Буду мужнім, відважним і хоробрим у бою та нещадним до ворогів землі української.
Буду чесним, дисциплінованим і революційно-пильним воїном.
Слова эти бойцы повторяли за крепким седоусым стариком, в отличие от остальных облаченного в зеленовато-серый мундир, шаровары с лампасами и фуражку с красным околышем. На ней, впрочем, красовался все тот же «тризуб», так же как и на рукаве мундира виднелся шеврон — желто-голубой флажок с зеленым треугольником. Знамя таких же расцветок мерно колыхалось и в руках стоящего за спиной старика смуглого парня с резкими, «орлиными» чертами лица, облаченного, несмотря на жару в папаху и черкеску с газырями.
— Суворо зберігатиму військову і державну таємницю. Буду гідним побратимом у бою та в бойовому життю всім своїм товаришам по зброї.
По краям поляны, выстроившись в каре, стояли воины, обмундированные также, как те и кто давал присягу перед алтарем. На плечах все держали винтовки — не далее, как сегодня утром использовавшиеся по прямому назначению. Место было неспокойное — в горах еще укрывались разного рода «партизаны»- отрезанные от своих остатки советских частей, китайские повстанцы, дезертиры и просто бандиты. Время от времени они пытались проводить «красный террор» за которым следовала решительная и беспощадная расправа. Именно так получила боевое крещение группа канадских украинцев, прибывших на помощь «Зеленому клину» и сейчас приносящих «Присягу украинского националиста». Успех их сегодняшней операции свисал с ветвей стоящего на краю поляны монгольского дуба — с десяток человек в советской и китайской форме. Не доходя до этого дуба каре размыкалось, крайние солдаты стояли от него не меньше чем в пяти шагах. Собственно сейчас под деревом сидел только один человек, отмахивавшийся от слетавшихся на мертвечину мух.
Это была Илта. На ней была форма рядового японской армии и издалека, со своими короткими волосами, куноити вполне могла сойти за смазливого паренька-полукровку. Задумчиво жуя травинку, она смотрела как приносятся заключительные слова присяги.
Коли я порушу, або відступлю від цієї присяги, то хай мене покарає суворий закон української Національної Революції і спаде на мене зневага Українського Народу.
Оглушительным винтовочным залпом приветствовали своих новоявленных братьев стоящие в каре солдаты. Ряды их расступились и к алтарю вышел бородатый мужчина в облачении священника Украинской Грекокатолической церкви — прибывший из Реджайна отец Антоний. Илта перехватила его недоверчивый, даже испуганный взгляд и усмехнулась про себя — похоже священник что-то знал о ней. Илте даже показалось, что он порывался перекреститься, но сумел сдержаться. Впрочем, тут были иноверцы и помимо нее, пусть и не столь экзотичные — например, стоящий за спиной старика чеченский конвой. Да и сам глава украинских националистов и по сей день оставался в той же вере, в которой был крещен шестьдесят с лишним лет назад, в станице Новониколаевской. Донской казак Борис Хрещатицкий, еще в Гражданскую был выбран атаманом Зеленого Клина. После эмигрировал в Европу, где поступил во Французский Иностранный легион, служил в Сирии, где дослужился до командира чеченского эскадрона. После поражения Франции, не желая служить ни Третьему Рейху, ни Французскому Государству Хрещатицкий принял предложение канадских властей возглавить украинцев Дальнего Востока. Вместе с ним подались и многие из чеченцев его эскадрона. Престарелый атаман, местная легенда, оказался той самой фигурой, что смогла объединить и местных украинцев и пришедших канадских эмигрантов и даже тех западных украинцев, которых еще в 1939-40 годах Сталин отправлял валить лес в сибирские и дальневосточные лагеря. С началом англо-японского наступления, заключенных принялись угонять на запад, а то и просто расстреливать, однако в иных лагерях узники подняли восстание, сумев продержаться до подхода союзников. Освобожденные западные украинцы стали инициаторами создания местного отделения Дальневосточной организации украинских националистов, главой которого и был выбран Хрещатицкий. К аббревиатуре ДОУН прибавились еще две буквы (ЗК), что официально означало «Зеленый Клин», но, учитывая недавнее лагерное прошлое многих активистов, такое определение послужило причиной ряда недвусмысленных определений, полушутливых, полужаргонных.
И именно этот контингент, вернее один вполне конкретный его представитель вызывал особый интерес куноити.
Меж тем служба подошла к концу и канадские украинцы, смешались со своими соратниками, одобрительно похлопывающих их по плечу. Другие уже разжигали костер, разделывали тушу убитого где-то здесь кабана, появились караваи хлеба и прочая снедь, бутылки с горилкой. Торжественная часть кончилась, начиналось празднование.
Хрещатицкий не участвовал в этом — выстояв службу и обменявшись парой слов со священником, он, в сопровождении нескольких чеченцев, направился в сторону Илты. Та гибко поднялась на ноги, почтительно поклонившись.
— Ну, здравствуй доньку, — сказал атаман, — давно не виделись.
— Мое почтение, пан атаман, — ответила в тон Илта, — не так уж давно, и года не прошло.
— Не часто меня навещают такие красавицы, — усмехнулся он, — тут и год покажется вечностью. Решила проведать старика?
— Вроде того, — осторожно кивнула девушка, — проведать. Есть же, что вспомнить.
