тебя услышал, все ждал пока ты закончишь в электрических ящиках копаться и дальше пойдешь.
– А как ты понял, что я именно сочиняю, а не чужое пою?
– Я сам в прошлом, музыкант. Могу отличить посещение музы от чужих перепевов.
– Да ладно? Действительно музыкант? – недоверчиво переспросил Марк, вглядываясь в лицо собеседника.
Бродяга молча подтянул рукав пальто и продемонстрировал грязное запястье. На нем угадывалась татуировка: помещенный в контур рыцарского щита скрипичный ключ. Под ним вьющаяся лента и фраза на мертвом языке – Trahit sua quemque voluptas – «Каждого влечет его страсть». Девиз легендарного цеха Артистов.
«Неужели он один из них?» – восхитился Смолин.
– Ох, какое у меня было прошлое! Как мы играли! Слава, деньги, поклонники. А потом я пристрастился к запретным веществам и все под откос.
– Сочувствую.
– Чему? – удивился бродяга. – Я лишь сказал, что та, прошлая жизнь закончилась. Теперь у меня есть другая. Не без лишений, верно. Но зато – свобода!
– Без крыши над головой? Без нормального питания и медицинской страховки? Без пенсии в старости? Ты словно мышь прячешься в этих узких каменных лабиринтах и упрямо называешь это свободой?
– Глупец ты, парень, – вдруг беззлобно рассмеялся Баюн. – Все, что ты перечислил: пенсия, социальное жилье, страховка, это и есть стены темницы. Она не вокруг тела, а внутри головы. Вся твоя жизнь продумана другими заранее! Усердно работай, чтобы не лишиться жилья и еды. Не вздумай слишком активно высказывать собственное мнение, если оно есть. И будь доволен тем пособием, которое насчитают к старости. А вот у нас воля самая настоящая.
– Ладно, шагай спорщик, – махнул рукой Смолин. – Нам друг друга не убедить. Если что, мы не виделись и не встречались. Уговор?