В верховьях река была быстрой, порожистой, с чистой, прозрачной водой. Ниже начались острова, вокруг которых скапливались упавшие в воду деревья. Пробираться мимо этих свалок стволов приходилось с большим трудом. Ниже по течению Ангары, простиравшуюся по ее берегам тайгу и песчаные пляжи, сменили топкие болота особенно разросшиеся, когда путники, вступили в пойму — Верхнеангарский сор. Приходилось держаться подальше от основного русла реки, где могли быть рыбаки или кто похуже. Байдарка шла узкими протокам, редкими пространствами чистой воды посреди болот и островов, заросших кустарником и заваленными буреломом.
Байдарка обогнула очередной, заросший камышком мыс и Илта невольно распахнула глаза — уж больно неожиданным оказалось представшее ей зрелище.
Перед следопытами появился очередной остров, с неожиданно ровной поверхностью, покрытой лишь высокой травой. Лишь часть острова занимал густой ивняк, в тени которого стояла мельница — добротное, но очень старое строение. Массивные бревна потемнели от времени, там, где они соприкасались с водой были видны темные космы водорослей, дощатая крыша местами провалилась. Однако мельничное колесо находилось на месте, равно как и небольшой амбар, примыкавший к задней стене мельницы. Под колесом виднелся омут с глубокой и спокойной, почти черной водой.
А меж ивовых ветвей проглядывала крыша еще одного строения — небольшой избы, вплотную примыкавшей к мельнице, собственно являвшейся одной из пристроек избы.
— Вот, — ответил якут, с гордостью показывая на берег, — все как обещал.
— Ааа, это откуда, — недоуменно спросила Илта, — тут что, живет кто?
Последние слова она произнесла с сомнением — оба строения выглядели донельзя ветхими, от них веяло глубокой стариной, более уместной в музее, чем в здешней глухомани.
— Сейчас нет, — сказал Мирских. — Старое место, давно уже я такого не видел. Такое строили еще когда в устье реки Верхнеангарский острог стоял. Тогда сюда народ шел из России, с севера — Архангельска, Вологды, иных мест. Кое где еще такие избы стоят и народ, что там живет, говорит тем же языком, что и поморы.
— Вот оно что, — протянула Илта, — но разве тогда кто селился вот так, на отшибе?
— Нет, — покачал головой Мирских, — сам не пойму, кому и зачем тут могло понадобиться.
— Дождь вот-вот пойдет, — скзаал якут, показывая на небо. На нем все сильнее сгущались тучи, ветер дул все злее и капли дождя падали все чаще. Илта кивнула.
— Исторические загадки оставим на потом, — произнесла она, — пошли в избу.
Илта и ее спутники не решились оставлять лодку возле небольшого причала, отходившего от мельницы. Небольшое, грубо сколоченное сооружение из порядком сгнивших досок, выглядело слишком хлипким, да и лодка таким образом была бы слишком на виде. Поэтому байдарку завели под мельничное колесо. После чего вышли на берег обходя неказистую, но добротную постройку, строившуюся «на века». Два окна с наглухо закрытыми ставнями — одно еще и непонятно зачем заколоченное. Плотно прикрытая массивная дверь, однако была не заперта — и Илте тут же вспомнилась другая изба на другом острове и другой реке.
Внутреннее помещение оказалось совсем небольшим, состоявшим, по сути, из одной комнаты. В противоположной стене виднелась дверь, видимо, ведущая на мельницу, еще одна дверь, поменьше, сообщалась с амбаром. Мебели было немного: стол, пара табуретов, большой топчан, на котором валялись высохшие соломинки и куски истлевшей ткани — надо полагать когда-то это был соломенный тюфяк. В углу стояла русская печь, рядом с которой виднелась даже стопка высохших от времени дров — тоже явно припасенных не меньше века назад.
— Экая архаика, — покачала головой Илта, вступая внутрь, — сможешь растопить, Юра?
— Конечно, — пожал плечами кержак, — ничего сложного.
— Этого не хватит, — произнес, оставшийся снаружи якут, кивая на дрова — я принесу еще.
— Успеешь? — спросила Илта, поглядывая на небо, — вот-вот дождь пойдет.
— Я быстро, — ответил Степанов. Илта кивнула и якут, поглядывая на небо, поспешил через луг и вскоре исчез среди ив. Илта растеряно посмотрела ему вслед, прошлась по комнате. Глаза ее уже привыкали к полумраку заколоченной комнаты и она заглянула сначала в амбар, потом на мельницу. В амбаре было пусто, словно шаром покати, на мельнице валялся большой жернов. Илта уже хотела идти назад, когда ее взор привлекло прямоугольная выпуклость на полу. Подойдя Илта обнаружила, что это крышка погреба. С трудом приподняв ее девушка услышала плеск воды, на нее пахнуло сыростью и запахом тины. Пожав плечами, куноити захлопнула крышку, после чего вышла в избу. Кержак уже наколол от дров несколько лучин и, подожгя их, в тусклом свете пытался разжечь печку. Илта одошла к незаколоченному окну и распахнула ставни. Свежий холодный воздух ворвался в избу.
— Перестань, — послышался недовольный голос Мирских, — печь не разожгу никак.
— Темно ведь, — пожала плечами Илта.
— Сейчас будет светлее, — заверил ее Мирских.