— Это да, — атаман улыбнулся, но глаза его оставались серьезными, — да и сегодня ты нам подмогла изрядно. Коль вместе воевали, так и пировать вместе начнем? Вон хлопцы кабанчика зарубили, сало будем есть, мясо жареное, горилку пить. А не хочешь свинины, так Доку с Шамилем, — он кивнул на двух чеченцев из конвоя, — сегодня гурала завалили. Шашлыка поешь, чем плохо, а? — он подмигнул девушке и довольно рассмеялся, вслед за ним смех подхватили и горцы. Илта покачала головой.
— Поем, пан атаман, — сказала она, — только перед этим надо кое-какие дела обсудить.
— Значит все-таки дела, — кивнул атаман, — ну понятно, что не просто так ты с нами в рейд попросилась. Что, генералу Ямаде нужны наши хлопцы для маньчжурских краснюков? Или тут не Ямада, а Доихара руку приложил?
— Кто приложил, тот приложил, — на минуту отвела глаза Илта, — сейчас вас прошу я. И не все Войско Украинское мне нужно, — только один человек.
— Ну, уж одного хлопца я для красавицы не пожалею, — усмехнулся казак, — еще, поди и очередь выстроится. Могу и не хлопца, могу джигита целого, вон хоть Шамиля бери, — он кивнул одному из чеченцев и тот шагнул вперед, сверкнув белыми зубами Илте. Та криво улыбнулась в ответ и обратилась опять к Хрещатицкому.
— Мне Свицкий нужен, пан атаман. Где-то на месяц.
— Свииицкий, — медленно выдохнул Борис Хрещатицкий, заметно посмурнев, — вот оно значит как? — он оглянулся на своих людей. Разом выцепил взглядом человека о котором шла речь — тот внимательно смотрел на атамана и Илту, явно догадываясь о чем идет речь.
— Вот чего ты с ним в рейд попросилась, — покачал атаман головой, — а почему он?
— Он с Бамлага бежал, — пожала плечами Илта, — пробирался как раз по тем местам, через которые и я пойду. Я там не была никогда, а он знает что и как. Да и вообще, человек к лесам и горам привычный.
— Тут вишь какое дело, — покачал головой казак, — Свицкий мне и самому потребный. Он же пока его в сороковом Советы не зацапали, был ответственным за идеологию в каком-то там курене, с Бандерой чуть ли не на ты общался. Да и воевал в лесах изрядно, опыт большой. Считай, он тут у меня и за политическую подготовку в ответе и за боевую. Такими людьми не разбрасываются и к черту на кулички не отпускают. Так что звиняй, конечно, доньку, но…
— Так вы тоже звиняйте, пан Хрещатицкий, — немного раздраженно сказала Илта, — только и я уже не соплюха малолетняя, чтобы отшивать так легко. Должок за вами сегодня, отплатить надо.
— Должооок? — сощурился атаман, — это ты про них что-ли, — он кивнул на болтающихся на дубу партизан. Илта кивнула, оборачиваясь к повешенным.
— Второй и пятый, — атаман посчитал трупы и хмыкнул, — за двух краснюков цельного Свицкого отдавать? Маловато будет.
— В лесу еще парочка гнить осталась, — парировала Илта, — мы сюда живых тащили. Кроме одного, — она указала на мертвое тело, висящее отдельно от других. В отличие от других висел он вниз головой и даже отсюда была видна аккуратная круглая дырка в темени.
— Максим Ковалев, красный командир, — Хрещатицкий усмехнулся, — крови немало пролил, сволочь краснопузая. И его, что тоже ты?
— Ага, — кивнула Илта, — я. И причем, если бы я вовремя не поспела, Свицкого своего вы бы и так и так потеряли. Спросите его, пан атаман, коль мне не верите.
— Тебе-то я верю, — посмурнел Хрещатицкий, — но…
— А коль вам и этого мало, — Илта вынула из-за груди бумагу с штемпелем в виде хризантемы и поднесла ее Хрещатицкому. Тот пожал плечами.
— Тут просят оказать содействие, — он сделал упор на слово «просят», — Зеленый Клин присягнул королю Эдуарду и Маккензи Кингу, а не Хирохито и Генри Пу И. Мы конечно союзники, но…
— А вот еще, — Илта достала из внутреннего кармана, еще один документ, протягивая его атаману. Тот тут же изменился в лице, глянув на печать и подпись.
— Вот оно значит как? — протянул он, — видать, и вправду дело серьезное.
Илта пожала плечами — она и сама не знала как Йошико удалось выбить этот документ у канадского командования. Однако было видно, что свое действие он возымел.
— Ладно, раз так, — кивнул атаман, — забирай Василя. На сколько надо, на столько и забирай. Только уж потом верни обратно, — добавил он.
— Постараюсь, — кивнула Илта. Долетевший ветер донес до ни аппетитный запах почти готовой свинины и радостный гомон бойцов, — ну что, а теперь можно и перекусить.
Возле фанзы на берегу Амура снова горел костер, над которым, установленный на две рогулины, как и раньше грелся котелок. Однако на этот раз доносящиеся запахи были куда соблазнительнее, чем от тошнотворного варева, что несколько дней назад варил китаец Яо. Сам он тоже сидел рядом, помешивая варящуюся рыбную похлебку. Кроме него возле ко