— Ну, что пан Свицкий, — усмехнулась девушка, — я же говорила, что мы управимся с этим делом еще до темноты, — она указала рукой на клонящееся к закату алое солнце.
На дне оврага горел костер, над которым, на импровизированном вертеле из древесных прутьев поворачивался убитый днем заяц. У костра сидело двое — высокий мужчина в серой форме и стройная молодая женщина с раскосыми синими глазами.
— В общем, именно так и обстоят сегодня дела, — говорила Илта, поворачивая над костром капающую жиром дичину, — сейчас мне просто позарез нужен человек, знающий те места, а еще лучше — несколько таких людей. Ты же сам бежал из Бамлага, ты знаешь Сынныр и теперь мне нужна твоя помощь, Василь.
Сидящий у костра человек неопределенно пожал плечами и протянул руки к костру — ночи здесь даже летом были холодны.
— Не знаю, насколько я могу быть тебе полезен, — сказал он, — Сынныр большой. Да, иные зэки болтали, что в горах строится некий сверхсекретный объект. Говорили еще, что тех, кого отправляли на тот объект так и сгинули, но мало ли чего болтают. Кто-то из зеков говорил, что в сороковом Мировая Революция начнется, что и им верить теперь?
— Многие верят, — усмехнулась Илта, — и не сказать, что без оснований — почитай сводки с европейских фронтов. Единственное наступление идет здесь и от нас больше чем от кого-либо еще сейчас зависит — удасться ли остановить красного зверя. И проект «Плеяда» существует, черт бы его побрал! Кто-то из тех кто им заведует, увел у меня из под носа девчонку, и пусть Эмма-о, будет мне порукой — я не успокоюсь пока не отплачу им!
Василь Свицкий иронически покосился на взволновавшуюся девушку, хмыкнул, но промолчал, начав снимать с вертела куски мяса.
— У меня мало времени и совсем мало людей, — продолжала Илта, — сам понимаешь, что дело секретное. Ты знаешь те места, я — нет. Мы с тобой неплохо работали раньше, да и сейчас тоже. Хочется верить, что так будет и впредь. Квантунская армия гарантирует щедрое вознаграждение каждому, кто окажет мне помощь.
— Прекрати, — поморщился Свицкий, — это пошло, в конце концов! Я бы помог тебе и без этих подачек, хотя бы потому, что ты сегодня не первый раз спасла мне жизнь. Если бы это зависело только от меня, я бы уже сегодня пошел с тобой куда скажешь. Но, как ты знаешь, я человек подневольный.
— Знаю, — кивнула Илта, — но это уже не твоя забота. С твоим руководством я договорюсь сама, — сказал куноити, с уверенностью, которую она не чувствовала.
Василь Свицкий с интересом посмотрел на нее, но ничего не сказал. Снимая кусок зайчатины, он передал один из них Илте, во второй впился зубами сам.
— Я, воїн Української Повстанчої Армії, взявши в руки зброю, урочисто клянусь своєю честю і совістю перед Великим Народом Унраїнським, перед Землею Зеленого Клiна, перед пролитою кровью усіх Найкращих Синів України…
К юго-востоку от Хабаровска начинались живописные предгорья Сихотэ-Алиня, где на небольшой лесной поляне стояла группа мужчин от двадцати до сорока лет. На них была форма канадского образца, однако вместо британской кокарды на шапке с отворачивающимися наушниками красовался трезуб, а на левом рукаве виднелась «жовто-блакитная» повязка с надписью «Зелений Клин». Все они стояли полукругом у импровизированного алтаря — небольшого столика, покрытого расписной скатертью. На ней лежал искусно вырезанный из дерева трезубец, с хищно заостренными наконечниками. Возложив на него правую руку, воины читали слова присяги:
Буду мужнім, відважним і хоробрим у бою та нещадним до ворогів землі української.
Буду чесним, дисциплінованим і революційно-пильним воїном.
Слова эти бойцы повторяли за крепким седоусым стариком, сильно отличавшегося по обмундированию от остальных «вояков»: зеленовато-серый мундир, шаровары с лампасами, фуражка с красным околышем и синим верхом. На фуражке, впрочем, красовался все тот же «тризуб», а на рукаве мундира шеврон — желто-голубой флажок с врезавшимся в него зеленым треугольником. Знамя таких же расцветок мерно колыхалось и в руках одного из солдат за спиной у старика — смуглого парня с резкими, «орлиными» чертами лица, облаченного, несмотря на жару в папаху и черкеску с газырями.
По краям поляны, выстроившись в каре, стояли воины, обмундированные также, как те и кто давал присягу перед алтарем. На плечах они все держали винтовки — не далее, как сегодня утром они еще активно использовались по прямому назначению. Место было неспокойное — в горах еще укрывались разного рода «партизаны»- отрезанные от своих остатки советских частей, китайские повстанцы, дезертиры и просто бандиты. Время от времени они пытались проводить красный террор, за которым следовала решительная и беспощадная расправа. Именно так получила боевое крещение группа канадских украинцев, прибывших на помощь «Зеленому клину» и сейчас приносящих «Присягу украинского националиста». Успех их сегодняшней операции был виден наглядно — с ветвей стоящего краю поляны монгольского дуба свисало с десяток человек в советской и китайской форме. Не доходя до этого дуба каре размыкалось, крайние солдаты стояли от него не меньше чем в пяти шагах. Собственно сейчас под деревом сидел только один человек, отмахивавшийся от слетавшихся на мертвечину мух.
