— Ясно, — кивнула Илта, — ну ничего, вернемся — отправлю рапорт Семенову и Ямаде. Поселок отстроят, гарнизон поставят — ни одна красная гадина не сунется. Будет как в Зее.
— Хорошо бы, — усмехнулся Мирских, в его глазах мелькнуло лукавство.
— Надеешься подловить второго генеральского сынка? — спросила Илта и оба рассмеялись.
К вечеру они подплыли к отрогам Южно-Муйского хребта. Долина реки приобрела вид темного, глубокого ущелья, с крутыми, обрывистыми берегами, сплошь покрытыми осыпями разрушенных скал. Витим кипел и пенился на камнях, во многих местах заваливших русло, в реку живописными водопадами спадали горные ручьи.
— Дальше не пройдем, — сказал Мирских, когда группа причалила к берегу, не доходя до ущелья, — там шивер много, посадим лодку на камни и поминай как звали. Придется пешком, через горы.
Ночь провели в одном из ущелий, так, чтобы их не было видно с реки. Обсудив увиденное в Бамбуйке, пришли к выводу, что шайка Кузнецова, скорей всего рыщет поблизости и придется постараться, чтобы разминутся с ним. Все же кержак рискнул развести костер, с величайшими предосторожностями упрятав огонь меж больших камней. На нем поджарили ощипанных куропаток, которых якут подстрелил еще днем, на несколько часов отлучившись в горы. Ночевали в одной из пещер, выставив часовых.
Наутро небольшой отряд двинулся в горы.
Южно-Муйский хребет поражал суровым величием, испокон веков надежно укрытым от людских глаз. Даже исконные жители этих краев, буряты и эвенки, были нечастыми гостями в этой суровой стране. Горы то вздымалось к небу вершинами исполинскими хребтов, то низвергались бездонными пропастями. Острые пики угрожающе поднимались, словно клыки чудовищного дракона, распахнувшего громадную пасть. На склонах белели огромные сугробы, редко таявшие в короткое лето Забайкалья. Они питали бурные реки, несущие воды по узким ущельям, чтобы закончить свой бег в горных озерах с обжигающе холодной водой. А ниже, где альпийские луга высокогорий сменялись кедровым стлаником и хвойной тайгой, царили дикие звери, редко сталкивавшиеся с человеком.
Однако в последние годы и этот край стал все чаще видеть людей — оборванных, озлобленных бойцов разбитой армии, собиравшиеся в разбойные отряды, именующие себя «красными партизанами». Иные из них и впрямь старались согласовывать свои действия с советским командованием, другие просто прикрывались идеологией для грабежей и разбоев. Основная зона их оперативных действий, конечно, находилась южнее, но когда японцы и их казачьи и монгольские союзники слишком уж прижимали партизан, тем ничего не оставалось, кроме как отступать в горы.
Однако сейчас на вершину одного из скалистых утесов поднимался совсем другой отряд.
Группу Илты было сложно узнать — обветренные лица, потрескавшаяся от мороза кожа — во время одного из переходов, отряд попал в небольшую снежную бурю. По счастью, они захватили теплую одежду, вплоть до каракулевых полушубков, изготовляемых монгольскими умельцами. С водой и едой тоже было неплохо — на одной из вершин Мирских подстрелил горного барана, мясо которого коптили на костре всю ночь.
Вообще, Илта считала, что ей повезло — четырехдневный переход по малоизученной местности, через горы и бурные реки прошел, в общем, удачно: никто не обморозился, не сломал себе ногу, не заболел. Очень кстати пришлась аптечка Илты, укомплектованная помимо стандартных препаратов несколькими пузырьками с целебными зельями, изготовленными по рецептам китайской и японской народной медицины. За все это время стрелять пришлось только дважды: первый раз в уже упомянутого барана, второй — в волков — волк, волчица и трое сеголеток — целую ночь круживших вокруг стоянки отряда. Финн убил одного из молодых зверей, после чего остальные сочли за лучшее не связываться с людьми.
Следопытам удалось избежать встречи и с намного более опасным хищником — человеком. Хотя пару раз ночью, где-то вдали мерцали костры и осторожный Мирских, наутро уводил остальных, какими-то одному ему ведомыми тропками. Из всей группы только он да Степанов более-менее знали эти места — Свицкий бежал с Бамлага несколько севернее, японец с финном и вовсе не бывали в здешних краях. Именно поэтому Илта и послала разведать дальнейший путь кержака и якута.
Она оглянулась на лица оставшихся с ней людей, потом посмотрела за их спины и ее губы невольно раздвинулись в слабой улыбке. Позади них поднимались горные пики, среди которых выделялась одна, похожая на замок сказочного великана, на глазок — не меньше трех километров в вышину. Куноити, среди прочего занимавшаяся и топографией этой малоизученной местности, нанесла эту вершину на карту под названием «Пик Ямато». Если она когда-нибудь доберется до штаба, эта карта станет ценным пополнением для Квантунской армии.
