– Кнопка, я за тебя, – примирительно сообщает папа. – Я просто спросил. Не могу же я игнорировать то, что она говорит. Познакомишь? Хочу составить собственное мнение.
Отворачиваюсь к окну и вцепляюсь пальцами в рукава куртки. Он за меня. Ну, конечно. Если бы он только мог быть рядом всегда, когда мне нужен.
– Познакомлю. Только не сегодня. Ты надолго вернулся?
– Пока не знаю, – я на папу не смотрю, но тон у него какой-то деревянный.
Так же, не глядя, киваю.
Вспомнив про все неотвеченные сообщения, пишу Алине, что встречусь с ней в аудитории, и намекаю, что у меня есть новости. Долину пишу короткое «конечно». Не знаю, как теперь себя с ним вести.
Папа тормозит у ворот колледжа, я чмокаю его в колючую щеку и выскакиваю из машины. На крыльце вижу Ярика. Кажется, нужная информация еще не успела пройти через мозг, а сердце уже ускоряет ритм. Кажется, и папа видит парня, поэтому не торопится уезжать, но не могу же я его прогонять, в конце концов.
Взбегаю по ступенькам и неловко замираю перед Шмелевым. Он улыбается. Серые глаза, ямочки на щеках, лукавство во взгляде. В одной руке стаканчик с кофе, в другой маффин.
– С черникой, – поясняет он и тут же притягивает меня к себе.
Коротко, но крепко целует. Потом сразу подносит к моим губам кекс. Рот тут же наполняется слюной, но я отклоняюсь.
– Я не голодная, Ярик.
– Ешь, или никуда не пущу.
Повертев головой, сдаюсь и откусываю маффин. Потрясающе! Он такой свежий и мягкий, что я закатываю глаза от удовольствия.
– От моих поцелуев ты такой довольной не выглядишь! – хмыкает Яр, но снова заставляет меня откусить.
Вспомнив про папу, резко оборачиваюсь на его машину. Прищуриваюсь, силясь разглядеть его за бликующим стеклом. Мне кажется, что он показывает мне большой палец, но с моим зрением в этом нельзя быть уверенной.
Как бы то ни было, после этого призрачного жеста он уезжает.
– Кто это? – хмурится Шмелев.
– Папа приехал из командировки, подвозил меня.
– Надо было, наверное, поздороваться.
– Еще успеешь. Он хочет с тобой познакомиться, – смущенно говорю я.
– Да? Ты про меня уже рассказала?
Не хочу портить утро, поэтому не говорю, что за меня это сделала мама. Вместо этого шучу, понизив голос:
– Конечно, Яр, про тебя хочется всему свету рассказать.
– Ну ты и врушка, – снова протягивает мне маффин.
– Я больше не буду.
– Последний кусочек, Жень. И пойдем. Давай, а то опоздаем.
Я снова кусаю, старательно жую, запиваю кофе.
– Ну что, готова?
– Как пионер.
– Тогда идем.
Я одергиваю куртку, и мы заходим в колледж, взявшись за руки. В холле, несмотря на время, много народу. Я почти никого лично не знаю, но это не мешает им пялиться на наши переплетенные пальцы. Это все Шмелев. Это он своим магнетизмом притягивает к себе взгляды. А теперь получается, что и ко мне.
Кислорода резко становится меньше. Ярик сжимает мою ладонь сильнее, и я опускаю взгляд в пол. Только бы они не подумали, что я новая бабочка-однодневка!
Глава 39
Мое собственное тело меня предает. Мышцы застывают. То становятся мягкими, то наоборот деревенеют. Неловко ковыляю к гардеробу. Хорошо, что Яр крепко держит меня за руку, иначе уже упала бы или со свойственной мне запредельной грацией вильнула в сторону и воткнулась головой в кадку с деревом.
Шмелев разворачивает меня к себе и расстегивает молнию на моей куртке. То ли видит, что сама я не в состоянии, то ли просто заботится. Он отдает наши вещи, берет меня за плечи, целует в лоб, а потом нежно прихватывает мои губы своими. Подаюсь вперед и на секунду забываю, что все смотрят. Боже, да я на сцене так не нервничала. А хотя… чем это отличается? Я поднимаю руки и обнимаю Ярика. Пусть смотрят. Я знала, что так будет, я к этому готовилась, я почти это репетировала. Будем честными, мы со Шмелевым репетировали поцелуи много часов. То же самое, что и выступать.
Он кладет руки мне на поясницу и крепко прижимает к себе. Разорвав контакт губ, соприкасаемся лбами.
– Умничка, – выдыхает он шепотом.
Я улыбаюсь. Прижимаюсь щекой к его груди и чувствую, как он целует меня в макушку.
– Идем! – решительно говорю я и тяну Ярика за собой, взяв его за руку.
Все-таки спотыкаюсь и заваливаюсь вперед, но он ловит. Удивительно, но я не смущаюсь, мне удалось перестроиться. Смеюсь. И Яр мне вторит мне, прижимая к себе:
– Совсем тебя нельзя выпускать из рук.
– Так не выпускай.