Это была Илта. На ней была форма рядового японской армии и издалека, со своими короткими волосами куноити вполне могла сойти за смазливого паренька-полукровку. Задумчиво жуя травинку, она смотрела, как приносятся заключительные слова присяги.
Коли я порушу, або відступлю від цієї присяги, то хай мене покарає суворий закон української Національної Революції і спаде на мене зневага Українського Народу.
Оглушительным винтовочным залпом приветствовали своих новоявленных братьев стоящие в каре солдаты. Ряды их расступились и к алтарю вышел бородатый мужчина в облачении священника Украинской Грекокатолической церкви — прибывший из Монреаля отец Антоний. Илта перехватила его недоверчивый и даже испуганный взгляд и усмехнулась про себя — надо же, священник что-то знал о ней. Илте даже показалось, что он порывался перекреститься, но сумел сдержаться. Впрочем, тут пребывали иноверцы и помимо нее, пусть и не столь экзотичные — например, стоящий за спиной старика чеченский конвой. Да и сам глава украинских националистов не был греко-католиком, оставаясь всю жизнь в той же вере, в которой был крещен шестьдесят с гаком лет назад, в станице Новониколаевской. Донской казак Борис Хрещатицкий, еще в Гражданскую был выбран атаманом Зеленого Клина. После эмигрировал в Европу, где поступил во Французский Иностранный легион, служил в Сирии, где дослужился до командира чеченского эскадрона. После прихода к власти Народного фронта, старик, не желая служить социалистами, принял предложение канадских властей возглавить украинцев Дальнего Востока. Вместе с ним подались и многие из чеченцев его эскадрона. Престарелый атаман, местная легенда, оказался той самой фигурой, что смогла объединить и местных украинцев и пришедших канадских эмигрантов и даже тех западных украинцев, которых с начала 30-х, в ходе борьбы с «буржуазным национализмом» и клерикализмом отправляливалить лес в сибирские и дальневосточные лагеря. С началом японского наступления на дальнем Востоке, заключенных уводили на запад, а то и просто расстреливали, однако в иных лагерях вспыхнули восстания где местные продержались до подхода японцев и канадцев. Бывшие заключенные с Западной Украины стали инициаторами создания местного отделения Дальневосточной организации украинских националистов, главой которого и был выбран Хрещатицкий. К аббревиатуре ДОУН были прибавлены еще две буквы (ЗК), что официально означало «Зеленый Клин», но, учитывая недавнее лагерное прошлое многих активистов, такое определение послужило причиной ряда недвусмысленных определений.
И именно этот контингент, вернее один вполне конкретный его представитель вызывал особый интерес куноити.
Меж тем служба подошла к концу и канадские украинцы, смешались со своими соратниками, одобрительно похлопывающих их по плечу. Другие уже разжигали костер, разделывали тушу убитого где-то здесь кабана, появились караваи хлеба и прочая снедь, бутылки с горилкой. Торжественная часть кончилась, начиналось празднование.
Хрещатицкий не участвовал в этом — выстояв службу и обменявшись парой слов со священником, он, в сопровождении нескольких чеченцев, направился в сторону Илты. Та гибко поднялась на ноги, почтительно поклонившись.
— Ну, здравствуй доньку, — сказал атаман, — давно не виделись.
— Мое почтение, пан атаман, — ответила в тон Илта, — не так уж давно, и года не прошло.
— Не часто меня навещают такие красавицы, — усмехнулся он, — тут и год покажется вечностью. Решила проведать старика?
— Вроде того, — осторожно кивнула девушка, — проведать. Есть же, что вспомнить.
— Это да, — атаман улыбнулся, но глаза его оставались серьезными, пристально вглядываясь в Илту, — да и сегодня ты нам подмогла изрядно. Коль вместе воевали, так и пировать вместе начнем? Вона хлопцы кабанчика зарубили, сало будем есть, мясо жареное, горилку пить. А не хочешь свинины, так вон Доку с Шамилем, — он кивнул на двух чеченцев из конвоя, — сегодня гурала завалили. Шашлыка поешь, чем плохо, а? — он подмигнул девушке и довольно рассмеялся, вслед за ним смех подхватили и горцы. Илта покачала головой.
— Поем, пан атаман, — кивнула Илта, — только перед этим надо бы кое-какие дела обсудить.
— Значит все-таки дела, — кивнул атаман, — ну понятно, что не просто так ты с нами в рейд попросилась. Что, генералу Ямаде нужны наши хлопцы для маньчжурских краснюков? Или тут не Ямада, а Доихара руку приложил?
— Кто приложил, тот приложил, — на минуту отвела глаза Илта, — сейчас вас прошу я. И не все Войско Украинское мне нужно, — только один человек.
— Ну, уж одного хлопца я для красавицы не пожалею, — усмехнулся казак, — еще, поди и очередь выстроится. Могу и не хлопца, могу джигита целого, вон хоть Шамиля бери, — он кивнул в сторону одного из чеченцев и тот шагнул вперед, сверкнув белыми зубами Илте.