— Хорошо, — Илта кивнула, закрывая окно и отходя к топчану. Усевшись на точан с ногами, девушка сначала смотрела, как кержак пытается растопить печку, потом легла на спину и прикрыла глаза. Усталость всего дня навалилась на нее тяжкой глыбой и девушка сомкнула глаза. Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в сон, был убаюкивающий шум дождя снаружи.
Илта открыла глаза и резко села на кровати. Никогда не подводившее ее звериное чутье сработало и сейчас, заставляя обводить настороженным взглядом избу. Все вроде бы в порядке: тихо топится печка, на ней дремлет кержак, подстелив под голову собственную куртку. На одном из табуретов лежит охапка дров — надо полагать Степанов все же вернулся с ними.
Вот только самого якута в комнате не было.
Илта внимательно огляделась по сторонам — двери и окна плотно закрыты, также как и дверь на мальницу. Она поднялась, пройдя к окну, толкнула ставни и ее брови удивленно приподнялись: что-то тяжелое снаружи припирало их, не давая открыть. Уже предчувствуя дурное, она подошла и толкнула дверь — ее тоже что-то держало снаружи.
И тут Илта поняла, что ее разбудило.
Кержак, разморенный спал на русской печке, когда был грубо растормошен куноити.
— Вставай! — шипела она, — Юра, ну вставай же!
— Ааа, что, — он повел глазами, — что-то случилось?
— Случилось, Юра, случилось, — Илта прижала палец к губам и кивнула в сторону двери на мельницу, — слышишь?
И кержак услышал. Сквозь шум дождя, по-прежнему лившего не переставая, слышался явственный шум воды и хлопанье лопастей.
Мельница работала.
— Что за черт?! — Юрий соскочил с печи, сонное выражение мигом исчезло с его лица, — как эта рухлядь…
— Это еще не самое хреновое, Юра, — тихо произнесла Илта, — ты видел Степанова?
— Он приходил, принес дров, — рассеяно проговорил кержак, — посидели немного за столом, чаю выпили. Потом он сказал, что покараулит, а я могу поспать, он меня сменит потом. Ну и так, в общем, я лег, он сидел за столом…
— А теперь его нет, Юра — тихо сказала Илта, — понимаешь? Окна закрыты наглухо, дверь тоже — он ее припер чем-то. А сам ушел.
— Черт! — вскинулся Юра, метнвушись сначала к окну, потом к двери, ломанул плечом, попытавшись открыть — раз, другой. Словно остервев он колотился об дверь.
— Хватит! — выкрикнула Илта, чувствуя, как заражается этим страхом зверя, попавшего в западню, — побереги себя.
— Вот же я дурак! — простонал Мирских, опускаясь на табурет, — так прошляпил его.
— Мы оба дураки, Юра, — произнесла Илта, — даже удивительно, как легко он нас провел.
— Но почему он не пристрелил нас во сне? — недоуменно спросил Юра, — и что все это значит? — он кивнул всторону двери, за которой работала мельница. Илта покачала головой, пытаясь подавить в себе дикий, иррациональный страх, отголосок которого и заставил ее проснуться. Было что-то особенно жуткое, в том, что то, что днем казалось лишь устарелой постройкой, ночью обрело странную и, похоже, недобрую жизнь. На ум невольно полезли пугающие китайские легенды о «цзи-гуань»- духах «неодушевленных» предметов, принимающих человеческое обличье.
Мельница работала не останавливаясь, шум воды и ударов лопастей все больше заглушал дождь. Илта и Юрий инстинктивно старались держаться подальше от двери, ведущей на мельницу. Илта вспомнила о погребе, но отогнала эту мысль — глупо надеятся, что подвал ведущий под ожившую мельницу приведет их к спасению. Скорей уж именно оттуда стоит ожидать наибольшей опасности. Она переглянулась с Юрием, потом перевела взгляд на дверь, затем снова на кержака. Все было ясно без слов — они ухватили стол и подтащили его к двери, затем приперли его топчаном и для, верности, сверху навалили оба табурета. Илта бегло осмотрела амбар — нет, толстые стены, сложенные из крепких бревен, не оставляли надежды на выход.
Вернувшись обратно в избу, она увидела Юрий стоит возле печки, спешно перезаряжая берданку. Девушка прислушалась и тоже схватилась за маузер.
Дождь за стеной стихал, все реже становились и удары мельничных лопастей по воде. И в наступающей тишине Илта и Юра отчетливо услышали, как за стеной приподнялась и тяжело рухнула крышка погреба. Тут же послышались странные хлюпающие звуки — словно кто-то шагал по полу в сапогах полных воды. У Илты прошел мороз по коже — что-то переваливаясь за стенкой, колотилось об нее, шумно втягивало ноздрями воздух. А потом послышался протяжный вой — что-то среднее между плачем младенца и кваканьем огромной лягушки. В этот момент что-то тяжело бухнуло в дверь.
— Что это? — Юрий перекрестился, — малая, это опять твои шутки?
— Нет, — Илта не сводила взгляда с двери. Новый удар, еще сильнее прежнего сотряс стену, один из табуретов рухнул упал на пол, расколовшись на части. За дверью раздались склизкие звуки — словно по полу прополз огромный червяк. Грохнул удар, второй, третий. Доски двери жалобно скрипнули, рухнул второй табурет, треснула ножка топчана, вклиненного между столом и стеной.