Он снова касается губами моего лба, и мы поднимаемся по лестнице. Через пару ступеней я не удерживаюсь и бросаю взгляд через плечо. Возможно, он выходит чуточку самодовольным. Самую малость. Но я удостоверяюсь, что все смотрят, и отворачиваюсь обратно. Пока поднимаемся, даю себе передышку и думаю. Обычно Шмелев с девушками ведет себя не так. Я видела, как он по-хозяйски обнимает их за бедра. Как он целуется, особо не заботясь о том, насколько откровенно и неуместно это выглядит. Как морщится и отворачивается, если не хочет ласки в этот конкретный момент. И хоть, перебирая все эти воспоминания, я чувствую ощутимый укол ревности, я все же понимаю самое важное. Я никогда не видела его нежным, заботливым. Никогда он не был действительно заинтересованным в девушке. Никому не помогал снять куртку. Не смеялся искренне. Не целовал волосы. Кажется, я действительно особенная. На секунду зажмуриваюсь. Страшно. Думать об этом страшно. Вдруг ошибаюсь? Вдруг все изменится?
– Жень?
– А?
– Все хорошо? – обеспокоенно заглядывает Шмелев мне в глаза, уводя чуть в сторону на очередном пролете.
– Перенервничала, – заставляю себя улыбнуться. – Не хочется, чтобы считали… ну, что у нас с тобой все несерьезно.
Договорив фразу, нервно закусываю губу. Дурочка. Он разве говорил, что у нас все серьезно?
Не давая ему возможности заговорить, продолжаю сбивчиво трещать дальше:
– То есть я не знаю, как все получится, я вообще другое хотела сказать! Тебя часто в колледже видели с девчонками, я же не зря называла их бабочками-однодневками, ты ведь понимаешь? Мне было так неловко сейчас, а больше всего почему-то переживала, что все подумают – я такая же.
Ярик наклоняется и целует меня. Скользит рукой на затылок, прижимает к себе крепче.
– Я понимаю, Жень. У меня идиотская репутация, извини за это. Я думаю, они сами все увидят, когда пройдет два дня, а мы все еще будем вместе.
– Шмелев! – шлепаю его по спине ладонью. – Такой ты дурак.
– Твой дурак, Жень. Перестань, пожалуйста. Нам и так было не очень просто, давай не будем думать еще о каких-то стервятниках из колледжа?
Киваю и удивляюсь тому, насколько это простой совет. И как все-таки сложно будет ему следовать.
Подходим к аудитории и останавливаемся у дверей. Они закрыты, значит, пара уже началась. Ярик снова сжимает мою ладонь, спрашивает:
– Это уже не так страшно, верно? Это же наша группа.
– Да. Именно они видели лучше остальных, как сильно мы друг друга ненавидим, – фыркаю.
– Черт, я не подумал.
– Видимо, в ближайшее время нам нужно перестать думать.
Стискиваем ладони и заходим.
– Шмелев, – обличительно выдает препод, – снова опаздываем?!
Ярик обворожительно улыбается:
– Здравствуйте, Антон Палыч!
Математик собирается продолжить его отчитывать, но вдруг видит меня:
– Гольцман? Проходите. Только быстро.
– Ты за этим со мной встречаешься? – шепчу я, пока мы идем по проходу к своим местам.
– Именно.
Я поднимаю взгляд и вижу, как вся группа, словно единый организм, засекает наши переплетенные пальцы и начинает это обсуждать. Алина округляет глаза и практически подпрыгивает на месте от нетерпения. Тит ухмыляется, подпирая голову ладонью. Явно наслаждается тем, что видит. И тем, что сам уже в курсе происходящего. Снова краснею и смущаюсь, но переношу это уже легче. Около моей парты Яр быстро целует меня в висок, что, несомненно, видят все остальные, и садится сзади.
Я достаю тетрадь на кольцах, пенал с ручками. На Харитонову стараюсь не смотреть, потому что она точно изрешетит меня вопросительными взглядами. Когда наконец раскладываюсь, подруга практически наваливается мне на плечо и шепчет:
– Женя! Вы что, встречаетесь?! Почему ты не сказала? А я думала, почему ты пропала?
Я прыскаю себе в кулак:
– Алин, перестань.
– Ага, конечно, жди! – взволнованно тарахтит она мне в ухо. – Как будто я могу перестать! Я сейчас из лекции ни одного слова не услышу. Подумать только, Гольцман и Шмелев! Вы что, с ума сошли?
– Наверное, – отвечаю с улыбкой.
– Мне нужны подробности.
– Давай после пары?
– Хочешь, чтобы я умерла? – шипит она.
Я прячу в ладонь сдавленный смешок. Чувствую себя неловко, но вместе с тем реакция подруги мне приятна. Потому что в последнее время мы заметно отдалились – после разговора об Антоне. Теперь, очевидно, она расслабилась и вернулась к амплуа девочки-феи. Не знаю, насколько это все правильно. Я никогда не воспринимала ее как лучшего друга в том сакральном смысле, который культивируется фильмами и книгами. Мне нравилось, что мы легко общаемся, доверяем друг другу в меру личные вещи. Нам всегда было комфортно, Харитонова много раз оставалась у меня ночевать. Я у нее – ни разу. Знала, что у Алины дома несколько странная атмосфера, но глубже не лезла и на откровенности не настаивала. Наша дружба всегда была пластичной и невесомой. Стоит ли мне сейчас сделать выводы из произошедшего? Я не знаю. Наверное, меня бы устроил предыдущий формат. Может быть, оттого, что другого у меня не было. В школе никто со мной не дружил. Было бы глупо отказываться от таких теплых отношений только потому, что они несколько неполноценны. Или только поэтому и стоило бы?
Я хмурюсь и черчу в тетради квадраты.
Может, это Шмелев на меня плохо влияет? Мы вместе всего ничего, а я уже почти лишилась одного друга и всерьез обдумываю отношения со вторым.