В целом, Илта считала, что ей есть чем гордится — всего за четыре дня ей удалось преодолеть эту дикую, мало кому известную страну, не потеряв ни одного человека. Конечно, это во многом была заслуга Мирских — это он находил в здешней мешанине гор и ущелий самые короткие пути. Но разве не она догадалась ввести его в группу, разве не настояла на его полной амнистии в Японской империи? Теперь, после изматывающего тело и душу перехода по заснеженным вершинам, альпийским лугам и горным ущельям, дальше путь будет легче. Внизу расстилалась озерно-речная страна, перемежаемая лесистыми холмами. Видневшиеся вдали отроги Северо-Муйского хребта выглядели значительно ниже гор оставшихся за спиной. Еще дня четыре ходу, а там рукой подать до Нижней Ангары, за которой высится Сынныр, цель их путешествия.
Вот только отрядов красноармейских — и «партизанских» и регулярных там будет не в пример больше — напомнила себе куноити. Хотя есть и поближе проблемы — в простиравшемся внизу лесу повстанцам не в пример удобнее хоронится, чем в оставленных позади горах.
Позади послышалось деликатное кашлянье и Илта развернулась, уже зная кого она увидит. Так и есть — на склон поднимается Юрий Мирских, в овчинном полушубке и теплых штанах, через плечо перекинута неизменная барданка.
— Ну, говори уже, — усмехнулась Илта, — ты ведь эти места знаешь. Как тут спустится?
— Пара мест есть, — кивнул кержак, — направо, если спуститься, будет ущелье — длинное, узкое, прямо в долину выведет. А налево, там по склону можно подняться немного, а потом с горы спустится. Спуск там, правда, крутой, можно и навернуться, но зато быстро — по ущелью идти дольше намного.
— А ты что скажешь, — Илта повернулась к Степанову.
— Да то же самое, — хмыкнул якут, — только других мест, кроме ущелья, пожалуй, не посоветую. По той горе подняться можно, но там шею свернуть ничего не стоит.
Кержак иронически хмыкнул, пробормотав что-то нелестное о храбрости якута, но спорить не стал. Илта кивнула — похоже у них не такой уж большой выбор.
Вскоре они уже спускались в ущелье — узкое, темное, порой резко уходящее под уклон. Дело осложнялось тем, что по дну ущелья бежала быстрая горная река — то сужавшаяся небольшим ручейком, еле заметным под камнями, то вдруг выбивавшаяся могучим потоком из-под валунов, так что идти пришлось под самым берегом, прижимаясь к скользким от воды стенам. Японец, шедший первым, как самый легкий, один раз даже поскользнулся на скользких камнях и рухнул бы в воду, если бы в последний момент его не удержал бы за шиворот Свицкий.
Голые скалы над ними постепенно покрывались разнообразной растительностью, появлялись и деревья — сначала редкие, потом все более частые, пока не пошла, наконец, сплошная стена леса. Илта поняла, что они почти у цели. Вот-вот, преодолеть последний крутой спуск — очередной обрыв, с которого речка водопадом стекает в небольшое озерцо, а дальше, за большим утесом до долины рукой подать — Мирских говорит, он видел эту скалу сверху. И хорошо, хоть пару деньков можно пройтись по Муйской котловине, прежде чем опять карабкаться в горы — на этот раз Северо-Муйского хребта.
Акира, держась за выросший прямо из скалы куст, первым спрыгнул вниз, удачно приземлившись на широкий камень посреди озерца. Еще один прыжок — и он уже на берегу, шагах в десяти от заветного утеса.
Остальные уже собирались последовать примеру японца, когда вдруг ущелье огласил душераздирающий крик. Сначала Илта решила, что это вскрикнул японец, но тут же этому крику отозвался второй, потом третий, четвертый — во всех этих вполях смешалисьудивление и страх. Не успела Илта сообразить, что крики эти доносятся откуда-то спереди, как тут же раздался выстрел — один, второй, третий, — вразнобой грохотала целая канонада, причем, как могла определить Илта стреляли из разных оружей. Стены ущелья вокруг них затряслись, сверху посыпались камни. Куноити мельком успела подумать, что если начнется обвал им даже, некуда будет убежать. Словно в ответ ее мыслям послышался низкий, рокочущий рык — словно снежная лавина сходящая где-то вдалеке, но приближающаяся с каждым мгновением. Поначалу Илта и подумала, что эхо от выстрелов вызвало обвал, но потом поняла, что дело совсем в другом.
Крики вдруг стихли, затих и оглушительный рык, но вслед за ним послышался новый звук — хруст костей и громкое чавканье. А потом раздались негромкие, тяжелые шаги, приближающиеся с каждой секундой.
Илта вскинула карабин и одновременно услышала, как позади нее щелкнуло несколько затворов. Японец внизу, все это время застывший словно статуя, тоже опомнился, вскинув карабин, в ожидании того, что неспешно двигалось по ущелью.
Из-за утеса, служившего им ориентиром, медленно выплывала огромная черная тень. Могучее тело, поросшее длинной шерстью, несли огромные лапы с острыми когтями, маленькие глазки зло смотрели на людей, красный язык плясал меж оскаленных зубов.
— Матерь Божия — чуть слышно прошептал за спиной Илты Свицкий, забормотал молитвы и кержак. Якут и финн молчали, но Илте показалось, что они впечатлены выходящим из-за скалы зверем не меньше, чем она сама. А она была и впечатлена и напугана. Дело даже не в размерах зверя, хотя он превосходил всех, когда-либо виденных ею медведей. Даже в самых безумных охотничьих байках ничего не говорилось о медведях двух, а то и больше метров в холке. Не слышала она и о зверях с черным мехом — не темно-коричневым, даже не черно-бурым — иссиня-черным, как у пантеры.